Эсхато. Бешеные

– Я сказал – выйди, и не неси чушь/

– Не неси чушь…

– Чушь? Этот вирус уже здесь, в городе! Его вчера принес тот чертов придурок. Какого хрена на границе его не задержали, а? А я скажу вам – он сынок какого-то там полковника, вот и проехал по блату! Все доказательства в сети! Вы знаете, сколько он встретил людей ПРЕЖДЕ, чем его закинули в больничку? Сотни, если не тысячи! А лекарства от этой хрени до сих пор не нашли! А то, что он мутирует, этот вирус, слышали? Утром говорили!

Станислав гордо стоял, напоминая вождя, который своими речами пытается убедить народ в собственной правоте. И, самое страшное, на часть аудитории эти слова подействовали: их глаза были устремлены на него.Из него бы вышел замечательный политик, если бы не этот раздражающий «Энерджайзер» в заднице, который больше вредит, чем помогает, подумал Алексей.

– Слушай, я понимаю твое негодование на счет этого вируса и разделяю твою позицию, частично. Однако это не повод грубить мне и пугать всю аудиторию необоснованными речами. Поэтому будь так добр покинь аудиторию и дай мне закончить лекцию.

Станислав с ненавистью посмотрел на преподавателя, снял свой портфель со спинки стула и направился к выходу.

– Вам просто все равно, – настаивал Стас. – Сидите тут, как ни в чем ни бывало…

– Продолжим, – сказал Алексей, игнорируя слова студента. Одновременно с чтением лекции он мысленно дал оценку происходящему, к сожалению – не утешительную. Стас – дурак, в этом нет сомнений, но даже дуракам нет смысла попусту пугать окружающих. Новости о вирусе настораживали всех, каждый надеялся, что зараза обойдет их стороной, и проблема решится сама собой, как это было всегда. Надев на себя очки под названием «Ну уж это точно меня не коснется», линзы которых были темными как черные дыры в космосе, прямо сейчас сидят в офисах, ходят по улицам и спускаются в метро, теша себя надеждой:

Все будет нормально

И Алексей вдруг понял, почуял нутром, что он один из таких людей.

Но что же остается делать? думал он. Паника может привести к куда более серьезным проблемам, чем этот загадочный вирус. Как же неуместно и глупо смотрятся люди, делая вид, что ничего не происходит; однако это до первого толчка, до первого удара, который заставит их очнуться ото сна и начать действовать: паниковать, разрушать и даже убивать…

В голову Алексея врезались слова, произнесенные Станиславом сегодня: А то, что он мутирует, вы не слышали? Нет, он не слышал. Интернетом он пользовался редко, а по телевизору этого не сообщали. Неужели он пропустил что-то?Он устал от этой суматохи, от ужасных новостей, которые приносил ему каждый новый день. Хотелось отдохнуть и не думать об этом кошмаре.

И вообще, может, все, что сказал Стас, – это чушь? Нет никакой «мутации», и все это он придумал для того, чтобы напугать аудиторию? В интернете бывают напишут такого… Иногда одно обаятельное лживое словцо прирожденного лжеца – именно таким и был Фаррум, Алексей отчетливо для себя это уяснил на последнем экзамене, когда тот убедительно соврал ему про умирающего брата, чтобы заполучить желанную тройку – способно повлиять на умы многих людей. Возможно, Алексей снова поддался искусной лжи Фаррума?

Не стоит паниковать, все будет нормально. Ты придешь домой, обсудишь это с Дианой, и вы решите, как....

Мысли Алексея прервал крик. Оглушительный женский визг заставил студентов повернуть головы к угловому месту у окна. Алексей знал, что там всегда сидела так называемая "тихоня" этого потока, серая мышка, прилежно посещающая все занятия – Катя Маршова. Она редко издавала вообще какие-либо звуки, что уж говорить о крике. Входила она в аудиторию всегда первая и выходила последней, придерживая свой крохотный портфель за лямку. Прилежная тихоня, твердая «хорошистка» – у нее была отличная грамматическая часть, но вот разговорный прихрамывал. О такой ученице мечтает каждый преподаватель.

Из-за крика Алексей привстал со места. Он был напуган. Еще бы не быть напуганным после всей той чертовщины, что ты накрутил у себя в голове. студентов были обращены к месту, где сидела Катя. Они не двигались, не шевелились и, казалось, даже не дышали. Все были напуганы, и даже храбрец Стас стеклянным взглядом застывший у входной двери в аудитории, смотрел туда же, куда смотрели все. Алексей понимал, что он, как преподаватель, должен действовать.Он встал с места и подошел к ступеням в центре аудитории. Рядом с Катей и даже на ближайших местах никто не сидел. Она, пряча лицо в ладонях, плакала: видны только ее светлые волосы, собранные в пучок.

– Маршова? – обратился к ней Алексей, но ответа не последовало. Только плач, и пучок движущийся то вверх, то вниз из-за рыдания. Студенты, находящиеся к Кате ближе всего, принялись спускаться вниз аудитории, словно она была бомбой, готовой в любую секунду взорваться.

Алексей начал медленно подниматься по ступеням. Медлил он не из-за того, что ему было все равно, вовсе нет. Он боялся, и не мог понять причины этого страха.Тихий плач сменился отрывистыми рыданиями. Девушка то и дело всхлипывала, затем сухо кашляла, а потом снова рыдала.

– Маршова, что с тобой? – Алексей подошел к ней почти вплотную, дотронулся до ее плеча, но ответа так же не последовало. Только рыдания, только кашель.

Алексей коснулся ее плеча, размером с половину его ладони (настолько хрупкой и маленькой она была), и потянул в сторону. Когда лицо Кати открылось аудитории, все шарахнулись в сторону, а девушки – взвизгнули.Ее лицо было красным: кровь сочилась из ее глаз вместе со слезами, глаза были налиты алым цветом, а вокруг них, напоминая ветви деревьев, вздулись вены. Тетрадь, ручка, парта и ее марлевая повязка – все было испачкано в крови. Милое бледное личико Кати Маршовой превратилось в нечто дьявольское и ужасное.

Алексей отпрянул. Он ожидал увидеть все, что угодно, но только не это.

– Она заражена! – раздался голос одного из студентов.

Студенты тут же бросились к выходу. Они толпились в проходе, проходя мимо Алексея и стараясь не смотреть на бедняжку Катю. Алексей понял, что все это время стоял недалеко от нее и не сделал ничего, а сейчас выступает в роли «живого столба», который отталкивают и пихают, чтобы продвинуться к выходу. Он не спускал глаз с Кати, находясь в шоке и не принимая до сих пор факт того, что видел. Наконец звон в его ушах затих.

– Есть у кого салфетка или платок? Дайте мне салфетку!

Проходящая мимо девушка достала из сумки влажные салфетки и протянула их Алексею. Он пробормотал слова благодарности и направился прямо к Кате, которая до сих пор плакала, сидя за своей партой, пряча лицо в ладонях. Несколько студентов остановились возле выхода, достали мобильные телефоны и начали снимать происходящее на камеру, не забывая брать в фокус своего преподавателя, приближающегося к зараженной девочке. Алексей отчетливо слышал, как несколько голосов из выходящей толпы сказали – «Надеюсь, все обойдется. Не зря с ней никто не общается…».

Самая большая человеческая слабость – надежда, что тебя все обойдет стороной – подумал Алексей.

– Катя. – Алексей дотронулся до светлых волос своей любимой ученицы и аккуратно их погладил, пытаясь успокоить ее. – Все будет хорошо. Я отведу тебя к врачу, ладно? – сказал он через маску, на которую сильно полагался прямо сейчас.

Она никак не отреагировала на его слова и продолжала рыдать, уткнувшись в парту. Под ее руками начали появляться красные пятна, которые постепенно расползались по белым листам бумаги, смешиваясь с чернилами и искажая латинские буквы, которые она аккуратно выводила в течение семестра. Кровь лилась из ее глаз водопадом, что пугало Алексея еще больше.

– Катя, у меня здесь есть салфетки… Мне надо… Ты не могла бы…

Его голос дрожал. Он понимал, что рискует заразиться, но не мог просто так стоять и смотреть.

Неужели этот чудак Фаррум был прав? подумал Алексей. Неужели Катя оказалась в том же месте и в то же время, где и тот гость с запада? Или это действует по принципу домино: упала одна костяшка, вторая, третья… тысячная, и так продолжается до сих пор? Что там говорили по телевизору про способы распространение вируса? Ни слова. Они вообще понятия не имеют, что это за штамм и даже как он распространяется. Кроме симптомов и символичного названия по телевизору не было ни слова. А вдруг и я уже болен? Может, и я уже через пару часов (дней, минут, секунд?) будет рыдать кровью?