Страница 10 из 58
Что касается Йейба, его завернули в мешковину и убрали в сарай садовника за фруктовым садом.
Пока новые благородные знакомые Хиша восхищались его роскошью и явным богатством, кредиторы были впечатлены куда меньше: на самом деле они всё больше беспокоились. Поскольку вложения и деловые предприятия Хиша ничуть не преуспевали, то недолго пришлось ждать, пока казна Хиша опустела и никто не доверил бы ему и медяка.
И вскоре кредиторы Хиша собрались вместе и призвали его к Судьям, которые сурово обошлись с несчастным Хишем. Приставы конфисковали всё его имущество и владения, не исключая бронзового идола Йайба, что не вызвало у Хиша особых сожалений, ибо уши Йайба были глухи к его молитвам, как и уши Йейба, которого тоже конфисковали приставы, когда обнаружили его за сараем садовника.
Одним словом, бедолагу Хиша выпроводили за его собственную дверь, оставив ему лишь чистую тунику и сандалии на ногах. Это и маленький глиняный идол Йиба, который приставы с презрением выбросили вслед за ним, как ничтожный ком обожжённой речной глины, не стоящий и десятой части серебряной монеты, было всё, что осталось у Хиша.
Прижимая Йиба к груди и громко оплакивая свою участь, Хиш добрёл по улицам Абзура до городской площади и не имея другого места, чтобы преклонить голову, снова занял свой старый участок под цветущей гималией, рядом с местом Торба. Столь скорбен был его лик, что в тот день немало медяков упало ему на колени — ибо, разумеется, он давным-давно выбросил свою старую нищенскую чашу — и на эти медяки той ночью он снова снял свою прежнюю лачугу за грязевыми ямами, ту, что с прохудившейся крышей. Она так и стояла пустой, с того времени, как он её оставил в первый же день своего преуспевания и до сих пор никто не потрудился её занять. Той ночью он спал, забравшись внутрь соломенного тюфяка, трясясь от холода в тонкой тунике.
Также этой ночью, как в старые добрые времена, Хиш сжёг перед маленькой глиняной фигуркой Йиба две кедровых стружки; а на рассвете он не забыл натереть плешивую макушку Йиба капелькой жира, одолженного у соседей.
В тот день Хишева новая чаша для подаяний наполнилась бренчанием меди и даже звоном парочки серебряных монет. Той ночью он вновь спал под шерстяным одеялом, сытно, но экономно подкрепившись ржаным хлебом, оливками и рыжим сыром.
Впоследствии каждый день Хиша видели сидящим на его обычном месте на городской площади и при этом он никогда не забывал своего долга перед Йибом. И, хоть Хиш и не процветал и не преуспевал, никогда он не ложился спать голодным, ибо продолжал радоваться милости Йиба, служением которому никогда больше не пренебрегал.
Как он когда-то сам высказался своему соседу, Торбу: — Прекрасен был Йайб, которого личный королевский скульптор отлил для меня из прочной бронзы; и красиво изготовлен был Йейб, которого резчик по камню вырезал для меня из глянцевого нефрита; но лучшим из всех был Йиб, которого я сделал сам из жирной жёлтой речной глины.
Или, по крайней мере, так рассказывают в Симране…
Как Гут охотился на Силта
Рассказывают в Симране о Гуте, который был и самым отважным из охотников, и искуснейшим в своём ремесле. Свирепые мантикоры с горных вершин пали перед его мастерством и ужасающие катоблепасы из долин, и даже лютые сенмурвы, что обитают в расселинах утёсов Йума.
Поистине, немного оставалось легендарных бестий Симраны, что не уступили его коварным ловушкам, тонким силкам, непромахивающимся дротикам. Ибо по гордыне своей, Гут загонял лишь зверей из легенд, оставляя более обычных тварей полей и лесов, рощ и пустошей уступающим ему охотникам меньшего мастерства и пренебрегая опасностью.
Его прославленный в истории охотничий домик стоял во мрачном Чудесном Лесу за холмами Йума: и этот Лес прозвали так за многочисленных и разнообразных легендарных созданий, которые обитали на его полянах и рощах. Лес служил обиталищем не только чудовищной змее аскар, девятилапому горату и птице агути, питающейся лишь росой, но также и куда менее добронравным и безобидным бестиям.
Всех этих зверей и ещё намного больше, бесстрашный и ловкий Гут выследил и истребил, и их рога или головы (должным образом набитые и прикреплённые) украсили стены его домика, где висело и всяческое оружие, известное охотникам Абдазура и тридцати царств вокруг него.
О, весьма прославлен был доблестный Гут в южных краях Симраны, что выходит на берега Киларианского моря и был Гут любимцем многих государей. Мантии Семи Королей Абдазура были отделаны бородами ламуссов, который он добыл на зелёных равнинах Пириона, а диадемы их Королев увенчаны пышными перьями птиц голот, которых он ловил в лесах Фатоэ.
Но никогда ещё Гут не добывал силта, и эта задача беспокоила его мысли и тревожила его сны.
Пугливый и неуловимый силт — ныне редчайший и самым скрытный из созданий Симраны. По словам наиболее авторитетных и всесторонних бестиариев, чьи описания силта в лучшем случае скудны, а в худшем крайне сомнительны, на силта никогда не охотились забавы ради. И причина этого, как объясняют составители бестиариев, в том, что плоть и облик силта столь же безвидны, как сам воздух, и оттого их нельзя увидать и самым зорким глазом. Более того, поскольку хитрый и незримый силт не бродит ни на двух, ни на четырёх, ни даже на шести лапах, но скользит на брюхе, как червь или слизняк, он не оставляет следов, по которым охотник смог бы проследить его до самого логова.
По этим причинам, а именно: редкости и неуловимости, и оттого, что даже самый прославленный охотник былых времён никогда не добывал силта, Гут отважился совершить этот подвиг в одиночку, чтобы его имя всегда вспоминали в песнях.
К этому походу готовился он обдуманно и тщательно. Чтобы как можно больше помешать силту его разглядеть, Гут облачился в серую одежду из шкурок летучих мышей, невидимых в дневных тенях, ибо они вылетали в сумерках и ночью. Облачившись таким образом, он спустился по реке мимо городов Калуд, Тириот и Хунг, и вступил в необитаемую пустыню, известную как Доор Опустошённый, который слухи называли прибежищем осторожного и скрытного силта. Уже вечерело, когда необычно вооружённый Гут миновал оазис Илун, смеркалось, когда он достиг голых холмов Хуна, и луна безучастно заблистала на горизонте, когда он спустился в глубокие ущелья, которые некоторые считали местом, где силт отдыхает.
Ступая столь же тихо, как сны, проплывающие через врата из рога и слоновой кости, Гут скользил сквозь мрак ущелий и расселин, и, пока он скользил из тени в тень, в меховом облачении сам казавшийся лишь мелькнувшей тенью, был Гут осторожен и внимателен к малейшему запаху силта, ибо все бестиарии соглашались в том, что червеслизни оставляют в воздухе горький и едкий душок, по которому можно догадаться об их присутствии. И ни у одного охотника не было чутья острее, чем у славного и искусного Гута.
Он с тщательностью подбирал себе снаряжение. На поясе у него наготове висели мешочки с сухим тальком, ибо при первом же запахе силта Гут намеревался метнуть в воздух облако мелкого порошка, полагая, что он облепит плоть силта, ясно показав то, что невозможно было увидеть иным способом, даже в темноте. Вооружение Гута составлял лишь короткий охотничий нож с широким клинком, покоящийся в меховых ножнах на поясе, ибо плоть червей и слизней нежна, и большей стали на неё не потребуется.
Вскоре ветер донёс до его ноздрей то острое, кисловатое зловоние, которого он ожидал и, заметив направление, откуда дул ветер, он швырнул туда содержимое первого мешочка. Когда облако мелкой белой пыли осело на безвидном силте, Гут с некоторой тревогой заметил, что бестиарии недостаточно подготовили его к невероятной величине его добычи.
И, когда к нему заскользил ещё один чудовищный слизняк, разверзнув свою пасть, похожую на сфинктер, но усеянную рядами зубов, длинных и острых, как иглы, Гут осознал ещё один недостаток бестиариев. Ибо они не потрудились упомянуть, что силт обожает питаться Людьми; и эта история из тех, где нет счастливого конца.