Страница 19 из 20
– Всего-то.
– Это много. Очень много! Я никогда не был и не буду, скажем, рабом, поскольку мне это попросту неинтересно. Не люблю, когда меня водят за нос. Я никогда не работал, и не буду работать ни за какие деньги, пусть очень большие, поэтому никогда не убью, не украду, не возжелаю жены ближнего своего. Ты понимаешь, о чем я?
– Прямо Иисус.
– Не иронизируй. Заповеди соответствуют моему чувству прекрасного, это заложено в каждом человеке, но мы этим пренебрегаем, потому и живем дурно, что ищем наживы. Мне противны те и другие, которые дураки и которые ими правят, и вешают лапшу про светлое будущее. Семьдесят лет дурят народ. А на самом деле? Одни наживаются, другие им служат. Честность стала убожеством, потому что честный раб хуже, чем просто раб, это убожество, инвалид души. Уж лучше быть жуликом. Понимаешь? Не ради денег, ради интереса! Тогда и жизнь в радость.
– Жизнь ради удовольствий? Старо. А как же справедливость?
– Закон и порядок, – Драма усмехнулся. – Удовольствие разным бывает. Стражи порядка получают удовольствие, избивая заключенных в камерах, и берут взятки, чтобы отмазать виновных. А я живу, не насилуя природу, никого не эксплуатирую и в государственный карман не лезу. Разве мало?
– Все равно за чей-то счет, иначе не бывает.
– Я живу за счет драматургии, за счет головы и вдохновения. Мне хватает.
– За счет гонораров?
– Можно сказать. Помнишь «Маленькие трагедии»? Пушкина. Дон Гуан соблазняет вдову на могиле им же убиенного супруга. Кощунство, парадокс? Он-то мне и нужен. Это же интересно! Соблазнителю плевать на вдову, его манит возможность осуществить невероятное. В этом энергия жизни. Ему важно не только наблюдать, но управлять грехом, процесс интересный. Его вдохновляет не тело, но соблазнение. Понятно?
– Это литература, не жизненно.
– Еще как жизненно! Просто не видим, пользоваться не умеем. А Пушкин гений, он это видел и понимал. Жить за гранью добра и зла, вот что интересно. Вчера, например, я заключил пари на крупную сумму. С одним мужем, что трахну его жену. Я в глаза ее не видел, но сегодня должен уложить в постель. Невероятно? Муж сомневается в ее верности и готов рискнуть, тоже ради интереса, деньги ему не важны. Кто выиграет, неизвестно, но адреналин будет точно. Словом, в своем деле я Пушкин и Дон Гуан в одном лице. Разве плохо!
– Ты тщеславен, это грех. – Ежов взглянул на часы. – Спасибо за угощение, мне пора.
– Может, еще посидишь?
– Толку от тебя мало, – гость поднялся, отправился к шифоньеру. – Надеешься в стороне устоять? Попробуй, только секи поляну, могу прибить ненароком. Если окажешься на пути, сочувствия не жди, тогда посмотрим, кто был прав. Понял?
– Учту, – поблагодарил Драма. – И горжусь, что ни одного рубля в жизни честно не заработал.
– И еще один совет, – Ежов надел пиджак. – Никогда не думай, что ты умнее всех. Это опасно и глупо, не говоря о том, что совершенно не соответствует истине. Я предупредил, а дальше сам.
Зазвонил телефон, Драма снял трубку.
– У аппарата… Кого-кого? – Драма удивленно смотрел на брата, протянул трубку. – Спрашивают Сержа. Не тебя, часом?
Ежов взял трубку.
– Слушаю.
– Серж! – просипел мужской голос. – Тебе привет от Илоны. Она просит тебя подъехать.
– Куда?
– К Крупскому. Она подойдет сама, – послышались гудки.
– Ничего не понимаю, – Ежов опустил трубку, посмотрел на брата.
– Что-то случилось?
– Просят подъехать к какому-то Крупскому. Кто это, не знаешь?
– Знаю, – Драма кивнул. – И ты знаешь. Мужик стоит на площади. Памятник Ленина, рядом сквер, куда он рукой показывает. Место встречи фарцовщиков, барыг, и вообще. Излюбленное место свиданий. И поосторожней там. Пума девочка хищная, голову откусит и не подавится. Если прижмет, ты звони, не стесняйся. Петру Тимофеевичу пламенный привет, а на алименты пусть не рассчитывает.
Ежов быстро оделся и, попрощавшись, вышел во двор дома, стемнело. Снег еще сыпал, но как-то лениво, без энтузиазма, снежинки падали тихо. От соседнего подъезда как раз отъезжало такси. Он махнул рукой, привлекая внимание, зеленый огонек погас. Рядом с водителем силуэт пассажира. Машина мигнула фарами, притормозила. Ежов подошел, водитель открутил окно.
– Тебе куда? – у таксиста было мясистое лицо с опухшими веками.
– До площади.
– У нас их много, площадей. Из деревни?
– В центр. К памятнику Ленина.
– Садись, – таксист мотнул головой. – С той стороны.
Ежов обошел машину, сел на заднее сиденье. Такси тут же тронулось. Сидящий впереди пассажир обернулся, в полутьме он его не сразу узнал. Валет! Поздно. Паралитический газ со змеиным шипением струился в лицо. Ежов потерял сознание.
Глава 9
Марина
Ты перед сном молилась, Дездемона?
«Отелло». Шекспир.
(Тетрадь Драмы)
Первое время дела шли успешно. Пума имела кураж и смелость, адреналин дает радость бытия. Не жалея сил и времени, я натаскивал подопечную на клиентов, как собаку на дичь, разъяснял тонкости мужской или женской психологии, разницу в подходах, терпеливо вдалбливал в ее красивую головку азы ремесла. Ее талант и мой опыт приносили ощутимые плоды, мы отрабатывали схемы, как бы прогоны, тренировались на обычной публике, но уже имели больше, чем можно выжать из целого отряда честных проституток. Сутенерскую ниву, кстати, я полностью оставил, чтобы не разбрасываться по мелочам. В бандитском мире как? Только зазевался, хлоп! Дырка в башке, похоронный марш. В любой бухгалтерии желающих оттяпать ваш кусок пирога всегда предостаточно, готовы оторвать вместе с пальцами, а тут профессиональные головорезы с кастетами и пистолетами, ножами и бритвами в рукаве. Нет, лучше дать дорогу молодежи, уйти под крики браво и аплодисменты, чем плыть на руках бывших товарищей под поминальный перезвон в направлении кладбища.
Про женщин я знал немало, про их слабости и пороки, как ими пользоваться, и это звучит цинично, однако мы, советские сутенеры, только кажемся негодяями, а по сути такие же лохи, как большинство мирных граждан. Пума мое все! В это я поверил незыблемо, иначе бы не рискнул привязаться. Мы стали неразлучны, как сиамские близнецы, как самые верные и любящие молодожены, которых объединяют не только брачные узы или гармония жаркой ночи, но общее дело и планы на будущее, и деньги тут вовсе не главное, но сам процесс, любовь к авантюрам, игра. Я уже планировал переход на более почтенную публику в виде подпольных миллионеров, начал объяснять тактику длительного контакта, и тут Пума вдруг заупрямилась.
– Чего это ради я должна какому-то идиоту хранить верность! Еще прикажешь пироги печь, или носки стирать, из дома не выходить? Я в рабство не нанималась.
– Пойми, детка, все окупится сторицей. Но при одном и непременном условии. Клиент должен тебя любить по-настоящему, доверять как родной матери, и даже больше. Лучше работать редко и метко, чем суетиться по мелочам.
– А ты! Ревновать не будешь? – она язвила. – Скучать без меня?
– Что ты, дорогая! Все прощу, – я беспечно обнимал гадюку за талию, не понимая, что играю с огнем. – Это просто работа, за которую платят деньги, и деньги хорошие.
– Вот и работай, женись на старушке с брильянтами, будешь с нею спать, а деньги поделим.
– Не дури, милая, – я шутливо печалился. – Обязательно женюсь! Есть одна старушка на примете, только слишком молода и красива. Я жду, пока ты состаришься, тогда погуляем от души, шторы оборвем и пододеяльники в клочья. Слезать с тебя не буду. А пока идем в магазин! Пора брильянты покупать, а как? Выберу, а вдруг тебе не понравятся, деньги на ветер…
Она кидалась на шею с детской непосредственностью. Господи, как они глупы, это приятно. Тут-то они и ловят нас. Так, или примерно так, заканчивались разговоры на тему подпольных миллионеров, которых надо культурно ограбить, но сделать это могла только Пума. Понятно, девочка набивает цену и, опять же, я тупо верил, что деньги не важны. Мы договаривались работать пополам, разумеется, за вычетом всех расходов, и чего надо? Это я был глуп. Ей надо было все! То есть, она играла по-крупному, а я доверчиво выкладывал ей все секреты мастерства, которые копились годами, выстраданы опасной жизнью. Душа моя от рождения была черной, как антрацит в преисподней, а со временем, пройдя через горнило сутенерских лет, уголь спекся и стал походить на отработанный шлак. Пума это поняла, и воспользовалась, вернув меня к жизни, и она это знала. Тут женский расчет, и безумец влюбился. Она мечтала взять меня полностью, поработить оружием, которое я сам дал ей в руки. Это я понимал, но был уверен, что отчаянная борьба закончится в мою пользу, никуда она не денется. Я же кремень! Без меня ее красота ничего не стоит. Дебил.