Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 20



Бешеная езда продолжалась. Ехали как раз не быстро, центр города все-таки, но движение было не управляемым, потому и казалось бешеным. Мимо проносились фасады, деревья и машины, пешеходы. Мимо проносилась обычная жизнь. Она была мирной и удивительно счастливой, чужой и недоступной. Шагавшие по тротуарам люди даже не подозревали, как они в сущности счастливы, им дела не было до черной исполкомовской «Волги», ни до ее пассажиров, до перепуганного насмерть мэра. Их волокли по улице как старый ненужный хлам, как допотопную пишущую машинку, которой самое место на свалке. Кто написал? Да плевать миру на это письмо с угрозами. В стране Перестройка, старье тащат на свалку, вместе с его начальниками. Казалось, их сцапало какое-то жуткое чудовище и, хрюкая, тащит в бездны мироздания.

Впрочем, философствовать Ежову было некогда. Очередной перекресток проскочили с запозданием на красный свет, водитель самосвала не пытался затормозить, его мало заботило самочувствие прицепа. Мелькнуло изумленное лицо инспектора ГАИ, бедняга хотел свистнуть и чуть свистульку не съел, распознав мэра, точнее, номера машины. Понеслась беспорядочная толпа народа, штурмующего винный магазин. Очередь занимала целый квартал и напоминала гигантского ящера с чешуей из человеческих голов. Потянулся зеленый забор строительный площадки.

– Приготовься! – крикнул Ежов. – Сейчас выйдем! Слышишь?

Глаза сверкали, он был в азарте. Тело мгновенно реагировало на указания мозга, который даже не успевал осмыслить обстановку, но посылал импульсы. Прыгающий перед самым носом зад самосвала заслонил всю прожитую жизнь и почти все небо, но вот ход бешеной гонки замедлился, близился большой перекресток, который нахрапом не проскочишь. Ежов, по возможности сохраняя дистанцию, нажал бесчувственной ногой на тормоз, еще раз. Снова. Все! Остановились.

– Выходим! Папаху не забудь.

– Портфель! – мэр поднял из-под ног свой каракулевый убор, с которым не стыдно подняться на трибуну Мавзолея. – Портфель! Там папка…

Едва они покинули горемычную «Волгу», как самосвал злобно зарычал, и потащил свою жертву. Ежов проводил его взглядом. Такой прицеп без водителя далеко не уедет. Он присоединился к отцу, стоявшему на обочине с непокрытой головой. Сыну показалось, что тот не в себе, иначе не понять, почему ярый коммунист, перед тем как водрузить папаху, истово перекрестился. Глаза под очками были совершенно дурными, зрачков не было. Они сократились до булавочного укола.

– Скорую? – Ежов искал глазами телефон-автомат.

– Волки, – не своим голосом сказал мэр, безумными глазами глядя на сына. Это был не голос, а скрип железа по стеклу. Похоже, пережитый стресс не прошел даром.

– Какие волки, ты что. Пап! Может, в больницу. Как себя чувствуешь? – Ежов приподнял портфель, поводил им перед носом мэра, надеясь, что вид важного предмета приведет отца в чувство.

– В Обком, Сережа! – мэр забрал портфель. – Поймай машину.

Ежов вышел на дорогу и поднял руку, останавливая любого частника в потоке машин. С обочины неподалеку тут же отъехал оранжевый «Москвич», и остановился перед ними.

Глава 7

Макс



Принц Уэльский

Я мертвых дядей вовсе не боюсь.

Глостер

Ну, а живых, надеюсь, тоже?

«Ричард III». Шекспир.

– Здесь остановите, – сказал пассажир в клетчатом пальто, и сунул руку в карман. Макс, нижнюю половину лица которого скрывал широкий шарф, угрюмо кивнул. В последний момент они проскочили перекресток, желтый свет уже мигал. Глянув на знак, запрещающий остановку, Макс прижался к тротуару возле гастронома, и резко затормозил. Старенький «Москвич» от такого обращения дернулся и заглох. Клетчатый пассажир сочувственно вздохнул.

– Три рубля устроит?

Макс в ответ что-то буркнул и, не удостоив клиента взглядом, взял протянутую купюру и небрежно бросил в бокс на панели. Пассажир с любопытством глянул на неразговорчивого водителя и вышел из машины. Макс проводил его пустым, ничего не выражающим взглядом, заблокировал двери. Когда спина пассажира скрылась за углом, Макс тяжело повернулся, отчего сиденье под ним жалобно скрипнуло, взялся обеими руками за увесистый кофр, какими обычно пользуются киношники, и переставил его на соседнее сиденье. Огляделся.

Снег усиливался, начал валить крупными хлопьями. У винного отдела толпа прессовалась в шевелящийся массив, от которого тянулся безнадежно длинный хвост черной очереди. Падающий снег превращал мир в кадры старой кинохроники. Подавшись корпусом вперед, через облепленное снежинками лобовое стекло, Макс глянул круто вверх, на окна объекта. Затем достал из бардачка баллончик с аэрозолем, и тонким слоем запылил стекла специальной эмульсией, вздохнул. Теперь салон машины и сам водитель защищены от взоров случайных зевак. Народу возле гастронома толклось множество, и меры предосторожности могли оказаться не лишними.

Макс снял шапку и сдернул с шеи основательно надоевший шарф, бросил маскировочный антураж на заднее сиденье и рукавом куртки вытер вспотевший лоб, на котором отпечаталась багровая полоса. Закурив, он с наслаждением затянулся. Чуть приоткрыв боковое стекло, выпустил клуб дыма, после чего взялся за дело. Откинув крышку, извлек диктофон и наушники, вытянул антенну и, склонившись над кофром, где находилась профессиональная аппаратура, защелкал переключателями. Появилась возможность описать Макса поподробней.

Это был массивный темноволосый мужчина лет сорока. Угрюмое лицо с выпирающими надбровными дугами, кустистые брови и нечитаемые глаза с неподвижным взглядом производили тяжелое впечатление. Бесформенные уши, приплюснутый нос с разбитой горбинкой, жестко очерченный рот, на правой щеке шрам, упрямая челюсть с черной щетиной, он только что начал отращивать бороду, одним словом, милашка. Мрачное лицо Макса несколько оживилось, мясистые пальцы, испещренные белыми шрамами, зависли в воздухе над сумкой, оставив в покое кнопки и регуляторы. С минуту он выжидал, прислушиваясь к голосам, доносящимся из наушников, потом проворчал что-то себе под нос и нажал на диктофоне клавишу записи. После этого он отодвинул кресло и устроился поудобней, собираясь провести в этом положении немало времени, во всяко случае, сколько потребуется. Так хищный зверь, устроив засаду на тропе, проводит долгие часы в абсолютной неподвижности.

Несмотря на свою, мягко говоря, неинтеллигентную внешность, Макс был умен, точнее, хитер, так как ум его был скорее звериный, чем человеческий. В настоящее время он выполнял обязанности шефа службы охраны, так обозначил его должность босс городской мафии, человек, которому он был всецело предан до последнего времени. Сейчас, записывая на пленку разговор, происходящий на квартире своего знакомого, Макс выполнял указания Хозяина. Впрочем, на то имелись и другие причины, личного характера. Например, ему очень хотелось ответить на вопрос: каким образом его, Макса, приметы оказались опубликованы в газетах? Маньяком он, конечно, никогда не был, но к этой истории, тем не менее, имел отношение самое непосредственное. Вот и пришлось в срочном порядке сбривать усы, отращивать бороду и ездить по городу на чужой машине, кутаясь в широкий шарф и натянув меховую шапку, опасаться каждого встречного и поперечного. От неприятностей Хозяин его, конечно, избавит, но тут, Макс это чуял сломанным носом, нечто другое, более сложное. Отсиживаться нельзя, обстоятельства вынуждали действовать.

Чтобы понять ситуацию, в которой Макс оказался, надо знать предысторию его жизни. Родился в тюрьме, уже весело. Мать воровка, умерла при родах. Отец неизвестный солдат ВОХРы. Воспитывался в детдоме, где голод и побои обычное дело, обучался на малолетке, в колонии для несовершеннолетних, куда угодил за покушение на жизнь Кобры, очкастого директора детдома: зарезать не сумел, слишком мал был и худ. Завершил образование в ИТК строго режима, отбывал срок за ограбление сберкассы. Откинулся жестким парнем, с дубленой душой и уверенностью, что эта жизнь не для слабых духом. Работать не собирался, да и при всем желании устроиться с его биографией невозможно. Что дальше? Без вариантов. Сколотил банду из молодых уголовников: доили проституток, барменов, пивных жуков, прочую шваль, но случалось, что кидали крупных фарцовщиков, перекупщиков машин, валютчиков и разных барыг, тут и начались неприятности. Пока партизанили по мелочам, в захудалых районах, их не трогали, хотя не раз предупреждали. Но аппетиты у начинающих гангстеров росли, они все чаще влезали в так называемый «котел», центральный район города, где находились лучшие рестораны, гостиницы и тусовки разного рода фирмачей. Этот район тогда считался вотчиной картежных шулеров, держащих под контролем теневой бизнес.