Страница 48 из 68
Тетя Эвелин побледнела, у нее дрожали руки, глаза не мигая смотрели в пустоту, словно ее погрузили в гипноз.
— Не мучай меня, — попросил Сэм, чтобы немного разрядить обстановку. — Папа ведь за тобой вернулся?
— Вернулся. Но слишком поздно. Вред был уже причинен. С тех пор у меня очень слабая нервная система. Из-за малейшего беспокойства могу впасть в состояние необъяснимой паники. Я понимаю, это была всего лишь детская шутка, Аллан не желал мне зла... И всё-таки я получила серьезную травму.
— А... А Рудольф? Он-то как завладел этим зданием?
— Он на эту тему — как и на многие другие — почти никогда не распространялся... Я только знаю, что после смерти бабушкиных родителей, в 1970-х годах, квартиру продали. Ну а года четыре назад Рудольф купил дом и, прежде чем туда заселиться, всё там перестроил.
— А ты не спрашивала, что он сделал с Большим Камнем?
— Он притворился, будто знать не знает о его существовании. Сказал, строители, наверное, его демонтировали, когда строили подземную парковку. У меня было весьма смутное представление о том, где именно находился Камень. И проверить я бы всё равно не смогла, для меня это было чересчур сложно.
— Вранье! — возмутился Сэм. — Конечно же он сохранил Камень! Он вообще только ради него этот дом и купил! Именно с его помощью он мог путешествовать во времени и добывать для «Аркеоса» антикварные редкости!
— Лили отреагировала точно так же, — вздохнула Эвелин. — И, кстати, в разговоре с бабушкой мы выяснили еще одну интересную подробность. Которая тебя тоже касается...
Сэмюел нахмурился, ожидая продолжения.
— После путешествия в Помпеи вы с Лили попали в Чикаго, правильно? В дом, который собирались сносить, да?
— Эм-м... Да... Камень, который нас туда перенес, как раз собирались снести бульдозером, и мы не смогли их остановить.
— Лили нашла в интернете старые карты города, и бабушка уверена, что это здание стояло на том самом месте, где она провела детство...
Сэмюел вытаращил глаза, и аппарат, измеряющий пульс, запищал пуще прежнего.
— Ты хочешь сказать, что на месте дома, который тогда сносили, потом построили бабушкин?
Эвелин кивнула:
— Поэтому я и говорю, что судьба Фолкнеров связана с этим проклятым булыжником!
— Невероятно! — воскликнул Сэм. — То есть у всех нас были какие-то свои отношения с Камнем! С самого начала! У тебя, бабушки, папы... У нас с Лили... Даже у Рудольфа! Нуда, конечно, и у него тоже! Когда мы попали в Чикаго 1932 года, машина с логотипом «Аркеоса» стояла прямо напротив стройки.
Я обратил на нее внимание. Это был фургон антикварной лавки — той самой, которая принадлежала Рудольфу... То есть он уже тогда знал про Камень!
— Он всё продумал, — кивнула Эвелин. — С самого начала. Теперь-то это совершенно ясно.
— А ты... никогда ни о чём не подозревала?
— В Рудольфе чувствовалась какая-то загадка, этим он и притягивал...
— Но ведь ты говоришь, он тебя использовал?
— Ну... Думаю, я была ему нужна для того, чтобы быть ближе к Аллану. Чтобы присматривать за ним, знать все подробности его жизни, что-то такое... Рудольф часто расспрашивал меня о родных. Говорил, что мне будет полезно говорить о своих проблемах вслух, что это нечто вроде психотерапии. В то же время он по непонятной причине категорически отказывался познакомиться с бабушкой и дедушкой. Говорил: «Попозже. Когда будем абсолютно уверены в своих чувствах». А на самом деле просто боялся, что встретит в доме у дедушки с бабушкой Аллана и тот его узнает. Но я-то об этом не могла догадаться. Он согласился прийти к нам домой только после того, как Аллан пропал.
А ведь и правда. Сэмюел забыл эту подробность, но он действительно впервые увидел Рудольфа только месяц назад. До этого тот был именем без лица. Эвелин постоянно о нём рассказывала, и Сэму оставалось только представлять себе этого суперделового бизнесмена, который так занят работой в сфере международной торговли, что никак не успевает доехать до Сент-Мэри.
— А что вы делали в офисе «Аркеоса», когда он тебя туда возил? — спросил Сэм.
— Обычно Рудольф работал у себя в кабинете, а я ждала в квартире на верхнем этаже. Я там, в общем-то, ничем особенным не занималась: нужно было просто думать о нём...
— Что?
— Думать о нём — вот и всё. Да и вряд ли я бы о нём забыла — там повсюду висели его фотографии! Он говорил, что, когда я рядом, ему проще сосредоточиться и в голову приходят самые гениальные мысли. Будто я посылаю ему положительные волны... Мне казалось, это так романтично! Какой же я была дурой...
— А в последнее время не произошло ничего такого, что объяснило бы изменение его поведения? — осторожно спросил Сэм, чувствуя, что начинает кое о чём догадываться.
— Не знаю. Он просто вдруг как-то... отдалился. Десять дней назад мы должны были вместе поехать в Нью-Йорк. Но в последний момент он не смог прилететь. Сказал, что внезапно возникла встреча с важным клиентом. Присоединился ко мне только через два дня. Но мыслями по-прежнему витал где-то далеко. И вот с тех пор...
Эвелин не успела договорить. Дверь палаты шумно распахнулась, и вошел старый врач с густыми седыми усами. Его сопровождала медсестра, толкавшая перед собой тележку. Они решительно направились к кровати Сэма.
— Вы правы, Дженет, — прогремел врач, даже не удосужившись представиться. — Показания приборов не обманули, наш герой действительно пришел в себя!
Он приблизился к Сэмюелу, изучил цифры на экранах и, схватив его руку, пощупал пульс. Взъерошенной шевелюрой, пышными усами и повадками старого пса доктор напоминал Эйнштейна со знаменитой фотографии.
— Угу! — кивнул он. — Ритм по-прежнему неровный, но уже гораздо лучше. Как самочувствие, герой?
— Я... Я совершенно здоров, — заверил Сэм, надеясь, что ему разрешат вставать с кровати.
— Очень хорошо, — обрадовался врач. — Значит, остается только провести кое-какие дополнительные обследования... А вам, — обратился он к Эвелин, — надо бы отдохнуть, вид у вас измотанный. Юноша пошел на поправку, волноваться больше не о чем. Если, конечно, он не боится уколов!
Тут Сэм услышал, как на тележке медсестры что-то звякнуло, и увидел, как она наполняет лекарством шприц с такой длиннющей иглой, будто дело происходит в фильме ужасов — «В клинике сумасшедшего профессора». Сэмюел терпеть не мог уколы... Он весь напрягся при мысли о двух сантиметрах металла, которые вот-вот воткнутся в его плоть и проникнут ему в вены. Всё-таки порой в жизни бывают моменты, когда думаешь, что уж лучше бы ты умер...
24 АНЕСТЕЗИЯ
Как и обещал доктор Эйнштейн (на самом деле его звали доктор Хок), Сэмюела продержали на обследовании в клинике Сент-Мэри еще сутки. Целый день гоняли по анализам и осмотрам. И даже когда усадили на велотренажер, чтобы снять электрокардиограмму во время физических нагрузок, ничего плохого не обнаружили. Только старый доктор отчего-то удивленно хмыкнул, приговаривая:
— Всё же очень странно...
Сэмюел не решился спросить, что такого уж странного видит врач. Он боялся узнать правду о своем сердце. Особенно если эта правда будет означать невозможность осуществить задуманное...
Сэм ходил из кабинета в кабинет и в одном из коридоров встретил Изабель — медсестру, которая дежурила у постели отца. Она очень по-доброму отнеслась к Сэмюелу и пригласила заходить к ней поболтать, если станет грустно. Изабель восхищалась его подвигом на пожаре. И пару раз заглядывала в палату узнать, всё ли в порядке. Сэмюел воспользовался случайной встречей, чтобы задать медсестре кое-какие вопросы, и получил полезную информацию. Главным образом о состоянии Аллана. Изабель призналась, что в последние дни дела стали хуже. Его отец всё глубже проваливался в забытье. Впрочем, добрая женщина с энтузиазмом заверила мальчика, что прогнозы в подобных случаях делать сложно и нередко случается, что пациенты совершенно неожиданно приходят в себя. Для Сэмюела это означало две вещи. Во-первых, отца еще можно спасти. Во-вторых, действовать нужно быстро...