Страница 2 из 14
Этот мелкий, что у них старший, копался в клише с таким видом, как будто на клад нарвался. Если внимательный и не дурак, то увидел он там очень много лишнего. Хорошо, если он не понял, что увидел и укажет в акте только про обогреватели. А если нет? Нельзя рассчитывать на лучшее, нельзя… Надо подстраховаться! Если не предупредит, и все далеко зайдет, его не простят… Это он здесь директор и начальник, а те, кто сумасшедшие деньги через его типографию делают, плевать на табличку на его двери хотели. Не хочется проверять, «утонет ли он в ванне», или «прыгнет с крыши»… Жизнь хороша!
Директор пододвинул к себе телефонный аппарат и набрал по памяти хорошо знакомый номер.
— Алло, Анвар? Типография на проводе, — сказал Василий Филиппович в трубку устало. — У нас ЧП. Бумагу на нас нехорошую накатают после проверки. Нашел один из проверяющих левак… Откуда проверка? Комсомол резвится, но бумага, сам понимаешь, даже от них будет серьезно рассматриваться… Кто конкретно? Да мелкий пацан один, Кирилл Борщевский, в МГУ на экономическом факультете учится, руководитель группы Комсомольского прожектора… Нет, курс не знаю какой… Разберешься? Спасибо, дорогой!
Сразу после типографии, попрощавшись с товарищами, поехал к Сатчану. Даже без звонка, поскольку уже понял, что его редко не бывает на месте. Так зачем зря время тратить?
Хорошо приезжать перед самым окончанием трудового дня — никаких посетителей. И меня сразу же к Сатчану и пропустили.
— Что-то интересное по типографии нарыл? — сразу же сообразил второй секретарь, увидев меня без предварительной договоренности.
— Все верно, — кивнул я, — это не типография, а золотое дно. Официально они контурные карты да учебники клепают, а неофициально — всякие книги дефицитные. Жюль Верн, Ефремов… Даже сложно представить, какие там деньжищи каждый день зарабатываются. Если даже по двенадцать рублей, в четыре раза дороже, чем госцена, сбывать эти книги, с каждой будет навар рублей по восемь, с учетом сырья и платы за риск тем, кто сбывать будет. Если в день делать по тысяче неучтенных экземпляров и не останавливаться на выходные, то это по двести сорок тысяч рублей в месяц. А Москва — рынок огромный, его даже так не затоварить.
В возбуждении перешел на привычный сленг — вряд ли Сатчан понял, почему Москва рынок, и как его можно затоварить. Но его это и не волновало — давно общаемся, он привык к неожиданным словечкам от меня. Считает, наверное, что я много специальной литературы читаю, да иностранный язык учу, вот у меня незнакомые для него слова и вылезают. Да все его мысли сейчас другое занимало, вовсе не мои термины.
— Двести сорок тысяч в месяц? На книгах? — смешно выпучил он глаза.
Я вспомнил, что книги ему, наверняка, покупать самому из-под полы не приходится. Зачем, ему и так бесплатно приносят все хорошие люди, что хотят с перспективным комсомольским кадром задружиться. Так что пришлось пояснить:
— В магазине многие дефицитные книги не купить, а с рук их продают дорого, вплоть до пятнадцати-двадцати рублей за особо редкие экземпляры, что сильно востребованы.
— Надо же! — удивился Сатчан.
Точно — не в курсе! Вот так партийные товарищи и высокопоставленные комсомольцы и проспали проблему дефицита множества товаров для народа. А чего им переживать — у них же на базах все есть, вплоть до иностранной продукции. Приходи, да покупай по официальной цене. Они и представить не могут, как могут быть задраны цены на дефицитные товары для простого народа… Разве что про шубы Сатчан знает, да про легковые машины с квартирами — а по мелочи, как с теми же самыми книгами, он и не в курсе. А если его про гречку спросить, знает, что она в дефиците, интересно?
Но сегодня мы дефицит гречки обсуждать не стали. Сатчан выскочил из-за стола и возбужденно заходил по кабинету.
— Сотни тысяч рублей в месяц, значит… Вот тебе и типография! — сказал он с таким возмущением, что и не понять, если его не знать хорошо — он возмущен за государство, теряющее деньги от неучтенной продукции, или тем фактом, что его группировка не крышует этот бизнес? Но я-то его знаю, так что у меня сомнений не было, явно не о социалистической собственности этот товарищ печется.
— Ну что же, будем разбираться! — сказал он решительно.
— Самедову в отчете докладывать про левак? — спросил я.
— Ни в коем случае! — замахал руками Сатчан так энергично, что по кабинету пошли потоки воздуха.
— Ну тогда еще один вопрос — раз будете под свой контроль брать эту типографию, то я тоже хочу окунуть свой клювик, — сказал я, — готов брать ежемесячно книгами. Скажем, по полсотни штук, и я предпочитаю не всякие разрозненные экземпляры, а собрания сочинений.
По лицу понял, что принципиальных возражений у него нет, но количество книг его несколько смутило. Сатчан спросил:
— Надеюсь, не будешь сам продавать из-под полы? Смотри, если милиция заметет, не факт, что успеем отбить!
— Нет, не собираюсь, — честно ответил я, — по крайней мере, пока не соберу сотен шесть экземпляров. Это необходимый минимум для культурного человека, чтобы на меня гости не смотрели, как на дикаря из джунглей, который только вчера с пальмы слез.
Сатчан хмыкнул, и я понял по его виду, что пора прощаться. Однозначно, он уже спешит поделиться полученной от меня информацией со своим шефом. Не удивлюсь, если они тут же начнут разрабатывать планы по подчинению этой типографии. И вряд ли будут долго медлить с их реализацией…
Вернувшись вечером домой, застал жену что-то беззаботно напевающей на кухне.
— Привет! — радостно подлетела она ко мне. — А я блинчиков напекла. Мой руки и садись ужинать.
— У кого-то сегодня отличное настроение? — я задержал жену в объятьях, ласково целуя.
— Да. Сегодня день просто чудесный, — почти пропела Галия.
— Рассказывай, — быстро сполоснув руки, я сел за стол. Блинчики, сметана, варенье — о да!
— Мне зачет автоматом поставили, — Галия вся сияла, — представляешь, Аркадий Борисович сказал, что за активную работу в течение семестра и высокие текущие оценки поощрит нескольких студентов, поставив зачет автоматом. Поставили мне и еще двум парням из группы.
— Умница! Поздравляю! — похвалил я жену. — Это замечательная новость.
— Да. А еще я сегодня после занятий сходила и позвонила родителям, — начала рассказывать Галия. — Папа с мамой помирились, оказывается. Но пускать в Москву он ее больше не будет, как я его и просила. А еще папа рассказал, что ходил к той маминой гадалке и забрал у нее деньги, которые она от мамы брала. Целых 200 рублей. И он велел маме нам их выслать. Сказал, что это компенсация…
— Ну и дела!
Во дает Загит. Это же как он ту ведунью припугнул, что она даже деньги отдала, лишь бы оставили в покое?.. Молодец, мужик.
— Я пока не знаю, что нам с этими деньгами делать, — продолжала щебетать жена. — Какие-то странные мысли про них. Положила в шкаф на полку, пусть полежат. Может придумаем что-нибудь стоящее.
Я кивнул. Конечно, придумаем. Кто бы мог подумать, что и от гадалки польза будет после всего того вреда, что она нанесла, натравив на меня тещу… Вот так и надо бороться с суевериями!
В пятницу после пар собрались с Прожектором для доклада Самедову. Кирилл попросил меня подготовить основу, потом на перемене забежал к нам в группу и забрал у меня отчет со словами, что сам доработает.
В принципе, я осветил в докладе все нарушения, что мы заметили — и по условиям труда, и по пожарной безопасности. Но вот эта его суета меня насторожила — лишней работы Борщевский не любил, и, раз забрал доклад у меня, то явно что-то еще хочет тихонько добавить. Как бы он дров не наломал… Моя паранойя сделала стойку и начала мне активно нашептывать в уши всякое плохое о грядущем.