Страница 38 из 55
Именно о нём Арсеньва вспомнила и в критическое для неё время в 1939 году. Польская армия потерпела поражение. Муж — польский офицер — находился в советском плену. Сама она в неопределённом положении с двумя сыновьями в Вилейке. Хорошо, что нашёлся и откликнулся авторитетный поэт Максим Танк со своими друзьями из компартии Западной Белоруссии. Они поддержали, помогли с жильём и устройством на работу в школу и «Сялянскую газету». Арсеньева, осознав положение и прочувствовав его до конца, решилась в сложившихся условиях написать стихотворение на годовщину памяти В. И. Ленина. Она даже обратилась к Интернационалу и вождям. Стихотворение получилось и было опубликовано в газете. Появилась надежда, которая оправдалась в 1941 году, — на освобождение и воссоединение семьи. Она писала:
Ничего не скажешь, очень эмоционально…
Однако древние мудро утверждают: «Закон суров, но это закон». Арсеньеву как жену польского офицера выслали в Казахстан, где она работала в колхозе. Не любила поэтесса вспоминать о том периоде жизни. Это можно понять. Но ей снова повезло. Разрешили свидания в Москве с мужем. К слову, на Лубянке тот выглядел вполне пристойно. Был ухоженным, подтянутым, стройным. Оказалось, он помогал органам НКВД изучать поведение и характер генерала Андерса, выяснял его планы, цели. Вновь вмешались и помогли Арсеньевой писательские союзы Белоруссии и Казахстана. Естественно, не обошлось без поддержки НКВД, с которым установилась чуть ли не семейная дружба и сотрудничество. В мае 1941 года семья уже жила в Минске.
Но только в годы оккупации Арсеньева вздохнула, наконец, полной грудью. Воздух свободы в гитлеровском оформлении пришёлся ей по душе. Сроднилась, срослась с нацистской идеологией и пропагандой Геббельса. К 1943 году она стала неразделимой с идеями национал-социализма и превратилась в убеждённую сторонницу Гитлера. Уверовала в его могущество, начала считать «богом во плоти», связывала с ним будущее. Но именно в 1943 году Арсеньева пережила ряд потрясений. Взрывом партизанской мины убит в кинотеатре сын-каратель. В феврале объявили траур в связи с поражением под Сталинградом. А летом новые удары: тяжёлое поражение гитлеровцев под Курском и Белгородом, потеря Харькова, Киева, Житомира, Гомеля…
Советская авиация часто бомбила железную дорогу, разнесла в дребезги штаб и казармы латвийских и украинских полицаев в районе Комаровского рынка. В Минске активизировались партизаны. По приговорам партизанских судов казнили редактора её газеты Козловского, бургомистра Минска Ивановского. И, о Боже! Сам гауляйтер «Белорутении» (не Белоруссии!) Вильгельм Кубе взлетел на воздух прямо в собственной постели. Все предатели занервничали, засуетились. В связи с тем, что они прочувствовали опасность возмездия, не стало им покоя ни днём ни ночью, ежеминутно, ежесекундно… Гремели взрывы в театрах, кинотеатрах, столовых, клубах, казино. Триединая Русь сплачивалась, крепла советская Россия, достигала превосходства, начала побеждать, усиливала влияние на антигитлеровскую коалицию. Знали об этом и коллаборационисты. Тревога среди них росла, как снежный ком…
Занервничал Кушель, потеряла сон и Арсеньева. Как так?! Она наэлектризована нацистскими идеями, живёт ими, стала гитлеровкой до мозга костей, с фюрером видела своё будущее, полностью поверила в его идеи, могущество и силу. Уверовала не только в мировую победу нацизма, но и в свою избранность. Почувствовала себя «белокурой бестией», по Ницше, сверхчеловеком. Однако уверенность в том, вера в Гитлера заколебались и начали рушиться. Арсеньева нервно ищет выход…
У каждого гитлеровского солдата на бляхе ремня было выбито «С нами Бог». Всё воспитание гитлеровцев было построено на обожествлении, нет, не Христа, а живого Адольфа Гитлера. В их воображении фюрер вставал на место Иисуса. Даже в храмах вместо креста на алтарях устанавливали свастику. Вместо икон прикрепляли портреты Гитлера и флаги со свастикой. Это факт. Гитлеровцы, а с ними и Арсеньева, искренне верили в гений и каждое слово фюрера. Ведь до поражений на Восточном фронте он исполнял всё, что обещал! Вёл огромную стаю гитлеровцев от победы к победе. Но вот поражений не любит ни один смертный. Долго в сознании каждого гитлеровца богом являлся фюрер, живой Адольф Гитлер, могучий и непогрешимый. В него они веровали, его побед желали, его обожали. Но то время прошло. После краха мечты бог-фюрер был низвергнут, его и проклинали. И когда бежали из Белоруссии, каждой встреченной советской женщине, бывало, громко кричали: «Гитлер капут!» Не себя, а его одного, фюрера, обвиняли в поражении!
Наталья Арсеньева как искренняя последовательница Гитлера тоже веровала в него. К нему, способному совершить чудо, она и обращается в 1943 году в стихотворении: «молитва» адресована не Иисусу Христу, а нацисту-кумиру. Подобно тому, как в 1939 году обращалась к Сталину, теперь она превозносит фюрера, ему источает восторги и клянётся, у него просит помощи. Называет его «могучим Богом» («магутны Божа»), властелином миров. Такие масштабы славословия провозглашались и в пропаганде Геббельса. Об этом же Арсеньева поведала в многочисленных статьях и стихах, которые в большом количестве опубликованы в «Менскай газэце» и «Беларускай газэце», других изданиях гитлеровских оккупантов. И страну (країну) она видит не Белоруссию, а Третий рейх. С рейхом Арсеньева связывала дальнейшую судьбу. Там, к слову, в те дни лечился её родной брат.