Остров Аграфены

Да, такую непростую, своенравную, могучую реку и должны были в стародавние времена заселить особенные люди и необычные существа. Полюбопытствовав перед началом путешествия, я уже знал, что мифическая память Индигирки хранит немало эвенских, юкагирских и якутских преданий о знаменитых шаманах и удаганках, о невиданной мощи силачах и бегунах-скороходах, о сказочных молочных озёрах и великих следопытах, о певцах, которые пели так, что из-под половиц дома проступала вода и выскакивали рыбы… Дело оставалось за тем, чтобы мне повезло услышать эти истории в каких-то совершенно новых подробностях или узнать абсолютно другие, неслыханные мифы и легенды из уст старожилов. А то и вообще увидеть собственными глазами нечто необыкновенное…

Сладкое чувство предвкушения будущих впечатлений и открытий, как это бывает в начале каждого путешествия, счастливо разливалось по моим жилам пьянящим теплом, и, видимо, оно оказалось настолько избыточным, что ревнивой Индигирке это не понравилось. Часа через три после отплытия у меня потихоньку заныл желудок, а потом боль стала нарастать сильнее и сильнее, переходя временами в спазмы и заставив крючиться на сидении лодки. Такого со мной не случалось уже давно. Показывать парням своё состояние я не хотел, и делал вид, что просто пригибаюсь от встречного ветра и водяных брызг. Надеялся, что всё пройдёт само, да и лекарства мои лежали в рюкзаке, который можно было достать из носового люка лодки только на берегу. Оставалось терпеть и молить реку. Впрочем, скорее всего, река тут была ни при чём, – в голове почти сразу же мелькнуло слово «колбаса». Да, это наверняка было отравление ею – колбасой неизвестного происхождения и возраста, купленной нами в райцентре и частично сразу же съеденной на берегу. Во время перекуса мы дружно рассуждали о том, что колбасу надо было бы непременно сварить, и столь же дружно вздыхали, что на это уже не осталось времени. И вот пришла расплата. Хорошо, если она постигла только меня одного…

Незаметно оглядев лица ребят, я понял, что чаша сия пока их миновала. Мне же надо было набираться терпения до ночёвки, благо, до неё оставалось не так уж много. Судя по быстро угасающему закату, мы должны были остановиться где-то неподалёку от легендарной горы Калядин, на глазах вырастающей над рекой прямо по курсу. Пытаясь отвлечься от боли, я начал тщательно изучать очертания горы, стараясь уловить в них что-то необычное, разглядеть какие-то детали почти правильного конического силуэта. Ещё до приезда на Индигирку я прочитал несколько записей фольклористов, утверждающих, что именно эта гора стала непреодолимым местом для страшной болезни оспы, истребившей в среднем течении Индигирки старинный город Зашиверск. Поднимаясь вверх по реке в образе зловещей женщины, губящей всех на своем пути, оспа будто бы «отморозила ноги» на наледи священной горы и погибла. А по другой версии, именно на этой горе оспе дал решающий бой белый шаман, обернувшийся быком и одолевший злодейку. В любом случае, пройти дальше этого места страшной болезни не удалось…

Ещё пару часов назад, когда гора едва показалась на горизонте, о её легендах что-то вскользь, не отвлекаясь от управления лодкой, произнёс Василий, и я надеялся вечером у костра поговорить с ним поподробнее. Надеялся. Но теперь из моей головы вылетели все желания, кроме одного: побыстрее пристать к берегу, выпить лекарство и заглушить боль. Будто слыша мои мысли, Василий вскоре разглядел у подножия горы какую-то небольшую речку, впадающую в Индигирку, и уверенно направил к ней лодку. На вопрошающие взгляды Кости и Аркадия – а почему именно здесь? – Василий коротко пояснил:

– Там избушка есть. В ней и переночуем…

– Избушка – это хорошо, – согласился Костя. – Палатку ставить не надо.

– И до темноты сеть забросить успеем, – подхватил Аркадий, – глядишь, на уху что перепадёт…

– Успеете, – подтвердил Василий.

Едва лодка ткнулась в берег, я вытащил рюкзак и достал таблетки, объяснив ребятам в чём дело, но без излишней трагичности, мол, желудок немного ноет. Занеся вещи в избушку, которая и впрямь оказалась на невысоком яру в трёх десятках метров от лодки, мы снова спустились на берег. Ребята достали и начали ставить сеть, а я, чтобы чем-то притупить не спешившую уходить даже и после таблеток боль, начал бродить по берегу, разглядывая гальку. Так сложилось, что уже много лет из каждой своей поездки я старался привезти и поставить дома на полку какой-нибудь редкий и красивый минерал, самоцвет или необычный образчик породы. Здесь же найти цветной камень вроде яшмы, оникса или граната не было никаких шансов – я понимал это как геолог – на многие десятки километров вверх вдоль обоих берегов шли сплошные серые песчаники и чёрные плитчатые алевролиты. И потому стал искать окатанный рекой камушек с отверстием, – какую-никакую, но редкость, называемую в народе «куриным божком». Если повезёт – будет талисман от Индигирки.

Василий сразу же занялся костром и чайником возле избушки. Спустившись за водой, он поинтересовался, что я тут выискиваю.

– Куриного бога ищу, – пояснил я. – Камень с дыркой… Талисман на память…

– Куриного бога? – повторил Василий, усмехнувшись, – ну вы, русские, даёте! Не могли название получше придумать… Будто из курятника вытащили…

– А твои эвены как его называют?

– «Агдыри удён» называют – «громовой камень». В старину считали, что дырки в таких камнях молнии пробивают. Во время самых сильных гроз.

– Громовой камень… Хорошо звучит, – согласился я. – Но куриный бог – тоже не совсем из курятника. Курицами в старину славяне тетёрок называли. Люди видели, как они любят клевать камушки на отмелях, но понимали, что обычные тетерева своими клювами пробить камни никогда не смогут. Такое под силу, пожалуй, только их могучему куриному богу. Отсюда и пошло. А уж потом стали замечать, что такие камни приносят удачу и стали вешать их поначалу себе на шеи, а уж потом – при входе в дома и постройки для скота…

– А у нас за громовыми камнями целая философия стояла, – продолжил Василий. – Перекочевав на новое место, эвен первым делом брал висящий на шее камень-оберег в руку, подносил к глазу и осматривал через дырку всё, что было вокруг – деревья, склоны, речку… Считалось, что таким ритуалом можно было оградить стоянку и её ближние окрестности от всякой нечисти… Ну и, конечно, самого хозяина такой талисман защищал от разных напастей, удачу приносил на охоте. Им же лечили людей и оленей. К примеру, если начинало пропадать молоко у женщины или оленихи, – надо было сцедить немного этого молока на землю через дырку в громовом камне… – Вспомнив, что шёл за водой, Василий махнул рукой. – Ладно, заболтался я с тобой, чай вскипятить надо. Потом поговорим…

Костя с Аркадием, поставив сеть и пытаясь чем-то занять время до первой проверки снасти, глядя на меня, тоже невольно заразились поисками и принялись мерить шагами берег. Но, судя по всему, сегодня был не мой вечер – ни мне, ни моим последователям до самых густых сумерек так и не попалось ни одного куриного бога. А вот с рыбой парням повезло – Индигирка подарила несколько небольших омулей, которые были тут же почищены и отправлены в котелок над костром, где быстро превратились в ароматную уху.

Увы, уха тоже оказалась не про меня – боль никак не проходила, и, с трудом выпив полкружки чая, я пошёл устраиваться на ночлег в избушку. Время было, конечно, ещё «детское», но в конце лета ночь на Севере наступает рано, а потому и ребята, немного почаёвничав у костра, тоже потянулись вслед за мной под крышу.

Спальных мест в избушке было два – широкие нары человек на пять, сколоченные от стены до стены в глубине небольшого сруба, и узкая одноместная лежанка справа от входа. Эту-то лежанку я и занял на правах больного, объяснив ребятам, что со своим желудком я, может, буду ворочаться, а то и вставать всю ночь, и не дам спокойно спать другим на общих нарах. А тут, в сторонке, если что, буду сам по себе. Парни, конечно же, ещё раз дружно мне посочувствовали, добавили к моему лечебному арсеналу какие-то таблетки из своих аптечек, но, сморённые долгим днём и хорошим ужином, быстро разложили походные спальники, погасили свет и дружно засопели.