Преторианцы

– Коммода любили за его благосклонность к гвардии, – ответил Эмилий Лет. – Все помнят его щедрые подарки.

– Как бы то ни было – я приказываю навести порядок в гвардии. Используй любые наказания – от телесных до лишения жалованья и даже казни.

– Казни и лишение денег? – удивился префект претория. – Такими методами можно добиться только бунта. Увы, император, навести порядок будет трудно, преторианцы не доверяют мне.

– Почему?

– Я обещал им по двенадцать тысяч сестерциев за то, что тебя поддержат, но они получили только по шесть.

– Но ведь эти деньги дал им я! – возразил Пертинакс.

– Конечно, ты, император! Но передал им префект претория. Значит, и спрос с меня. Я не удивлюсь, что они думают – я не отдаю им их положенные деньги потому, что я попросту их обокрал.

– Не придумывай, Лет!

Пертинакс понял, куда клонит префект претория, и чтобы его слова имели большую весомость, решительно сел на трон.

– Я пойду завтра в преторианский лагерь и поговорю с ними. Они успокоятся и ни в чем не будут тебя подозревать.

– Благодарю тебя, император! Но будет ли с тобой нужная сумма или ты ограничишься красноречием?

– Я скажу, что ты честный человек и я лично доверяю тебе. Но не могу же я сам говорить с преторианцами о деньгах за оказанную мне поддержку? Это недостойно, тем более тогда, когда я уже много раз уличил их в нарушении дисциплины. Ты скажешь им подождать еще месяц, может, два.

Эмилий Лет погрустнел.

– Боюсь, август, обещаний недостаточно. Нужны деньги. Помнишь, когда третьего января преторианцы узнали, что ты не сразу выплатишь им обещанные двенадцать тысяч сестерциев на каждого, а только после аукциона имущества Коммода, они пошли к сенатору Триарию Матерну Лацивию и предложили ему стать императором?

– Это было предательство! – мрачно проговорил Пертинакс. – Первого января в казне находилась ничтожная сумма – всего один миллион сестерциев. Из каких денег я бы им сразу заплатил? Поступок той группы преторианцев – настоящее предательство, на которое я закрыл глаза. Бедный сенатор Ласцивий, он еле спасся от них! Зачем они так поступили? Думали, что Ласцивий даст им обещанные деньги? Неужели сложно было подождать несколько дней до аукциона?

– Клянусь, я не был в этом замешан. Но я смог убедить их, что деньги обязательно будут, и потому все быстро успокоились и недоразумение с сенатором Ласцивием почти забылось.

– Кому забылось? Я помню, словно это было только сейчас! Почтенный сенатор, весь в сединах, умнейший, всеми любимый и уважаемый человек, прибежал замерзший, в одной тунике, у него зуб на зуб не попадал от волнения и холода, он аж заикаться начал, говорил, что боялся, если не примет предложения преторианцев стать императором, то они его убьют. Но он не изменил, потому что клялся мне в верности. Боги спасли его.

– Боги? – усмехнулся Эмилий Лет. – Клянусь честью, это я сделал так, что он смог уйти живым и невредимым, а ты до сих пор на троне, август. Когда преторианцы почти вытащили сенатора из его дома, чтобы отвести в преторианский лагерь и там провозгласить императором, я вовремя подоспел ему на помощь и отвлек своих людей. Наверное, сенатору показалось, что мое появление указывает на то, что я заодно с заговорщиками и он лишь по счастливой случайности сбежал, но это не так.

– Правда? – удивился Пертинакс.

– Я поклялся честью, а что может быть важнее?! Да, это нескромно, но как еще мне доказать, что я верен тебе, август? Жду только одного – чтобы я мог доказать честность своих обещаний гвардии. Прошу, заплати не мешкая еще по шесть тысяч каждому преторианцу, и все закончится.

– Ты смеешь вымогать у императора деньги? – Голос Пертинакса задрожал от гнева.

– Нет, боги – свидетели, я и не мог помыслить! Но преторианцев тяжело держать в узде. Они разгневаны и плохо управляемы. Кто знает, если я потеряю у них авторитет, то в следующий раз не смогу помочь очередному сенатору, которого преторианцам вздумается наградить троном, и либо умрет он, отказавшись, либо…

– Замолчи, префект претория! Твои слова – это измена. Думаешь, что, кроме преторианцев, императору не на кого опереться? В Риме корпус сингуляриев, не забывай о нем! И хоть германских телохранителей много меньше, чем твоих преторианцев, зато они смелы, свирепы и преданы! А еще три городские когорты, подчиняющиеся не тебе, а моему тестю Сульпициану! Если ты не справляешься со своими обязанностями, Лет, то, может, тебе найти замену? Коммод делал это регулярно. Наверно, это единственное, в чем он был прав.

Лицо Эмилия Лета стало каменным.

– Ты император и твоя воля нерушима. Но, несмотря на непокорность, преторианцы все еще любят меня и не позволят убить или изгнать с должности.

– Ты угрожаешь мне? – воскликнул Пертинакс.

– Я просто хотел напомнить историю. Ведь ты, август, прочитал много книг. Рабы сказали, что, пока я ждал тебя, ты был во дворце Тиберия. Не там ли преторианцы провозгласили императором Клавдия?..

– Договаривай, Лет, давай! Провозгласили Клавдия императором, убив перед этим Гая Калигулу! Вспомни еще Гальбу, ну! Наглец! Коммод был бы прав, казнив тебя!

– Возможно, но тогда ты не стал бы императором, Публий Гельвий Пертинакс! И, скорее всего, тебя убили бы так же, как и меня. Я и мои преторианцы возвели тебя на трон! А ты выдал им только жалкие шесть тысяч!

– Шесть тысяч сестерциев на каждого преторианца – это жалкие деньги?! – вышел из себя Пертинакс, и голос его сорвался на крик. Но он тут же взял себя в руки, понимая, что эхо – плохой друг и его могут услышать, а столь щекотливый разговор не стоит разглашать. – Да каждый преторианец получает в год двадцать тысяч сестерциев против двенадцати тысяч у обычного легионера, хотя легионеры проливают кровь за империю!

– И преторианцы отдадут с радостью свои жизни за Рим и тебя, император! Но им больно, что ты забыл их в своей милости.

– Я ничего не забыл, Лет! Но сейчас денег нет.

– Странно, но ты столько конфисковал у бывших любимцев и прихлебателей Коммода и получил огромные суммы с аукциона! Куда же все это ушло?

– В казну, префект! Коммод ее опустошил, а я наполняю.

– Но ведь ты выплатил по четыреста сестерциев на каждого жителя Рима. Зачем такие траты? Чтобы завоевать популярность народа? Потраченных на плебс денег хватило бы покрыть оставшуюся задолженность перед гвардией. Гвардия, а не народ привели тебя к власти.

– Не смей лезть в императорские расходы, Лет! Народ при Коммоде обнищал, тем более сейчас, зимой, у многих нет и крыши над головой и куска хлеба. На эти деньги бедняки смогут выжить, а те, у кого хоть что-то есть, открыть свою лавку, заплатить долги, покрыть задолженность по налогам. Большая часть этих выплат так или иначе вернется в казну. Скоро я все выплачу преторианцам, как и обещал.

– По всей видимости, эти времена уже настали, ведь собираешься же ты увеличить вес денария, а сколько для этого необходимо серебра!

Пертинакс сразу понял, что проболтался кто-то из консулов, кроме них о своем проекте он еще не говорил никому. Наверняка либо Вибиан, либо Фалькон в близкой дружбе с Эмилием Летом. Но как быстро префект претория узнал! Значит, кто-то из консулов сразу сообщил ему, и именно поэтому Лет примчался во дворец выпрашивать денег.

– Разве ты не понимаешь, – постарался все разъяснить император, – как важно поддерживать денарий на нормальном весе? Сейчас денарий – тонкая пластинка серебра. До меня много раз доходили слухи о ропоте торговцев – они не хотят принимать такие денарии, боясь убытков. Империя легко скатится в жесточайший кризис, если деньги обесценятся. А денарий, урезанный Коммодом из-за растраты казны, уже обесценен. Пока только страх перед безумным императором или чудесное благоволение богов держало наши финансы на краю, но сейчас они легко могут свалиться в пропасть. Цены на все товары станут недоступными сначала для обычных граждан, а потом и для богачей. Голод, восстания и бунты не заставят себя ждать. На Востоке, где чеканят собственные драхмы, уже давно возмущены насильно вводимым нашей администрацией курсом обмена денариев на драхмы.