До февраля

Андрей послушал еще немного и вздохнул.

– Добро. Только мы с тебя всё равно не слезем, так что управляйся там поскорей. И без этих твоих… Блин. Прости. Наташ, я говорю: прости. Язык поганый, день тяжелый, Халк вечно что-нибудь. Да хрень, вздрачивание в честь праздника, выборов и остального. Зато в честь праздника, может, пораньше свалим, напьемся и пойдем десантников бить. Одним им радоваться, что ли? Ладно, не пойду. Биг систа. Дома буду твою порцию доедать. Всё, береги себя, не засиживайся, геморрой будет и простатит. Везет тебе. Ну почему только в этом. Держись там. Любим, ждем.

Он снова вздохнул и вызвал другой номер.

– Свет, Наташка не придет. Дела, говорит. А я что сделаю? Нет. Вроде нет. Точно трезвая, говорю тебе. Слушай, она моя сестра. Ну куда-куда. Сами съедим, куда еще-то. Рулет-то? Не сомневайся.

Андрей отложил телефон, решительно отодвинул папки и, снова вздохнув, начал медленно печатать. В дверь всунулся Руслан, деливший с ним кабинет, – как всегда, изможденный, как всегда, в черных джинсах и худи, и, как всегда, чтобы отвлечь в самый неподходящий момент.

– Андрюх, Халк вызывает.

– Сейчас, протокол добью… – пробормотал Андрей, не отвлекаясь от экрана.

Руслан вошел, чуть прихрамывая.

– Весь личный состав. Строго.

Андрей со стуком отодвинул клавиатуру и поинтересовался:

– Это кончится когда-нибудь?

– Выгонят – кончится, – успокоил Руслан и, подумав, добавил: – Еще сдохнуть можно.

– Я, сука, три дела сдать не могу, потому что каждые полчаса… Опять про зимнее перемирие?

– Про что еще-то. Без висяков, без роста, договаривайтесь, посылайте. Завел и не раскрыл – жопой ответишь.

Андрей раздраженно спросил:

– Вот чего они все на жопе так зациклены, а? Вторую звезду только через нее дают, а дальше самим нравится? Блин.

Он сохранил и закрыл документ на экране, вышел из системы и встал, подхватив телефон.

– Светка убьет, точно. Наготовила, посидеть хотели, я сестру позвал. Сестра, значит, не может, а теперь и я до ночи явно. Руслан, айда ко мне после работы, а? Хавчик спасать.

– Чтобы Светка и меня убила?

– Да нормально она к тебе, – очень убедительно заверил Андрей.

Руслан ухмыльнулся.

– Я помню. Не, Андрюх, давай сам. Такую форму поддерживать надо.

– Завидуй, дрищ, – сказал Андрей уныло. – Лядащий зиму не переживет.

Глава шестая

Софья ворвалась – и сразу стало тесно, шумно, светло. Аня и не заметила, что уже вечер. А Софья, похоже, не заметила, что соседка сидит на полу перед раскладным креслом, пакуя сумку в почти кромешной темноте. Софья вообще умела многого не замечать, зато всегда добавляла тесноты и шума. Иногда это развлекало, иногда раздражало. Теперь было всё равно.

Софья принялась радостно вещать еще в прихожей, шумно разоблачаясь и гремя всем на свете. В комнату она влетела уже на пике восторженной громкости, брякнула на пол перед Аней яркое картонное ведро и продолжила уже разборчиво:

– Пять, Аньк, и зачет автоматом! А надо-то было трояк! Сказали: ясность слога и острость… Острота́! Остро́та, в общем, мысли делает эссе лучшим на потоке! Ты моя зая острая, спасибки!

Она шумно приземлилась рядом с Аней, звучно расцеловала ее в щёки и обхватила, покачивая. Аня не реагировала, стараясь лишь не рухнуть под напором. Софья бурлила, не придавая этому значения:

– Ты же всегда-всегда будешь творческие мне делать? Ну А-аньчик. Ну Анчу-утик.

Тут Софья все-таки что-то почуяла, отстранилась, вглядываясь в Аню, и испуганно спросила:

– Аньк, что такое? С мамой что-то?

Аня, испугавшись еще сильнее, отодвинулась и сипло пробормотала:

– С ума сошла?

Она посмотрела на сложенные в сумку вещи, выдернула стопку футболок, чтобы вернуть ее на кресло к еще не упакованным свитерам, и замерла, держа футболки на весу. Софья заглянула ей в лицо. Аня отвернулась и заревела, вздрагивая. Хотела тихонько, но не получилось.

– Бли-ин, – протянула Софья. – Фурсов, что ли? Опять не принял? Фух. Я думала, что-то серьезное. Или ты seriously валишь? А ты уезжать вздумала? И отчислилась? И прямо документы забрала? Из-за одного старого мудака?

Аня кивала в ответ на каждый вопрос, рыдая всё горше. Софья вскочила, кипя и подбирая слова, которые клокотали и наружу не шли. Аня, прерывисто вздохнув, пристроила футболки обратно в сумку и потянулась за свитерами. Софья перехватила ее руку и велела:

– Завтра пойдешь в деканат, скажешь, что передумала.

Аня швырнула свитер в сумку, тут же извлекла и швырнула его на кресло. Уронила руки на колени и принялась причитать сквозь слёзы:

– Я всё правильно сделала, мне просто про вариант не сказал никто! А он орет! Сам в маразме, всё путает, ни понять, ни объяснить не может! А они: он заслуженный, терпите, один курс!..

– Ну и терпи, осталось-то.

Аня тщательно вытерла глаза, мазнула руками по джинсам и тихо заговорила, глядя никуда и привычно обдирая кожу сквозь пластыри:

– Я их всех ненавижу. Я ненавижу линал. И программирование. И себя ненавижу. Пошла маму обрадовать, а всем хуже. Зая трусливая. Боюсь всего. Выпилиться и то побоялась.

– Когда, сегодня? Ты что, совсем?..

Софья, охнув, присела и обняла Аню, чуть не обрушив ее на пол. Теперь ревели обе. Софья мычала сквозь слёзы:

– Не вздумай даже, поняла? Сама тебя пришибу, надо будет, а до того – не вздумай!

– Сейчас, думаешь, не надо?

– Дурак ты, – сказала Софья, резко успокаиваясь.

– Трус я, – ответила Аня, тоже переставая плакать. – Сама себя защитить не могу, а другие не хотят. Не нужна никому.

Софья, толкнув ее в плечо, сварливо сказала:

– Хрень не неси. «Никому». Ты болела, все без тебя перезнакомились, вот и всё. Походишь немного – и тоже… Потом, ты мне нужна, между прочим. Как я без тебя теперь? Лучшая на потоке, не хрен собачий.

Она вскрыла ведро и сунула жареное куриное крылышко Ане под нос. Та отвернулась. Софья вгрызлась в крылышко сама, бурча:

– Любимые твои, выморозилась искать. Лан, дальше что? Насовсем домой?

– Маму это убьет, – сказала Аня безнадежно. – Беда, позор, как людям в глаза смотреть, всё вот это. «Я на тебя всю жизнь угробила, лучше бы ты в подоле принесла». Ну, не скажет, конечно, но… Нельзя домой. Ни насовсем, ни временно. А тут что делать?

– Эссе мне писать, – с готовностью подсказала Софья. – Роллы на праздники делать, «Филадельфию» и «Калифорнию». И перепоступать.

Аня дернула плечом.

– У меня ЕГЭ под информатику, с таким набором больше никуда не поступишь. Мама сказала, редактор или критик – это нищета навсегда, поэтому на филфак не вздумай, не повторяй моих ошибок, ага. А досдавать… Не-е.

Она передернулась сильнее.

Софья неловко возилась с телефоном, зажав крылышко в зубах и тыча в экран костяшками жирных пальцев.

– Пока на работу устроюсь, – неуверенно сказала Аня.

Софья осведомилась:

– Полы мыть и чай носить?

– Нет, в инстаняши или сразу в проститутки, – отрезала Аня.

– Во, кстати.

Софья протянула телефон, Аня, не глядя, возмущенно оттолкнула его так, что трубка едва не вылетела из неловкого хвата Софьи.

– Сама туда иди.

– Размечталась, нимфоманка. Смотри-и.

Ане стало неловко. Она, насупившись, сказала:

– Чай носить я точно не буду.

– Молодец, – терпеливо согласилась Софья, показывая экран. – Сисадмином, балда! Рядом вообще, в издательстве, тут пешком можно через парк. Ты не любишь, но можешь же!

Аня приняла телефон, хмуро рассмотрела объявление, поскроллила страницу – и нерешительно улыбнулась. Софья, поспешно обтерев пальцы салфеткой, ухватила сумку, вытряхнула содержимое на кресло, вжикнула молнией и зашвырнула ее в дальний угол.

– Сюда пойду.

Софья заглянула Ане через плечо и прочитала вслух:

– Медиахолдинг приглашает редакторов и копирайтеров. Хм. Это там же, рядышком, конечно… Но кому нафиг нужны сегодня журналы и книжки?