Улей

– Как интересно, – безошибочно считав ее реакцию, наблюдательный «ублюдок» опускается перед кроватью на колени и накрывает свободной ладонью вторую грудь девушки. Не отводя прищуренного взгляда от пылающего лица, он медленно поглаживает большими пальцами тугие соски. Обезумевши дернувшись, Кая пытается отклониться от убийственных непрошенных ласк. Оковы резко натягиваются, заставляя ее изогнуться от боли, из горла вырывается мучительный низкий стон. Беспомощно всхлипнув, она прикрывает глаза, отчаянно сражаясь с накатывающей волной нездорового возбуждения. – Расскажи мне про Эмина, Кая, – вкрадчиво просит Бут. Дрожащее тело покрывается испариной, между ног становится предательски мокро. Зажмурившись, она отрицательно мотает головой и поглаживания резко сменяются болезненными щипками, мышцы внизу ее живота судорожно дергаются, посылая горячий спазм в промежность. – Он связывал тебя? Чья была идея, Кая?

– Моя, твою мать, – собрав последние силы, сквозь зубы шипит девушка.

– Я так и знал, – раскатисто рассмеявшись, он сжимает упругие полушария, приподнимая в ладонях, и его смех вдруг резко обрывается. Отпустив одну грудь, Бут дотрагивается большим пальцем до участка кожи под той, что продолжает сжимать. – Давно это у тебя? – обманчиво равнодушным тоном интересуется он. Не сразу уловив суть вопроса, Кая растерянно распахивает глаза, взглянув в застывшее нечитаемое лицо. Бут не смотрит на нее, все его внимание приковано к обычному родимому пятну под ее грудью. Ну, может, не совсем обычному, учитывая четкую форму треугольника с удлиненной вершиной, но уж точно не заслуживающему такого пристального изучения.

– С детства. У мамы на бедре было такое же, – внезапно смутившись, отвечает Кая. Он же не думает, что у нее какая-то кожная болезнь? Вот, идиотка! Смущаться надо было раньше, когда он лапал твои сиськи.

– Твою мать звали Анна Гейден? – Подняв голову Бут смотрит на нее с каким-то пугающе странным выражением.

– Ты же знаешь. Зачем спрашиваешь? – нахмурившись, Кая облизывает пересохшие губы. Проследив за этим движением, мужчина медленно выпрямляется в полный рост и убирает руки от ее груди, пряча их в карманы черных брюк, идеально сидящих на крепких бедрах. Бут такой … одетый, на ее фоне, что становится тошно от вопиющей несправедливости. Расстегнутая пуговица на рубашке не в счет и, боже упаси, она совершенно не хочет, чтобы он разделся, хотя… справедливости ради. Кая, угомонись, ты снова не о том думаешь.

Какое-то время замороженный придурок дотошно и скрупулёзно изучает ее лицо, а потом задает еще один идиотский вопрос:

– Ты похожа на нее?

– Конечно, похожа, – нервно отвечает она. – В моем досье нет фотографий моей матери?

– Нет, – задумчиво произносит Бут, все так же пристально рассматривая лежащую на кровати девушку.

Отмерев, мужчина неторопливо обходит кровать справа, исчезая из поля ее зрения. Погрузившись в свои мысли, девушка умудряется временно забыть о своем позорном положении, горящих огнём мышцах и двинутом на всю голову психе, кружащим вокруг постели. Это трудно объяснить логическими причинами, но Кая не ощущала угрозы сексуального насилия. Небольшая поправочка: не ощущала конкретно от Бута. Ни вчера, когда она стояла перед ним голая и покорная, ни сегодня агрессивная и рычащая, в цепях и ошейнике, с выставленными напоказ гениталиями. Если копнуть глубже, то Кая даже банального стыда не испытывала. Словно находиться перед ним обнаженной – естественно, как перед личным врачом. Если бы он имел на нее определённые планы, то давно бы воспользовался ситуацией, но ему нужно от нее что-то совсем иное.

Судорожно анализируя происходящее, Каталея снова и снова прокручивает в голове необъяснимую реакцию Бута на родимое пятно и туманные вопросы о ее матери и их сходстве. Почему его вдруг это так сильно заинтересовало? И как вышло, что шпионы Улья, выследившие и похитившие Каю из-под носа опытных телохранителей, не смогли найти ни одного снимка Анны Гейден?

Да, она не была публичным человеком, жила в тщательно охраняемом особняке, не вела соцсетей, не посещала с отцом политические мероприятия и перемещалась по городу исключительно на служебном автомобиле и в сопровождении профессиональных бодигардов, но имелся же узкий круг людей, которые общались с ней, знали в лицо, оказывали те или иные услуги.

Если всемогущий Улей не смог добраться до них, то как черт возьми, им удалось похитить ее – Каю?

Девушка отказывалась верить, что отец потерял бдительность, ослабил защиту или сделал недостаточно, чтобы уберечь свою дочь. Но, может быть, он искал врага не там?

Может быть, мамина смерть не была случайностью и охотились именно на нее? Может быть, охота велась на них обеих?

Заблудившись в своих противоречивых теориях, Кая не заметила, как Бут остановился у нее за спиной, как опустился коленями на матрас, проминая его весом своего тела.

– Нет, не смей! – ощутив на своих ягодицах теплые мужские ладони, она снова инстинктивно дергается, причиняя себе адскую боль. Он удерживает ее на месте, крепко сжимая ее талию и не прикасаясь к ней никакими другими частями своего тела.

– Размечталась, пчелка, – в голосе мужчины звучит обидная насмешка. – Я лишь хочу снять с тебя все лишнее, – поясняет он, начиная ловко расстегивать кожаные ремешки. В первую очередь ноги, затем запястья. Снова боль, но с примесью облегчения. Тихо всхлипывая, девушка разгибает конечности и заваливается на бок, сворачивается в позу эмбриона, поджимая колени к груди. Сквозь бьющийся в висках пульс, Кая слышит, как проклятый бандаж с цепями летит на пол, измученно прикрывает глаза.

– Повернись, – коротко приказывает Бут. Она беспрекословно подчинятся. Переворачивается на спину, отрешенно уставившись в потолок. Смотреть на него нет ни малейшего желания. Он преподал ей урок, она усвоила, а дальше… Черт его знает, что будет дальше.

Склонившись над девушкой, Бут бережено убирает волосы с ее шеи и осторожно снимает последнюю деталь – узкий кожаный ошейник. Отбросив его в сторону, он проводит кончиками пальцев по оставшейся на коже розовой полосе, неожиданно нежно, словно извиняясь за доставленную боль. Она зачем-то смотрит в его глаза, наблюдая, как тает в них арктический лед.

Странный он все-таки. Непредсказуемый, как все психи. С таким никогда не знаешь, чего от него ждать. Побоев или ласки. Но именно так они и держат своих жертв. Кнут и пряник – рабочий метод укрощения на все времена. Она не первая, кто попался на самый распространенный крючок. У него в распоряжении целый улей подопытных пчелок. Практикуйся сколько душе угодно.

– Прикрыться не хочешь? – озорная улыбка расползается по чувственным мужским губам.

Мда, полярное расстройство прогрессирует. Добавив похитителю еще один диагноз, Кая переводит взгляд на равнодушный глазок камеры под потолком. Интересно, сейчас за ними тоже кто-то наблюдает?

– А смысл? Не похоже, чтобы тебя сильно волновала моя нагота, – она иронично ухмыляется, нисколько не сомневаясь в истинности своих слов. Учитывая количество запертых в прозрачных клетках красавиц, вероятность того, что именно в ней Бут разглядит что-то новое, ровняется нулю. – Сколько ты здесь работаешь?

– Давно, – уклончиво отвечает Бут, вытягиваясь рядом. Повернувшись на бок, он опирается локтем на матрас. – И ты права – голым женским телом меня удивить сложно.

– А чем можно?

– Не знаю, – немного подумав, отвечает соблазнительный псих. – Наверное, ничем.

– Тебя же на самом деле не Бут зовут? – потирая ноющее запястье, предполагает Кая. – Хотя мне все равно. Можешь, не отвечать.

– Почему ты решила, что это не мое имя? – в голубых глазах светится неподдельное любопытство.

– Оно тебе не подходит. Звучит, как кличка для собаки, – пожав плечами, объясняет Кая. – Или так и задумано?

– Ты голодная? – он резко меняет тему, порывисто вставая с постели. Неужели обиделся? Ну надо же, какие мы гордые и нежные.

– Ага, – непринужденно кивает она, нехотя приподнимаясь на локтях. – Сто лет ничего не ела.