Неженка

Любу увезли ещё неделю назад, но только сегодня от неё пришло, что она рожает, и Матвей сорвался в больницу, непонятно зачем, просто так переволновался, что не смог бы сидеть дома, или на работе. Потом позвонила мама, сказал ей, она позвонила отцу Любы. Егор позвонил сам, и Холод поделился с ним новостью. Примчалась эта группа поддержки. Гореловы ещё и шампанского захватили шаров, цветов. Было веселее, чем на их свадьбе, блядь.

Тогда Люба наотрез отказалась, от всякого пышного празднества. Да и шестой месяц беременности, не до плясок. Тихо расписались, позвали её отца, да его маму в ресторан. И вот так тихо и спокойно, Неженка стала Холодовой. Стала его. В тот день он был счастлив, как никогда. Просто сидел и смотрел на неё. На округлившуюся фигурку. Мягкую, плавную, нежную. Смотрел. Впитывал этот момент, и не мог понять, за что ему в жизни так повезло. Что он такого совершил, что она досталась ему, да ещё и простила все его косяки. Приняла его сумасбродный характер.

А сейчас он ходил взад и вперед. Шел уже пятый час. И все говорили, что это вполне нормально для первых родов. Но это не помогало успокоиться. Егор даже предложил выпить, но Матвей, намеривался подняться в палату, и отказался.

А ещё через два часа вышла, наконец, медсестра.

— Поздравляю, вас! У вас сын! Три пятьсот, пятьдесят четыре сантиметра!

И Матвей от счастья так сжал бедную женщину, что она заверещала, а он отпустил её и расцеловал её в щёки. Потом расцеловал всех. Гор уже откупорил шампанское, опрокидывая его прямо из горла.

Поднялись в тихий коридор. Его провели в палату.

Люба тихо лежала на кровати. Не понятно толи спала, толи прикрыла от усталости глаза. Матвей не стал её беспокоить. Рядом в кювете, лежал сопящий комочек. Матвей склонился над ним. Маленькое красное личико. Носик кнопкой, тоненькие губки. Весь сморщенный. И… сука, такой красивый. Реально, красивее его он не видел никого.

— Привет, бандит! — шепнул он. — Я так тебя ждал!

Малыш только причмокнул.

— Матвей, — послышался Любин голос.

Он повернулся к ней, и, наклонившись, поцеловал в губы.

— По-моему ты прекрасно справилась, Неженка, — прошептал он, гладя её лицо, рассматривая усталые черты.

— Я орала, как сумасшедшая, — призналась она, — это очень больно!

— Ты мой боец, — он ласково заправил прядь волос за ухо, — самая смелая и сильная!

— Спасибо, — она смущенно улыбнулась, и, поймав его руку, поцеловала пальцы.

— Там внизу, собрались все! Празднуют! — улыбнулся Матвей.

— Передай им всем привет, — она тоже улыбнулась.

— Я пойду, а ты отдыхай, — Матвей бережно подтянул её одеяло.

— Подожди, — Люба поймала его руку, — назови сына.

Они так и не выбрали имя. Просто не сошлись на чём-то одном, и замяли эту тему. Любе нравилось имя Дмитрий, Матвей настаивал на Александре. И вот сейчас она как всегда уступает ему.

— Дмитрий, — решается Матвей, — Дмитрий Матвеевич Холодов, но за это ты родишь мне ещё дочку!

— Тиран, — улыбается Люба, и протягивает к нему руки. Он склоняется и целует подставленные губы.

— Я люблю, тебя Неженка!

* * *

Я, наверное, в сотый раз, посмотрела на телефон, но он безмолвствовал. Матвей тихо зарычал, но смолчал.

Я беспокоилась.

Я переживала. Никогда ещё, за три года я не оставляла сына так надолго. И пусть там целая армия нянек, папа, мама Матвея, и даже сиделка Галя, я всё равно переживала, и находила себе места.

Тем более в Новый год!

Мы вышли из такси, Матвей подхватил чемоданы, расплатился с таксистом.

Народу была так много, словно все решили мигрировать из страны, на праздники.

Пока проходили контроль и таможню, я немного отвлеклась, но как только замерли в зале ожидания, тревога и тоска снова поглотили меня.

— Люба, прекращай! — бурчит Матвей, видя, как я напряжена. — Он уже взрослый, и вполне может побыть без родителей пару дней, тем более что там кого только нет, чтобы за ним присмотреть.

Я недовольно посмотрела на мужа.

— Я понимаю, но…

— «Но» оставляем здесь, — командует Матвей, и сгребает меня в объятия, крепко прижимает к себе, — с «но» в Париж не пускают, — бормочет он мне на ухо, и прикусывает мочку.

Я вздрагиваю и заливаюсь краской. На нас поглядывают люди, но когда это мешало Матвею.

— Просто расслабься, и перестань уже смотреть на этот грёбаный телефон, — продолжает он свои увещевания.

Я погладила его по щеке, и чмокнула в щеку, чтобы успокоить.

— Хорошо, — вздохнула я.

И вправду, у Димки там столько нянек.

Ему хорошо. Он там как сыр в масле катается. Помимо всей родни, Деда Мороза пригласили, с кучей подарков. А я переживу, разлуку с сыном. Если с ума не сойду от тоски и тревоги.

Мои глаза наполнились слезами, и я постаралась их смахнуть незаметно от Матвея. Но он, видя, как я замялась, повернул моё лицо к себе, хмуро разглядывая меня.

— Всё, Неженка я сдаюсь, — выдал он, пожимая плечами, — поехали домой. Я не могу, когда ты плачешь!

— Нет, нет, — я быстро вытерла глаза, ругая себя за несдержанность. Он мне такой сюрприз устроил. Особенно после того, как я возмущалась, что погрязла в домашнем быте. И вот Матвей, вспомнил давнишнее обещание, решил отвезти меня в Париж на выходные, подгадав к нашей годовщине, которая выпадает на новый год. А я…

— Матвей, я обещаю, что больше никаких слёз, и беспокойства!

Он обиженно насупился. Я понимала его. Он считал, да это так и было, что делает меня счастливой этой поездкой, а я словно неадекватная мамаша, не могла переключиться.

Теперь уже я обняла его.

— Ну, прости, я правда, очень тебе благодарна за эту поездку, — зарылась носом на его груди, вдыхая аромат лаванды.

— Да ещё никуда и не уехали, — ворчит он, впрочем, обнимая меня.

— Ну, перестань злиться, — я подняла лицо, силясь понять, насколько уязвила мужа своим поведением. — Можешь меня наказать за это, — уже тихо добавляю, зная, что заливаюсь краской.

Он усмехается.

— Да ты даже не сомневайся, Неженка! Спать тебе не придётся! — отвечает он на это, и чмокает меня в губы.

Матвей остаётся собой. А у меня от этого обещания мурашки побежали по телу. Картинки замелькали, и внизу живота скрутилась тугая пружина. Вот казалось бы, женаты мы уже три года. Вроде и не срок, но всё же. А каждый раз, как в первый раз. Какая бы замученная я не была, как бы ни выглядела. С синяками под глазами от недосыпа, с небритыми ногами, в растянутой футболке, он хотел меня, и ему было мало. Каждый раз он брал меня, словно я самая невероятная женщина в мире. Словно это я снизошла до него, и оказала милость. Хотя я и сама сгорала от желания, стоило ему только прикоснуться ко мне, и окинуть потемневшим взглядом. Каждый раз возносил на вершину восторга. И благодаря ему, я себя таковой ощущала. Самой красивой и желанной.

Дальше был четырех часовой перелёт, регистрация в аэропорту, поездка по праздничному Парижу в отель. Я, честно говоря, вымоталась, но с таким восторгом разглядывала разряженные улицы, яркие огни, на совсем не заснеженных улицах.

Париж поражал своей архитектурой, утончённостью, и красотой.

Меня переполняли эмоции, и я то и дело сжимала пальцы Матвея, когда мы проезжали очередной шедевр французской архитектуры, или украшенную огнями улицу.

Но когда мы плотно отужинали в номере, я сама того не заметила, как уснула. Просто провалилась в сон. А очнулась уже, когда над Парижем занимался рассвет. И пусть вид из нашего номера, выходил не на Эйфелеву башню, но наблюдать, как Париж озаряет предрассветное солнце, было просто умопомрачительно, и уж точно это останется в моей памяти навсегда.

На мою талию легли большие теплые ладони, и я откинулась на грудь Матвея, обняла его за руки.

— Спасибо, любимый! — тихо сказала я.

— За что? — хрипло поинтересовался он.

— За это, — я кивнула, в окно, с восторгом наблюдая золотое зарево, которое затягивало небо, разгоняя тьму.