Неженка

И он страдал.

Тихо злясь на себя, и срываясь на остальных. Сука! Она все внутренности его наизнанку вынула.

Ему казалось, что всё у них начало налаживаться, до того момента, пока не появилась Алка, что она там напела Любе, не понятно, хотя и можно догадаться, но после этого, её словно подменили. И все разрушенные им, с таким трудом бастионы, её укреплений, снова выросли, да ещё и в несколько рядов. Не думал он, что прогонит его. Видел, по глазам, что металась, вот только даже голос не дрогнул её. Блядь, неужели он так противен ей. Ведь он всегда думал только о ней, даже ещё не подозревая, что она уже владеет его душой. Да был наглым, грубым, порой бесцеремонным, но она же отзывалась именно на такое. Принимала его таким. Почему сейчас ей так тяжело принять и эту часть его. Легче разорвать их союз, нежели признаться себе, что она так же порочна, как и он?

Он почти окончательно перевез свои вещи к матери, не встретив ни разу Машку.

Потом забрал со штраф-стоянки Любину машину, оставил возле её дома. Не потому что хотел ей показать какой он молодец, это ему, похоже, никогда не удастся, просто он мог, и он это сделал.

Матвей смирился. Да, он смирился. Надо жить дальше. Зажать все свои грёбаные чувства и жить дальше. Не сошёлся же свет клином на ней. Только, он знал, что сошёлся.

За всеми этими тяжёлыми днями, наполненными тонной работы, пришло приглашение на презентацию книги, из издательства. Сперва он хотел послать их подальше, но потом решил все, же посетить это мероприятие, тем более, они очень настаивали. Присутствие генерального директора одной из крупнейшей сети спортивных залов должно было привлечь, больше народу, а это реклама, и деньги. А ещё он надеялся увидеть её. Как блядь, кисейная барышня, надеялся, что Неженка будет на этой презентации, чтобы хоть краем глаза посмотреть на неё. Разбередить старые раны, которые только-только покрылись корочкой.

Народу было до хрена. Издательство постаралось. Матвей даже не отслеживал, что они там делали. Дал добро на все их действия, забив на это. А они постарались. Среди модных и новых тренажеров, стояли стойки с презентуемой книгой. В центре разместили круглый бар. Несмотря что тема вечера была здоровое питание и спорт, народ всё равно выпивал. Всюду сновали проворные официанты, разнося напитки, и какие-то закуски. Матвей подошёл к бару, заказал вискаря, настроение как раз было таким, только его и пить.

В разгар вечеринки приехал сам автор. Тут же пошли овации, представления. Матвей узнал Волчанского, с ним была незнакомая светловолосая девушка. Они все втроём были в самой гуще событий, Матвей же практически не выходил из своего закутка, прислонившись к стенке, и попивая вискарь. Блядь, по ходу он сегодня напьётся, и тогда точно завалится к Неженке. Будет валяться в ногах, как самая паршивая собака, и молить, чтобы она его приняла. Эти мысли заставили его отставить бокал.

Ну, на хрен!

Он прошелся вдоль толпы, плотным кольцом окружившую автора и издателя. Подошёл к стойке с книгами, и ради интереса, повертел в руках книгу, когда вдруг, его позвали на импровизированную сцену, с целью поблагодарить за предоставление новейшего спортивного зала.

Матвей натянул улыбку, и прошел сквозь толпу. Сказал пару слов, и отдал микрофон Волчанскому, который соловьём распевался, в его честь. Матвей скользнул взглядом по толпе, и запнулся, увидев знакомую фигурку. Люба стояла почти в тени. Разговаривала с кем-то из персонала, по лицу было видно, что давала наставления. На ней была приталенная белая блузка, и облегающие брюки, черные туфли, на высоком каблуке. Она была неброская, простая, но такая элегантная. Не купалась в лучах софитов, хотя Матвей знал, что всё это мероприятие, её заслуга. Нет, она скромно пряталась за кулисами, отказавшись от главной роли, и всё из-за него.

Он спустился и направился к ней, стараясь не терять её из вида. А она не стояла на месте. То официанта поймает, поправит тому галстук, то подойдёт к стойке, расставит книги. Матвей ловил каждое её движение, каждый взмах руки, трепет ресниц. Он как одержимый видел только её. Видел и понимал, что теперь не сможет остановиться. А надо. Надо пройти мимо, не бередить свежие раны.

Ни ей, ни себе.

Но как, это сделать, если он уже улавливает её аромат. Сладкий, манящий. Он уже чувствует на ладонях тепло её кожи. В его душе всё встрепенулась ей навстречу. И это был не низменный отклик тела. Он словно долго шел по пустыне, и наконец, нашёл оазис. Спасительную воду. К которой не притронуться. Не напиться. Возле которой, он и умрёт.

Люба замечает движение и поворачивается к нему. В зелёных глазах, рождаются и гаснут искорки радости. Отросшие темные, вьющиеся пряди обрамляют лицо. Она тут же закусывает губу, от досады.

— Не ожидала, смотрю, — ворчит Матвей, — могу уйти.

— Привет, — Люба слабо улыбается в ответ, убирая с лица волосы, — вообще-то ожидала…

— И надеялась избежать, — досказывает за неё Матвей.

— Что? — нахмурилась она. — Нет. Перестань договаривать за меня!

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Матвей, ловко смахивая с подноса пробегающего официанта, бокал с виски.

— Всё в порядке, спасибо! — она даже улыбается ему. Вымучено и не смело.

— Ладно, Люба, — сдаётся Матвей, — не буду тебя мучить, можешь просто уйти, — говорит через боль, но смотреть, как она заставляет себя вести с ним диалог, ещё гаже. Матвей отворачивается, утверждаясь в мысли, что всё же напьётся, так хреново ему, от этой встречи. От сознания того, что она остыла, и не осталось даже маленькой искорки, которую можно было раздуть.

Её маленькая ладонь ложиться на его локоть, и он смотрит сперва, на неё, как на аномалию, не веря, что всё это действительно происходит. Потом он медленно разворачивается, озадаченно уставившись на Любу. К н и г о е д . н е т

— Решила сменить гнев на милость? — горько усмехается он, и она тут же одёргивает руку.

— Матвей, — говорит таким тоном, словно с ребёнком нерадивым разговаривает, — перестань, прошу!

— Перестал, — отзывается он, и отворачивается, смотреть не может больше на неё.

Она обходит, и встаёт перед ним.

— Я сейчас очень занята, но если бы ты меня, подождал… После, мы могли бы поговорить? — спрашивает она, нервно заламывая руки.

— Поговорить? — насмешливо переспросил он. — О чем ещё мы можем поговорить? Обсудить ещё раз, какой я козёл, посмел запятнать твою честь?

Матвей бесился всё больше, и сам не понимал, от чего.

Может потому что она в отличие от него живёт дальше? Может от того что она смелее его, стремится быть выше обид, и спокойно разговаривает? А может всё вместе. А он не мог. Увидел её, и руки зазудели, так захотелось дотронуться, погладить нежный стан, прижать к себе, смять в объятиях.

— Прекрасно выглядишь, Неженка! — пропустил он мимо ушей её лепет. — Ты тут одна? Или есть более достойный?

Он оглянулся, рассматривая вокруг людей.

— Я одна, — ответила Люба.

Блядь, и это было такое облегчение.

— Нам надо поговорить, — опять настаивает она.

— Говорим вроде, — глухо сказал он, стараясь подавить свои эмоции.

— Не здесь, и не сейчас — напряглась Люба, — подождёшь меня? — она робко взглянула на него.

Да он, готов ради неё в лепёшку расшибиться, не то, что подождать.

— И пожалуйста, не пей, — наставляет на последок, и уходит.

И Матвей не пьёт, и ждёт, пока кончится эта бесконечная вечеринка. Ходит мимо гостей, ведёт какую-то беседу, а в голове только мысли о ней, и о том разговоре, что ему обещан.

О чем, интересно?

Расставить все точки над «и». Да и так, вроде понятно всё, чего уже мусолить. Он козел, она ангел во плоти. Он предал, она не простила. Разошлись, живём дальше. Ну, вернее, кто как, а вот Матвей пытается хотя бы час не думать о ней. Не всегда получается. Да и зажгла она в нём опасную надежду, на воссоединение. И понимал он, что зря это, да только пустила уже ростки она в его истерзанное сердце, и теперь только утверждала там позиции.