Страница 27 из 36
— Не знаю, как я дотяну до вечера, — заворчал он, отворачиваясь от неё, и пошел делать ещё одну чашку кофе.
Она обняла его со спины. Обвила руками за талию и поцеловала в плечо.
— Спасибо, — шепнула она, и потёрлась носом, о его лопатку.
От этого спасибо, у Матвея внутри разлилось тепло. Сердце ускоренно забилось, пробудив столько нежности к ней. К такой хрупкой, и слабой, и в то же время, имеющей неоспоримую силу над ним. Своим подчинением, податливостью, она управляет им. Не противиться, принимает его, и в то же время вертит им как хочет. Парадокс.
— Кажется, кто-то опаздывал на работу, — снова заворчал он, поглаживая её руки, сомкнутые на его талии.
Неженка снова чмокнула его между лопаток.
— Ворчун, — хмыкнула она, и убежала собираться.
Вот, зараза! Ещё и дразнится!
Он улыбнулся. Налил себе кофе, и пошел следом. Она сидела перед туалетным столиком, делала макияж. В уголке стояла знакомая бархатная коробка. Он открыл её. Браслет, который он подарил ей на второй день. Уже тогда он был очарован ей. Хотя именно тогда ему хотелось отблагодарить её за отличный трах. Он вспомнил их бурные ночи, и внизу опять всё встрепенулось.
Блядь! Холод, ты маньяк!
Он сел на смятую постель, поглядывая на неё, и попивая горький кофе.
— Куда бы ты смогла надеть этот браслет? — спросил, прикидывая, куда пригласить её вечером.
— Не знаю, — задумчиво отозвалась Неженка, глянув на него в зеркало, — возможно ресторан, театр, Париж!
— Париж? — удивился Матвей.
— Это я просто так, варианты накидываю, — сразу смутилась она.
Он подошел и заглянул, в зеркало, находя её взгляд.
— Париж, так Париж, — заключил он, и поймал её недоумённый взгляд, — в эти входные мы летим в Париж.
— Ты… — Люба задохнулась от неожиданности, а Матвей расплылся в улыбке. Она развернулась к нему.
— Но…
— Что но, Неженка, — он закатил глаза, хотя сам наслаждался произведенным эффектом, — на дворе двадцать первый век, и ещё мне кажется, что в Париж в одном браслете не пускаю, как минимум нужно, ещё серьги к нему, и ожерелье, — закончил Матвей, и невозмутимо уселся на кровать, снова начал попивать кофе маленькими глотками.
— Я тебя обожаю! — воскликнула Люба, и, забыв обо всём, подскочила и кинулась к нему в объятия, Матвей только и успел кружку с кофе на пол поставить, и подхватить её.
— За что? — смеялся он, завалившись на спину, и устраивая её на своих бёдрах. — За украшения? За Париж?
— За тебя, — ответила Люба, и склонилась, целуя его в губы. Матвей тут же обвил её шею, и прижал крепче, пылко отвечая на её поцелуй. Быстро и сноровисто освободил её от халата.
— Холодов, ну как у тебя это получается? Всё равно своего добился, — возмущалась Люба, а сама млела от его прикосновений, и поцелуев.
— При чем здесь я? — рассмеялся Матвей. — Ты сама напала на меня!
Он прикусил её за сосок, мельтешившей перед ним груди, и она пискнула и выгнулась, подставляя вторую грудь.
— Я? — выдохнула она, теряя нить разговора.
— Да! — вскрикнула она, когда он второй раз прикусил её грудь.
Она впилась пальцами в его плечи, и начинала подрагивать. Матвей чувствовал влагу между её ног, тесно прижатого к нему её лона. Член натянул ткань боксеров, упираясь головкой в её ягодицы. Он гладил их. Мял нежную кожу, скользил по изгибам талии. Вдыхал неповторимый аромат, и прижимал её к себе, целовал, лизал, кусал, оставляя на коже отметины. Она сама спустилась вниз, и стянула с него трусы. Потом приподнялась села сверху, вбирая его член в себя. Качнулась, приноравливаясь, и задвигалась, тесно сжимая его внутри. Матвей согнул колени, и стал вбиваться снизу, не в силах выдержать её неспешный ритм. Прижал за талию к себе и насаживал, кайфуя от тесноты и давления её плоти.
— Да, да, да! — повторяла Люба при каждом толчке, больно царапая его кожу. Её грудь призывно колыхалась, а голова запрокинулась. Влажные пряди облепил раскрасневшееся лицо. Она сбивалась с ритма, но Матвей, вцепившись в её ягодицы, чётко направлял её на себя. Натягивал, Долбил снизу, как сумасшедший, пока она ни закричала, и не сжала его, судорожно хватая воздух. Из её глаз брызнули слёзы, и она прижалась к нему. Матвей обнял её и одним махом перевернул, подмяв под себя, всё ещё оставаясь в ней.
— Ну что ты плачешь? — засипел он.
— Мне так хорошо, что эмоции бьют через край, — смутилась она, краснея под его взглядом.
— Мне тоже хорошо, Неженка, — Матвей уткнулся в сгиб её шеи, вдыхая сладкий аромат разгорячённой кожи. — Лучше никогда и не было!
Он снова толкнулся, чувствуя, как тело её отзывается. Она обняла его, за спину, а потом и вовсе спустилась руками вниз, давя ладошками в его ягодицы, побуждая входить глубже. И Матвей толкался в неё глубже, закинув её ноги за плечи, вырывая из горла сладостные стоны.
Он открыл дверцу, её машины, и когда Люба уселась за руль, захлопнул, и, махнув на прощание, зашагал к своей.
По дороге домой он всё думал о предстоящем разговоре с Машкой. Но когда только переступил порог, девушка уже одетая выскочила за дверь, ссылаясь на опоздание.
Блядь!
Матвей зарычал, и метнулся за ней, зажав раскрытые двери лифта.
— Когда вернёшься? Нам надо поговорить! — окинул он её хмурым взглядом.
— Давай в обед созвонимся, может тогда, и встретимся, — ответила Машка, подозрительно глядя на него.
— Хорошо, — и Матвей опустил створки, которые тут же сомкнулись.
Он быстро переоделся и тоже поспешил в офис. Дела не ждали, им было всё равно, что великовозрастный мальчик Матвей Холодов влюбился, и думать не о чем не хотел.
Да он и не думал. Сидел за компом, подбирая тур в Париж, потом позвонила Машка, как и обещала, и он сорвался к ней на встречу.
8
Ближе к обеду позвонила Алочка, и позвала отобедать в одном хорошем ресторанчике. Я согласилась. Давно не видела подругу. Хотелось поболтать и возможно рассказать про Матвея.
На работу я всё же опоздала.
Перед ждущим меня автором пришлось долго извиняться, ссылаясь то на пробки, то на погодные условия. Девушка терпеливо выслушивала мои извинения, пока Саша ставила перед нами приготовленный кофе. Но даже когда она начала презентацию, мне насильно приходилось вынуждать себя, её слушать, потому что мои мысли, то и дело уплывали в сегодняшнее утро, в жаркие объятия Матвея.
Я сошла с ума. Потеряла себя совсем. Но мне и не хотелось по-другому. Пусть он захватил мой разум, Пусть поработил моё тело. Я добровольно отдала ему всё. И отдам ещё. Я люблю его. Не могу жить, когда он не рядом. Он всё время повторяет мне, что я его. И я ни разу не спорила с ним в этом. Я принадлежу ему. С самого начала, когда ещё этого не понимала, и сейчас, когда осознаю это полностью.
Я то и дело выплывала из своих воспоминаний, вела диалог, не совсем понимая его смысл. Сошлись на том, что я подумаю пару дней.
Потом были переговоры, и тут тоже надо было включать голову. Я держалась неплохо, иногда только теряя смысл, но все же, находила, что ответить. Почему влюблённым людям не дают больничного или затяжного отгула, они же совершенно не способны трезво мыслить.
И поэтому когда позвонила Алочка, я с удовольствием согласилась с ней встретится.
Правда Алочка была не одна. Рядом за столиком сидела высокая блондинка. Почему-то показалось, что я её уже где-то видела. Алла представила нас. Её звали Мария. И вот Мария весь обед жаловалась, я так поняла, на своего мужчину.
— … зря я ухала на Бали, — пыхтела она, ковыряя вилкой салат, — всё тогда и началось. Бросила мужика на новый год, а он сейчас меня бросит!
— Да может, обойдётся всё, — утешала её Алочка, а я только поглядывала с жалостью на неё.
— Не! Не обойдётся! Чует моё сердце другая у него, — Мария замахнула полбокала вина. — Мы не спим уже почти два месяца вместе. Как раз после нового года. Было там что-то, по началу, но зная его, это фигня. Словно я перестала его возбуждать!