Неженка

— Нужна?

— Да, простишь меня?

— А ты серьёзно решил больше не спать со мной? — уточнила Люба. — Потому что я тогда кого другого поищу… — и тут же завизжала прижатая к нему.

— Я тебе поищу, Неженка! — зарычал он. — Ты моя, моя!

Она подняла глаза. В них столько ликования. Вот же зараза. Как она его окрутила.

— Твоя, твоя! — вторит ему, и нежно к губам прижимается, чтобы через мгновение он смял их, впечатал в свои, вторгся языком, и впитывал её вкус, и аромат.

— Матвей, пойдем домой! — стонет она, когда его рука, залезает в её штаны, под трусики, и отыскивает влажный жар.

Ох, как же там мокро!

Член дёргается от напряжения, и Матвей рычит, когда она отстраняется. Вся раскрасневшаяся, с растрепанными волосами, и смятой одеждой. Губы горят, глаза сияют.

Он отодвигается, и пару раз вдыхает, чтобы успокоится, да только не помогает. По всему салону её сладкий аромат. На его губах её вкус. На пальцах её влага.

* * *

Мы вваливаемся в квартиру. Я даже не помню, закрыла ли я дверь. Стаскиваем одежду, разбрасываем её, и не можем оторваться друг от друга.

Я словно охмелевшая, опьяневшая. Его «Нужна», отдается у меня в голове, проникает теплом в сердце и растекается по всему телу.

Я нужна ему! А он нужен мне!

Не отдаю себе отчёта. Тянусь к нему. Льну, и отвечаю на все грубые ласки. На покусывания и щепки, на жёсткие поцелуи, что до боли сжимают мои губы. Отзываюсь, и млею, словно без него не смогу дышать, цепляюсь за каждое проявления внимания. Позволяю сделать с собой всё что угодно. Трещит по швам моё бельё, рвутся пуговицы у горловины футболки Матвея. Мы обнажаемся. Быстро, резко, не в силах терять и секунды. Он тут же в прихожей, поднимает меня на руки, и насаживает на свой член, и долбит, как в последний раз. Впечатывая в стену, прижимая своим телом.

И я кричу от восторга. Я кричу от боли, и кайфа. Царапаю его плечи, сжимаю его шею, тяну его за волосы, и вибрирую вместе с ним. Он сводит меня с ума. Своим напором. Своим накалом. Убивает и возрождает снова. Распинает, и собирает воедино.

— Ну, скажи мне, хорошо тебе? — хрипит он мне в ухо.

— Да! Хорошо! Хорошо! — кричу я, распадаясь на сотни осколков. Мой мир затоплен светом и мерцанием. На краткое мгновение, я возношусь к небесам, и тут же возвращаюсь в его руки.

— И мне, Неженка! Как же мне хорошо! — низкий голос срывается на рык, и я чувствую, как горячее семя стекает по моему животу, когда он выходит из меня и прижимает пульсирующий член к моей коже.

Всё ещё держит меня на весу, по телу пробегает дрожь. Горячее дыхание шевелит мои волосы, возле уха. И я слышу, как бьётся его сердце, чувствую, как раздуваются лёгкие, как пальцы намертво впечатались в мои бёдра. Я и сама его держу в объятиях, прильнув всем телом, прижавшись щекой к щеке, и слушаю, вдыхаю, впитываю его энергию, разгорячённый аромат, вибрации большого тела.

— Пойдем, я тебя вымою, — шепчет он мне на ухо, и несёт в ванную, — хотя по мне я бы обкончал тебя всю, чтобы только мной пахла!

Я вспыхиваю от его слов, и заливаюсь краской.

— Я когда-нибудь привыкну к твоим выражениям, — ворчу в ответ.

Он только улыбается. Аккуратно ставит меня посреди душевой, и настраивает воду.

— Надеюсь что нескоро, — хмыкает он, — я охреневаю, когда ты так краснеешь!

На меня обрушивается поток горячей воды, я вскрикиваю, но он тут, же обнимает и прижимает к себе.

— Я бы трахал и трахал тебя, ты словно под меня заточена, — воркует он мне на ухо, — и эти охуенные груди, и крутые бедра, и задница твоя, — и я пищу, когда он сжимает мои ягодицы, — какая ахуиттильная жопа!

— Какие изящные комплименты! — фыркаю я, обнимаю его за талию. На нас падают потоки воды, горячие и упругие струи, успокаивают, развеивают усталость.

— Зато они искрение, — отвечает Матвей, и гладит моё спину.

— Ты так со всеми общаешься? — я тянусь за мочалкой и гелем для душа, но он забирает их, и, вспенив добрую порцию геля, начинает меня намыливать.

— Тебе же нравиться? Признайся! — смеётся он, скользя руками по моей шее, и груди.

— Нет, — верчу я головой.

— Нравиться, — не отстаёт он, и намыливает живот, ласково и нежно скользит мягкой материей по моей коже.

Его тихий низкий голос вибрирует, отражается от кафеля, переплетается с шумом воды.

— Ты кайфуешь, от моих слов. И когда я груб с тобой, Неженка, ты вся таешь! Там между ножек растекается влага, от одних только моих слов, ты течёшь.

Он проходит мочалкой, по бёдрам, а другой рукой ныряет к моей промежности, но вопреки моим ожиданиям, просто нежно оглаживает складочки, не вторгаясь, и я чувствую разочарование.

Матвей разворачивает меня спиной, и я вся трепещу от его поглаживаний.

Что со мной? Мы ведь только что отлипли друг от друга, а между ног разгорается новый пожар.

Руки его ложатся на ягодицы, скользят, гладят.

— Ну, знаешь, если ты настаиваешь, отныне я буду с тобой нежным, неспешным, — заявляет он, и, опустившись на колено, намыливает мои ноги, — и называть буду всё дурацким эпитетами.

— Ты даже не знаешь таких эпитетов, — фыркаю я.

— Посмотрим, — он встаёт, и массирует мои плечи, размазывая белую пену, — твои груди, я буду называть холмиками, а соски, сочными ягодками, — бормочет он, и рука скользит, оглаживает грудь, и я подаюсь назад, вжимаюсь в во влажное, горячее тело. — Твою великолепную задницу, знойными полушариями, упругими, и нежными, — Матвей возвращает руки назад и скользит к пояснице, медленно спускается вниз, сжимает обе половинки моей попы, и я чувствую, твёрдый член, что тыкается туда.

— Ну а твою узкую, тесную, сладкую дырочку, я буду называть даром небес, — заключает он, и я хихикаю от последнего замечания.

— Какой же ты пошляк, — смеюсь я, когда он разворачивает меня к себе, — хоть с эпитетами, хоть без!

— А ты, Неженка! — отвечает он на это, и целует, как и обещал нежно и неспешно, пробуя на вкус мои губы, посасывая и смакуя их.

— И вообще теперь твоя очередь мыть меня! — говорит он, отрываясь от меня.

Я сожалею о прерванной ласке, но все, же забираю у него мочалку, и сдабриваю её гелем. Мылю мощную спину, пена собирается и стекает по позвоночнику, обрамляя крепкие ягодицы. Спускаюсь ниже, и вместо мочалки провожу ладошками по мыльной коже. Глажу, ощущая крепость мышц.

— Ай да, Неженка, — басит Матвей, — ай да хитрюга!

Я закусываю губу, и скольжу руками ниже по крепким бёдрам, приседаю и намыливаю ноги. Матвей разворачивается в этот момент, и я зачарованно смотрю на него снизу вверх.

Перед лицом вздыбленный член. Я облизываю пересохшие губы, и сглатываю. Снова смотрю на Матвея, а он на меня.

В его глазах немой вопрос.

Просьба.

Жгучее желание.

И я становлюсь на колени, и отбрасываю назад мочалку, примеряюсь, и обхватываю губами его член, погружаю его в рот до половины.

— Бля-я-я-ядь! — выдыхает он, и я смотрю вверх, а сама обхватываю ствол у основания, и погружаю его глубже. Он большой, и навряд ли поместиться весь у меня во рту, но я стараюсь заглатывать больше, помогая себе рукой. Провожу языком по шёлковой головке, и чувствую все вены, на напряженном и подрагивающем органе. Посасываю, и с удовлетворением слышу глухие хрипы. Снова смотрю на Матвея. Он прикрыл глаза и держится за стены. Грудь ходит ходуном, воздух со свистом входит через сжатые зубы. Ему нравится, хотя я это делаю впервые. И я продолжаю посасывать, облизывать, погружать его в рот. Приятный солоноватый вкус растворяется во рту, аромат геля от мокрого паха забивается в нос, и я даже нахожу это занятие приятным. Аккуратно сжимаю яички, и он стонет, накрывает руками мой затылок, и надавливает сильнее. Входит резко и глубоко. От неожиданности сбивается дыхание. Я упираюсь руками в бёдра, и он ослабляет хватку. Я продолжаю в своём темпе, пока он резко не отстраняет меня, и тут же кончает мне на грудь.

— Размажь, Неженка, хочу, чтобы ты пахла мной! — хрипит Матвей, зачарованно смотрит, как я растираю по груди и соскам его сперму.