Докумен Одноухий

Глава 1

Одноухий жил в подвале девятиэтажного дома, в одном из многочисленных закоулков, среди сплетения труб и электрических кабелей. Там, в глубокой нише на пыльном ватнике, забытом кем-то из сантехников, находилась его лёжка. Рядом обитали другие особи, половина которых приходилась ему близкими родственниками, как впрочем и остальная кошачья масса, поскольку еле ползающий патриарх, употребивший когда-то своё семя для создания местной популяции кошек, был ещё жив и воспринимался потомками вроде Адама. Не удивительно, что семьдесят два обитателя жившие в этой агломерации, были его чёрными копиями. На фоне этой доминирующей расцветки появление на свет непопулярной масти, напрочь раскололо генетическое древо и веру в историческое превосходство чёрного цвета, потому как Одноухий родился белым. Этот генный сбой произвёл эффект разорвавшейся бомбы и первой реакцией окружающих было решение избавиться от мутанта. Но, когда в закуток, где со своим выводком находилась мама-кошка, пришли законники кошачьего сейма, случилось то, что и должно было случиться – мать встала на защиту своего отпрыска. В результате, короткой, но яростной схватки, законники отступили. Всеобщим решением кошачье большинство объявило ренегатке бойкот, и как это бывает в демократическом продвинутом сообществе, поставило вне закона. Мама-кошка, как могла, оберегала необычного отпрыска. Первым делом она обваляла сына в пыли и саже, после чего мех котёнка приобрёл грязно-серый оттенок, точь в точь такой же, как ватник сантехника. «Пожалуй этот цвет не такой вызывающий». – решила она, и успокоившись, потихоньку, стала выводить семейство на прогулки из своего убежища.

О мутанте вскоре забыли – как будто его вовсе не существовало, – но Одноухий уже понял свою исключительность. Правда, тогда он ещё не мог предвидеть, насколько это обстоятельство изменит его жизнь…

С тех пор, как он сделал первый вдох, его поразил запах этого мира. Резкий, сдобренный дорогим мускусом, разлитый в сжатом, до вязкости, воздухе, он доминировал в окружающем пространстве и заставлял воображение рисовать волнующие картины. К этому мощному запаху примешивалось большое количество других, менее явных ароматов. Они словно ноты вливались в полифонию музыки возникавших фантазий. Видения, мучившие его своей реальностью, несли в себе какие-то непонятные знаки, пытаясь понять которые, юный кот чуть не сошёл с ума. Он бродил в своём закутке, как сомнамбула, повторяя одно и тоже: «сектор ТС45, голубой карлик, направо, планета КЦ, Белый принц»… Сверстники чмарили его, как юродивого, и частенько били за странные фантазии, и когда он крикнул однажды, загнавшим его в тупик преследователям: «Мы не кошки, мы пришельцы с планеты Кац», над ним посмеялись, и здорово потрепав, повредили ухо. Когда увидели, что этот грязный, неопределенного цвета кот не в себе, экзекуцию прекратили и больше не трогали. Но, с тех пор, к нему прилепилось прозвище Одноухий. Когда он немного повзрослел и стал осторожен, он порвал все связи и жил изгоем в своём закутке, выползая на свежий воздух только по ночам.

Единственным другом в этом враждебном мире стал для него Прищуренный. Изгой, анархист и гендерно-неопределившийся здоровенный кот, явился однажды в воздухе, подобно Чеширской гримасе и помог избежать встречи с Серой тенью, жуткой и безжалостной птицей, которая чуть не унесла его в своё гнездо. Она всегда охотилась в этих местах на мелких грызунов и время от времени атаковала кошек. Нападала эта тварь из мести и давнишней ненависти к кошачьему племени, справедливо обвиняя «хвостатых» в гибели одного из первых своих выводков. Случилось так, что, в один из её ночных рейдов, Одноухий сидел у подвального оконца и наслаждался прохладой августовской ночи. Местная гопота, угомонившись, разбрелась по домам и над районом повисла благословенная тишина. Одноухий, вдохнув ароматы соседней мусорки, прикрыл глаза, впустил ночь в себя и завис в истоме. Обычно в это момент наступало пограничное состояние между реальностью и метафизикой…

…Сова вышла на бреющем со стороны единственно уцелевшего фонаря на углу дома и бесшумно нависла над жертвой. Она уже приноровилась, как половчее вцепиться животному в спину, но, к своему удивлению, за долю секунды до атаки, поняла, что цель исчезла. На том месте, где сидела добыча, теперь висело облако пыли. Сова покрутила головой с круглыми от возмущения глазами, раздраженно заклёкотала и присела на куст.

Из слухового оконца за ней следили две пары настороженных глаз..

– Благодарности не надо. – сказал спаситель, переведя взгляд на Одноухого. – Меня зовут Прищуренный. А тебя?

Одноухий, подавив в себе бешеное биение сердца, еле слышно ответил.

– Меня.. меня все зовут Одноухий.

Прищуренный поглядел на остаток того, что когда-то было ухом соседа и согласился.

– Содержание достойно названия. Похоже, друг мой, жизнь не научила тебя быть осмотрительнее. Впрочем как и меня… Видишь ли, таким особям, как мы с тобой надлежит быть вдвойне осторожным. Но.. – новый знакомый поднял вверх лапу, придавая значимость своим словам. – Мы будем вознаграждены – ибо изгои наследуют этот мир, потому, что умеют выживать вопреки проискам общества. – Прищуренный поднял морду в направлении птицы и констатировал: – И, кажется, наш преследователь понял, с кем имеет дело.

И действительно, сова, наконец, включив в голове камеры слежения, увидела, в замедленном темпе хронику произошедшего. Спасение одного «ушастика» другим наполнило сердце птицы разочарованием. Наверно так исчезает заветный приз, когда на финише, тебя обходит более удачливый соперник. Сова обижено ухнула, и сбив тяжелыми крыльями несколько сучьев, рванула в небо. Ночь для неё ещё не кончилась.

– Да, врагов у нас множество. – проводив взглядом сову, сказал Прищуренный. – И эта особь не самое страшное.

Одноухий согласно кивнул и спросил.

– Это да, но откуда ты всё знаешь?

– Опыт и наблюдательность. – назидательно ответил Прищуренный. Ему уже не раз приходилось говорить эту шаблонную фразу, и он, будучи убежденным последователем наставничества, включил гуру.

– Слушай сюда и я научу тебя жизни. Валериану и алкоголь – в разумных дозах. Кошки – яд. Люди – объект. Жрать —мало, спать – много. Сон – это вторая жизнь твоя. Иди своим путём…

– Подожди, а как же все эти базовые постулаты? Свобода и «Кошачий мир», «Жизнь чёрных важна» и прочая всякая хрень? – спросил Одноухий, с вызовом глядя на Прищуренного. – Как же всё это?

Прищуренный с сожалением оглядел борца за толерантность, усмехнулся и спросил:

– Ты уже перестал прятаться по темным углам? Каков твой натуральный цвет? То-то же. – затем, нарисовав хвостом крендель, он задумчиво оглядел его и, со вздохом, признался. – Я ведь тоже не совсем чёрный. У меня, видишь ли тоже было пятно. Вот там, на самом конце, оно и было.

Одноухий недоверчиво взглянул на кончик хвоста.

– Да ладно, я ничего не вижу. Ты гонишь.. Я не слышал о других.. ну не стандартных.. Как ты скрывал этот недостаток?

Повисло неловкое молчание. Затем Прищуренный тягостно вздохнул.

– Увы! Поначалу приходилось засовывать его… ну ты сам знаешь куда – признался новый знакомый. – Было очень неудобно и стыдно.. Может быть я так и ходил до конца своих дней, как молодой зэк в тюремной бане, если бы не один замечательный случай. Я бы даже сказал фантастический. Случилось это года три назад в дальней технической части подвала. Как-то по весне удалось мне заманить туда одну глупенькую кошечку. Всё было на мази, но, в пылу страсти чертовка опрокинула на меня чан с какой-то жидкостью, от которой я весь покрылся чёрной коростой. Я чесался и жутко вонял. Как оказалось это было какое-то средство, толи от тараканов, толи от блох. О любви пришлось надолго забыть, потому что при моем появлении все кошки разбегались кто куда. Зато, когда короста, высохнув, облетела, хвост стал весь чёрным. Теперь после каждой линьки мне приходится наведываться к чану подкрашивать кончик хвоста.