Страница 43 из 60
Врач продолжает говорить, единственное, что улавливаю — срок небольшой, пять-шесть недель.
Марина победно улыбается до самого конца процедуры. И уже после всех рекомендаций, когда мы выходим вместе в коридор, она поворачивается ко мне с ехидной улыбкой.
— Ну что, дорогой, ты рад? — выгибает бровь.
— Ага, еле держусь на ногах от счастья!
— Зато теперь ты убедился, что я не вру! Жду твоих пламенных извинений! — шипит она и уходит, звонко цокая каблучками.
А я смотрю ей вслед, совершенно не понимая, что теперь делать…
Марину я отвожу домой в полной тишине. Она надулась, демонстративно со мной не разговаривает. Я же этому только рад.
Не знаю, что она там ждет, извинений или признаний. Я сейчас способен выдать только сплошной негатив, поэтому пусть меня лучше не трогает.
У ее подъезда торможу, она выходит из машины, я не двигаюсь с места.
Марина подходит к открытому окну с моей стороны, останавливается.
— Что? Так ничего и не скажешь? — смотрит на меня с кривой ухмылкой.
— А чего ты ждешь? — устало поднимаю на нее глаза.
— Ну, чего-то жду, — поджимает она губы. — Я понимаю, до тебя только сейчас дошло, что все серьезно. Я даю тебе время прийти в себя и подумать, как мы будем дальше жить.
— Я подумаю, — киваю. — Но на многое не рассчитывай. Финансовую поддержку в разумных пределах я тебе обещаю. Остальное — по возможности, но без фанатизма.
— Мда, Максим, — цокает она. — Верно говорят, что все мужики — мудаки. Ты, оказывается, такой же.
— А ты верила в сказки? Не стоило. Я тебе уже говорил, что думаю по поводу наших отношений.
— А чем она лучше, а Максим? Она же, — ее губы пренебрежительно вздрагивают, — никакая.
Меня окатывает гневом.
— Ну да, а ты, блин, особенная, да?
— Да, — кивает совершенно уверенно.
— Боюсь тебя разочаровать, Марина. С конвейера кукол у нас сошла как раз ты. А Олеся — это эксклюзивный товар, который к тому же за бабки не продается.
— Что, святая такая?
— Нет. Но ты не бери в свою крашеную голову. Ты не поймешь.
— Ну, раз она такая правильная, то явно не станет мешать нашему счастью, да Максим? — ехидно усмехается.
— Не переживай. Не станет. Тем более что мешать особенно нечему. Никаких «нас» нет. Раз ты решила оставить ребенка, хорошо. Значит, дальше нас будет связывать только он.
— А ты считаешь, что это мало?
— Это до хрена! Но это не про «долго и счастливо».
— То есть сейчас ты уйдешь, и?..
— Ты знаешь мой телефон. Если что-то нужно, звони.
— И ты меня даже до квартиры не проводишь?
— Ну ты же не инвалид. И симулировать здесь не надо. Привыкай к самостоятельности.
— А если не привыкну? — выгибает бровь. — Если захочу получить поддержку, — делает многозначительную паузу, — не от тебя?
— Значит и дальше будешь шагать без меня. Совсем. А ребенка я у тебя заберу.
— Ну, ну, — усмехается. — Посмотрим.
Разворачивается, уходит. Я же срываю машину с места, кипя от гнева. Вот как оставаться человеком с этими бабами? И куда твои глаза, Максим, смотрели, когда ты с ней связался?
Понятно куда. Только теперь эта не обременяющая связь капец как обременяет!
Но назад уже не отмотаешь.
Домой ехать не могу, там точно от тоски взвою. Поэтому еду на работу. В офисе пусто, но мне никто и не нужен. Я долго в задумчивости стою у панорамного окна, открывающего вид на город.
Когда-то этот бизнес мы начинали строить вместе с отцом. У нас с ним были не самые простые личные отношения, с мамой они развелись, когда мне было десять, и потом мы редко виделись. Он жил в другом городе. У него там была своя строительная фирма.
На первых парах он мне помог начать свое дело. По рабочим вопросам мы с ним сошлись, стали полноценными партнерами. Несколько лет назад отец полностью перевел свой бизнес сюда, и мы организовали общее большое дело.
А еще родители помирились после многолетней вражды и снова начали жить вместе. Это было волшебное время. Мама как будто помолодела, сбросила вместе с обидами лет десять, и отец стал совсем другим. У меня тогда впервые за много лет появилось ощущение полноценной семьи, тепла, тыла.
Но счастье это длилось недолго. Год назад родители попали в автокатастрофу. Мы до сих пор так и не поняли, как случилось, что их автомобиль вылетел на встречку и попал под грузовик.
Это был большой удар для меня. До сих пор не верится.
Вместе с родителями я потерял почву под ногами и то ощущение семьи и тыла.
Встретив Олесю, оно ненадолго вернулось, а сейчас я снова куда-то падаю и не знаю, за что уцепиться.
Тоска съедает меня окончательно. Вдруг звонит телефон, вырывая из черных мыслей.
Опускаю глаза в экран, сердце начинает радостно колотиться в груди — Олеся.
Отвечаю тут же.
— Привет.
— Привет.
Дальше неловкая пауза. Мне так много хочется ей сказать, но главную новость я озвучивать не хочу. Это разрушит нас окончательно. Поэтому молчу, и Олеся молчит. Я слышу ее взволнованное дыхание.
Пауза затягивается. Но мы не разрываем связь.
Наконец, Олеся шумно вздыхает и говорит:
— Максим, мне нужно решить вопрос с больничным. Как мне связаться с доктором? Я хочу выйти на работу.
Я не хочу, чтобы она возвращалась в этот ад. Но и повлиять на ее решение теперь не могу.
— Я решу этот вопрос. Он тебе сам позвонит и все расскажет.
— Спасибо, — выдыхает она.
Снова пауза.
— У тебя все хорошо? — вздрагивает ее голос.
Я понимаю, о чем она спрашивает, но порадовать мне Олесю нечем.
— Нет. У меня все плохо.
— Я поняла, — звучит обреченно ее голос. И мне становится страшно, что сейчас она бросит трубку.
— Олеся, — зову ее. Но что сказать, не знаю.
— Я тут, — отзывается она.
И снова тишина. Я хочу сказать, как сильно скучаю, как невыносимо хочу ее видеть, но я обещал не беспокоить ее.
Я молчу. И она молчит.
Связь никто из нас не разрывает. Эта звенящая тишина сейчас объединяет нас больше, чем все самые важные слова мира. Она кричит о том, как на самом деле мы нужны друг другу. Но мы приняли решение, и пока я не вижу другого хорошего выхода для нас.
Секунды летят.
Слушаем дыхание друг друга. Сначала напряженно, потом расслабленно, почти легко. Я иду к дивану, ложусь, закрываю глаза, погружаюсь в эту звенящую тишину, представляя, что моя любимая женщина рядом. Я чувствую ее присутствие, слышу ее дыхание, могу легко воскресить в памяти черты лица.
Пружина в груди немного отпускает, дыхание выравнивается.
Я сам не замечаю, как проваливаюсь в сон. Крепкий и спокойный впервые за несколько дней…