Страница 4 из 4
Так, чаты с Брюнеткой и Философом удаляю сразу. Если я начну их читать, то я всё-таки повешусь без малейших колебаний, использовав вместо табуретки системник за 72 штуки. Хотя нет, поколеблюсь малость. На верёвке. Тудым-сюдым. Тудым-сюдым. Тик-так. Тик-так. И системник, опрокинутый набок, таки залью напоследок.
Теперь извинения. Сначала Брюнетке, всё равно теперь напишет года через два. Так в прошлый раз было. Ну и ладно. Вновь её сиськи уплыли прямиком из-под моих худосочных, трясущихся от вожделения голубовенозных ручонок с похотливо протянутыми пальцами с грязными и обломанными ногтями. Третий цикл встреч с Брюнеткой завершён. Надеюсь, завершающий. Вода, огонь и медные трубы. Три в одном. На сей раз я и не расстроился. Вовсе не расстроился. Совсем не расстроился. Карма у меня хреноваста, это да. Это всё запои, они, они. Зелёный ящик с алкочудищем из глубин персонального ада. Даю вам тысячу рублей, и мы не открываем этот ящик! Или: вы пропьёте тысячу рублей, и мы откроем этот ящик!
Кто-то когда-то в одном пьяном вертепе однажды сказал мне командным голосом из глубин табачного дыма: «Паапрашу моих сисек своими грязными лапами не касаться!». На что я с хладнокровным напором ответил: «Как не касаться, когда касаться! Это же хрустальная мечта моего детства! Потерянный в глубоком младенчестве рай.» И, протянув руку сквозь табачный дым на звук голоса, так титьку сжал, что… Но досада оказалась в том, что сия фраза предназначалась не мне, и женщину, подавшую данную реплику неосмотрительно громко, крепко приняло за груди двое мужчин разом, в том числе и я. И эти двое мужчин, полезши к ней целоваться сквозь густой махровый дым и пьяный угар, с деревянным стуком поцеловались лбами, как если ударить полым деревянным шаром, обитым сукном, о точно такой же шар. Нелепо, смешно, безрассудно, волшебно… Генеральша Попова, не? Не помню, хоть тресни, хоть убей, не помню. Надо с бухлом завязывать, истинно говорю себе, надо. Ведь личность моя – это память моя. Но опять же, далась мне эта генеральша, будь она хоть ефрейторша. Да и правда, чего генеральша забыла в пьяных вертепах? Хоть бы и Попова, хоть бы и Сисько. Всех генеральш помнить, так о лейтенантихах забудешь. А ведь, скажу я вам по чесноку, иная лейтенантиха десяти генеральш стоит.
Теперь Философ. Написав ей извинения, я всё-таки решил повеситься, с чистой зефирной совестью и свинцовым грязным телом. Но сообразив, что имею все шансы вновь попасть в ад, из которого надысь кое-как выкарабкался, передумал, тем более Философ ответила почти сразу. Она приняла извинения, а вчера, оказывается, даже заочно отозвала заявление из полиции, в котором фигурировал я, исключительно как сексуальный маньяк (то есть моя личность в этом заявлении была раскрыта лишь с одной стороны, с тёмной, субъективно и предвзято), преследующий её по всему интернету и угрожающий неистовой мастурбацией под её окнами, под которыми, между прочим, растут кусты чудесной розовой сирени ("Белой, вообще-то!", – ремарка от Философа), осквернения коих допускать ей бы не хотелось. После такого отчаянного надругательства сирень станет пробуждать у неё неприятные и совершенно ей ненужные воспоминания, а также бередить старые раны и сыпать на них соль. Философ может начать злоупотреблять, впасть в депрессию и так далее. Вполне её понимаю, 20 лет – возраст чуткий, возраст нежный, гордость запредельная, эго зашкаливает. Весь мир у твоих ног. Лет в 35, когда все вышеперечисленные страсти, набушевавшись, смирно улеглись бы, она бы только поглумилась надо мной. Что сейчас я и делаю.
У нас состоялся замечательный по своей длине и наполнению разговор, завершившийся в четыре утра. Длился он часов семь. В разговоре с Философом меня смущало одно – её вежливость. Как по мне, вежливый человек очень скользкий. Никогда не поймёшь, то ли правду говорит, то ли врёт и отделаться хочет. Вежливость как бы смягчает и подрумянивает углы и шероховатости личности. Мне, как заядлому параноику, врачи категорически запрещают общаться с вежливыми людьми. Что у них в действительности на уме, один бог ведает. Да и тот вежливо хранит молчание. Вечное.
Философ поведала, что считает лошадь тупой. Не конкретно какую-то, а вообще, в целом. Гадит, жрёт, ржёт и спит. Ну как лошадь тупая? С точки зрения её, Философа, тупая. У неё, Философа, есть выписка из зачётки, медалька, аттестат. А лошадь дрянь, жрёт и срёт, где ни попадя. Весьма откровенный и милый эгоцентризм для представительницы философии. Ну, лошадь ещё могла бы поспорить, кто таки ест дрянь, жуя аттестат Философа.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.