Фолклендское коммандо

Сосредоточив артиллерийский огонь на орудийных позициях противника, мы смогли опрокинуть орудия, поджечь боеприпасы и машины, и надолго загнать расчеты в скалы. С позиции 155-мм гаубицы, казалось, вообще перестали стрелять, орудие, которое мы видели, было направлено в небо под тем же углом, под которым обстрел с моря оставил его несколькими днями ранее.

Кроме того, артиллерия противника вела огонь с юго-восточной стороны горы Саппер, с высоты и вне поля нашего зрения. Нам было интересно, не является ли это невидимой частью «мертвой» 155-мм гаубичной батареи, поэтому мы «провели» несколько снарядов над вершиной холма и положили их в мертвую зону за пределами видимости, чтобы посмотреть, заставить ли это их замолчать. Результаты были неубедительными, поэтому я больше не стал тратить боеприпасы.

Я был на одной рации, а Ник на другой, часто выполняя различные огневые задачи, или «обзванивая» частоты, чтобы получить резервную артиллерийскую батарею. Мы очень устали и замерзли, поэтому делали ошибки (например, говорили «левый», когда имели в виду «правый»), которые напарник фиксировал и исправлял. Мы спорили и противоречили друг другу, выбирали короткие хода, чтобы ускорить события, и злились на людей в сети. Мы рассказывали анекдоты, ожидая, пока орудийная батарея обработает данные и выпустит первые выстрелы. Мы мечтали о том, что будем делать, когда вернемся домой (в идеальный мир, который мы оставили позади), ожидая, пока наша следующая батарея закончит огневую задачу для кого-то другого.

Во время стрельбы наши артиллерийские батареи часто сообщали, что та или иная пушка «вышла из строя», а это означало, что из-за какой-то проблемы она не сможет стрелять. Примерно через двадцать минут или полчаса батарея докладывала «номер три готов» и это орудие снова открывало огонь вместе с остальными. Я только потом узнал причину.

В мягкой влажной почве отдача постепенно вдавливала колеса пушки в землю, пока казенник не оказывался в трясине, а станины и лафет в воде. В этот момент расчет объявлял орудие выведенным из строя, и использовал лопаты, чтобы его выкопать. Затем каждый свободный на позиции помогал вытащить орудие из ямы и установить на новое место, с которого оно продолжало стрелять. Постепенно снова появлялось углубление с водой, в которое вновь погружалась пушка.

Орудийные расчеты чрезвычайно напряженно работали, таская тяжелые ящики с боеприпасами, от того места, где их сбросили вертолеты к орудиям, вскрывая пломбы, отделяя огромное количество упаковки, устанавливая необходимые взрыватели на снаряды, а затем выкладывая готовые к стрельбе снаряды и заряды.

Во время огневых задач им приходилось поднимать тяжелые снаряды к орудиям, наводить, заряжать и стрелять. Сами пушки сначала должны были быть окопаны для защиты, а затем, когда стрельба заставляла их зарываться, защита становилась не такой важной, как стрельба и требовалось много труда, чтобы выкапывать их снова.

Когда батарея находилась в деле, стреляя фактически, ее местоположение было очевидно из-за шума и дыма. Маскировка в промежутках между огневыми задачами должна была быть очень высокого уровня, из-за угрозы нападения аргентинцев с воздуха. Это требовало постоянной работы по замене мертвой листвы на маскировочных сетках, жесткого соблюдения запрета на выход из-под сетей днем, и плана перемещений, чтобы предотвратить появление демаскирующих следов от колес и тропинок между орудиями и командными пунктами. Мы с Ником обнаружили, что несоблюдение аргентинцами этих основных правил значительно облегчало нам поиск позиции, а, затем, определение их назначения.

Реактивные самолеты с материка («Скайхоки», «Даггеры», «Миражи» и т. д.) были смертельно опасны для наших кораблей. Но из-за своей скорости могли поражать наземные цели только если замечали их на приличном расстоянии из-за плохой маскировки или крупных размеров. Например, главный перевязочный пункт в огромном мясокомбинате в заливе Аяк был разбомблен. Палаточный штаб бригадира Джулиана Томпсона также подвергся бомбежке из-за солнечных бликов от фонарей двух вертолетов. Это был еще один случай почти катастрофы с незначительными потерями, включая одного из наших сержантов, Джона Райкрофта.

Наши артиллерийские позиции должны были быть прекрасно замаскированы на открытой местности, чтобы избежать бомбежки.

Самой опасной общей угрозой для наших наземных войск, помимо артиллерии противника, был турбовинтовой аргентинский самолет «Пукара», предназначенный для борьбы с повстанцами. «Пукары» были очень маневренными и несли очень неприятный набор вооружения. Утром я и Ник наблюдали, как сразу после рассвета три самолета взлетели с очень короткой муниципальной взлетно-посадочной полосы в самом Порт-Стэнли. Они разделились и на бреющем пошли на запад, к горе Кент и горе Лонг-Айлен-Маунт. Их не было слышно и даже с нашей идеальной позиции было трудно разглядеть. Мы слышали отдаленные взрывы, когда они сбрасывали бомбы, и слышали грохот нашего зенитного пулемета в ответ. Через несколько минут они снова появились и спокойно приземлились вне нашего поля зрения.

К полудню 13 июня начал периодически валить мокрый снег, небо было затянуто тучами, а пронизывающий ветер проникал даже через многочисленные слои одежды, которые мы носили. У меня был терможилет, вязаный жилет, норвежская армейская рубашка, хлопчатобумажный камуфляжный китель, арктический ветрозащитный смок, мой стеганый костюм Председателя Мао, плюс непромокаемые брюки и куртка с перчатками без пальцев и обычными шерстяными перчатками, защищающими мои руки от замерзания, арктический шерстяной шарф-труба, защищающий шею, черная балаклава и серая шерстяная альпинистская шапка. Я промерз до костей.

Мокрый снег лежал на горизонтальных поверхностях и скапливался в расщелинах скал. За ночь прибыло еще больше SAS с еще большим количеством снаряжения. Утром тела, упакованные в «бивачные мешки», были разбросаны вокруг каждой укромной трещины на обратном склоне холма. Знакомые лица то и дело выглядывали из-за нашего бруствера и спрашивали, как мы себя чувствуем действительно, довольно светский день.

Ближе к вечеру 13 июня Седрик Дельвик вызвал группу «П» (группа приказов) для проведения операции этой ночью. Я связался с центром управления огневой поддержки и попросил уточнить, не выделен ли нам боевой корабль. Я знал, что поскольку наша операция была диверсионным рейдом, мы будем в самом низу списка приоритетов. Я утверждал, что у нас должен быть дежурный корабль, но как я и ожидал, нам сказали, что его не дадут.

Группа «П» во время снежной бури разместилась на небольшом чистом участке между скалами. Седрик опустился на колени на туристический коврик и постарался, чтобы его записи и карту не унес ветер. Как командиры его различных подразделений, мы вышли из темноты наших нор в скалах и моргали как барсуки при дневном свете. У парней из SAS, только что прибывших с корабля, были гладкие лица и розовые щеки, а у нас запавшие глаза на желтоватых бородатых лицах, измазанных камуфляжным кремом и грязью.

Моя одноразовая шариковая ручка закончилась на полпути, так что мне пришлось сильно давить на бумагу бесполезной ручкой, делая отпечаток, который потом можно будет заново обвести. Все происходящее прерывалось паузами, когда Седрик пытался зажечь окурок плохо свернутой самокрутки на пронизывающем ветру.

Он изложил свой план: двинуться на юг, к заливу Бланко, встретиться с группой десантных лодок с «Фирлесса», затем пересечь устье реки Маррелл и высадиться на северо-восточной оконечности Кортли-Хилл. Эта группа будет поддерживаться едиными пулеметами спецназа и минометами, ведущими огонь с возвышенности между заливом Бланко и Вейр-Крик.

Цель состояла в том, чтобы убедить аргентинцев, что это крупный морской десант, поддерживающий основную атаку британцев с запада, атакующий Вайрелесс-Ридж с севера и затем устанавливающий связь с десантниками. Имея на стороне противника по меньшей мере две зенитные батареи, орудийную позицию и пехотную роту на Вайрелесс-Ридж, о том, чтобы действительно атаковать здесь, не могло быть и речи.