Страница 51 из 74
Воздушные атаки все еще считались вероятными, хотя и были направлены на корабли и крупные соединения, а не на нас. Специальные подразделения были развернуты далеко впереди, чтобы ликвидировать вражеские НП (наблюдательные пункты) и обеспечить фланги. Мы были частью этих операций.
Последнее донесение разведки из нашего района собщало о подразделении, примерно из 40 человек, на горе Брисбен и в районе горы Игл. У них был радар на острове Датчменс, на севере, и там имелось много вражеских вертолетов. Их оборонительные позиции выглядели как неглубокие линии траншей, через которые было легко проникнуть. Британцы расположились бы в глубине, делая проникновение и атаку намного более трудными.
Существовала серьезная угроза атаки противника после занятия нами позиции. У них было несколько больших вертолетов «Чинук, идеально подходящих для полетов звеном с достаточно большим отрядом быстрого реагирования. При хорошем командовании они разобрались бы с нами без проблем.
В ночь на 30-е мая «Эвенжер» покинул группу «Гермеса» и в одиночку направился на юг, чтобы высадить нас на берег. На борту был вертолет «Рысь» и экипаж с другого эсминца «тип 21», «Эмбушкэйд», так как собственный вертолет «Эвенжера» вышел из строя. К сожалению, у них не было приборов ночного видения для полета в кромешной темноте, поэтому, строго говоря, им пришлось бы включить фары для посадки. Поскольку эта территория была занята противником, я не обрадовался.
Пока мы шли вдоль побережья Восточного Фолкленда, я решил обстрелять предполагаемого противника на Макбрайд-Хед и радар на о. Датчменс. Эти цели уже обстреливали в предыдущие ночи. Если «Эвенжер» продолжит спорадический обстрел побережья, он сможет обстрелять гору Брисбен, не вызывая никаких особых подозрений. Этот обстрел будет очень тщательно рассчитан, чтобы снаряды упали, когда вертолет приблизится к месту посадки и, таким образом, замаскировали высадку.
Мне было интересно находиться в оперативном центре во время боевой стрельбы без каких-либо ограничений мирного времени. Без корректировки огня по цели одним из нас на земле, использовался корабельный радиолокатор, чтобы рассчитать траекторию снарядов и примерную зону поражения. О точности говорить не приходилось, и, как в философском споре «действительно ли пушка производит взрыв в пустыне, если ее никто не слышит», не было никакого способа сказать, попадаете ли вы вообще во что-нибудь, но я должен сказать что…
Весь корабль содрогался от каждого снаряда, уходящего в ночь. В темной комнате царила тишина, слышны были только команды канониров. Зеленое свечение экранов радаров освещало склонившиеся над ними фигуры в белых капюшонах. Мы с Энди стояли с винтовками в руках, с совершенно зачернеными лицами, наблюдая за происходящим.
Оператор компьютера на фрегате типа 21 вбивает координаты и тип боеприпаса, затем орудие наводится на цель, удерживая наводку с постоянной подстройкой из-за качки корабля и изменений его курса, и стреляет автоматически. Когда человек на земле отправляет по рации поправку, оператор вносит ее на своем пульте, пока орудие перезаряжается.
Точность стрельбы зависит от возможности удержания наводки высокомобильной огневой системы в море на известную позицию на суше. Серьезная проблема, с которой не сталкивается полевая артиллерия. Это делается с помощью фиксации радаром «Маяка РКМ» с известной позицией (маяк индикации радиолокационной карты), что гарантирует отсутствие смещения точки прицеливания. Штурман должен очень тщательно рассчитать свое местоположение, следить за ним и вычислять приливной дрейф, внося данные в компьютер, который должен автоматически учитывать все поправки.
Поддержание в рабочем состоянии этого маяка РКМ в течении последней недели войны стало проблемой и привело к трагическим последствиям.
В 01.00, 31 мая, группа обеспечения зоны высадки с лейтенантом Джимом Сирайтом и мной, плюс наш тепловизор, взлетела с качающейся летной палубы «Эвенжера». Джим был братом одного моего знакомого артиллерийского офицера, который погиб в автомобильной катастрофе в Белизе, чуть более двух лет спустя. Когда разразился Фолклендский кризис, Джим находился на заключительном этапе отбора и обучения в SBS. Джонатан Томсон решил, что ему нужен каждый человек в SBS, которого он сможет найти и операция «Корпорация» станет их последним испытанием. Это было гораздо более реалистично, чем кто-либо мог себе представить. Джим наслаждался жизнью рядового морского пехотинца в патруле, которым командовал один из пугающе способных старших сержантов SBS.
Стояла кромешная тьма. Луна была скрыта облаками. «Рысь» была облегчена от всего, кроме двух передних кресел экипажа. Дверей тоже не было. Мы мрачно сгрудились в корме, прижавшись друг к другу и куче снаряжения, возвышающейся между нами. Мы сидели в тревоге, свесив ноги в темноту и сжимали в онемевших пальцах оружие.
Пилоты вели очень низко и быстро, несмотря на отсутствие приборов ночного видения. Когда мы приблизились к земле, луна вышла из-за облаков, так что пилот смог очень осторожно приземлиться без использования огней. Я испустил глубокий вздох облегчения, так как наша высадка вряд ли была замечена из основного расположения противника на горе Брисбен.
Вертолет приземлился, мы спрыгнули вниз и я вместе с Джимом побежал в темноту с тепловизором, чтобы проверить, свободна ли местность от противника. Уолли П. и группа прикрытия заняли огневую позицию рядом с вертолетом и выгрузили снаряжение. Снаряды с «Эвенжера» ритмично падали на гору Брисбен каждый раз, когда летел вертолет, и точность была достаточной для наших целей. Это было рассчитано заранее в оперативном центре. «Эвенжер» стрелял каждый раз, когда вертолет пересекал линию на радаре, ранее определенную мной, и прекращал огонь, когда вертолет снова пересекал ее, возвращаясь. Потребовалось шесть рейсов «Рыси», чтобы перебросить нас со всем снаряжением, а, потом, в большой сетке, груз для закладки в схрон. Мы с Джимом двинулись вперед, к горе Брисбен, чтобы получше ее рассмотреть, но я не мог ничего разглядеть достаточно хорошо, чтобы быть уверенным. Я не нарушал радиомолчания, так как снаряды ложились точно, а еще потому, что мы находились достаточно близко, чтобы 155-мм орудия противника могли обстрелять нас из Стэнли. Мы знали что у них есть радиопеленгационное оборудование, и я очень старался не афишировать наше присутствие, отправляя КВ-передачи (обеспечивают большую дальность связи, но легко обнаруживаются) если только это было абсолютно необходимо.
Некоторые люди не понимали этого, и когда необходимость минимизировать передачи сопровождалась метеорологическими трудностями, делающими невозможным установление связи, возникали последующие недоразумения с кораблями, рискующими самостоятельно выходить на огневые позиции, когда открывать огонь не требовалось. Я был удивлен, а, иногда, и рассержен отсутствием понимания в штабе, ответственном за координацию этих действий. Иногда мне казалось, что опасности крайне изолированного и уязвимого положения в 20 милях в тылу врага не были всеми осознаны.
Ночь была очень ясная и очень холодная. ПГН-1 была частью охраны периметра, пока сооружали схрон. Мы лежали в мшистой траве, лед хрустел у нас под локтями и коленями. Время от времени мы не могли сдержать дрожь и лязгали зубами от холода. С того момента, как мы забрались на борт вертолета на «Эвенжере», все оружие было взведено и поставлено на предохранитель. Но затем, в лунной тишине, один из парней выстрелил, с шокирующей и пугающей внезапностью. Я убедился, что никто не пострадал, и мы стали ждать. Если поблизости есть вражеский патруль, они наверняка проведут разведку.
Кроме того, основная часть нашего патруля, копавшая схрон, теперь будет находиться в максимальной боевой готовности на своих огневых позициях, готовая иметь дело с любым движением а мы были перед ними. Если я попытаюсь пойти обратно и рассказать им, что произошло, меня, вероятно, застрелят. В конце-концов пришел Энди Эббенс, очень обеспокоенный тем, чтобы никто не пострадал. Он догадался, что произошло, и пришел проверить лично. Работа над схроном продолжалась.