Страница 48 из 86
— Святой отец, Вы должны идти. Вы сможете подняться?
— Я сделался совсем немощен и не гожусь для пеших переходов, — отвечал Чжи-да.
— Вы можете сесть в экипаж, — предложили ему, и тотчас во дворе появился экипаж. Чжи-да сел в него, сознавая, что отныне не увидит родных и свой дом. Он во все глаза глядел по сторонам, и его взору открылась дорога, пролегающая по местности пустынной и суровой. Им указали путь, и посыльные, не переводя дух, примчали его к красным воротам. Ворота были красоты необычайной. Чжи-да вошел во внутренний двор. В судебном зале восседал знатный господин в красных одеждах и тюрбане, обличья крайне торжественного и чрезвычайно грозного. По сторонам от него за рядом ряд стояла сотня охранников: все в красном и с мечами наперевес. Увидев Чжи-да, господин приосанился и сурово спросил:
— Человек, ушедший в монахи! Почему у тебя так много грехов?!
— С тех пор как я стал сведущ в Законе, мне не приходилось помышлять о грехе, — возразил Чжи-да.
— А обеты почитывать Вы не перестали? — спросил господин.
— К принятию монашеского сана я все без исключения обеты заучил наизусть. Последнее время я постоянно исполняю на проповедях обязанности вращающего сутру. Потому и перестал читать обеты, — отвечал Чжи-да.
— Если шрамана не читает обеты, разве же это не преступление! Ну а сутру Вы можете прочитать? — продолжал допытываться господин.
Чжи-да начал было читать «Сутру цветка Закона», но произвел лишь троекратный повтор и умолк. Знатный господин приказал слугам, доставившим Чжи-да:
— Отведите его прямиком в землю преступников! Но не смейте мучить слишком жестоко!
Слуги выволокли Чжи-да за двери. Они прошли несколько сотен ли: все явственнее слышались во мраке грохот и гвалт, клокотанье и рев. Дорога петляла и терялась во мраке. Наконец они пришли к иссиня-черным воротам высотой в несколько десятков чжанов. Те ворота были железными; такими же были и стены. Чжи-да подумал про себя, что это и есть та адова земля, о которой рассказывается в сутрах. И тогда он стал горько сожалеть о том, что при жизни не соблюдал себя в строгости.
Когда Чжи-да прошел в ворота, гвалт вначале усилился, а затем прекратился. Он понял, что то были людские вопли. За воротами сгущалась тьма: снова не видно ни зги. Свет пламени то угасал, то разгорался, и тогда Чжи-да видел впереди себя узников, а за ними людей, истязающих их щипцами. Кровь лилась ручьями.
Среди узников оказался дядя Чжи-да. Они узнали друг друга и хотели было перемолвиться, но дядю истязали так, что он от боли не мог вымолвить ни слова.
Чжи-да прошел две сотни шагов и увидел нечто похожее на рисовый амбар высотой в чжан или более. Охранники затащили Чжи-да на крышу амбара. Внутри горел огонь, и пламя охватило Чжи-да: его тело обгорело наполовину. Боль была нестерпимой. Он свалился с амбара на землю и долго не приходил в сознание. Затем охранники увели его.
Чжи-да увидел десять больших железных котлов, в каждом из которых варились грешники. Они то погружались в кипяток, то всплывали на поверхность, а у котлов стояли люди, истязающие их щипцами. У тех грешников, кто все же выбирался из котла, глаза были вытаращены, язык вывалился изо рта на целый чи, тело было покрыто язвами и ожогами. Но смерть так и не брала их. Все котлы были заполнены, и только один оставался пустым.
— Вам сюда, святой отец, — сказали охранники, и Чжи-да обомлел от испуга.
— Господа! Уважьте бедного праведника! Один только раз позвольте поклониться Будде! — взмолился он и принялся что было мочи отбивать поклоны Будде, моля об избавлении от мук. Только он пал оземь и единожды покаялся, как страшное видение исчезло. Его взору ясно и отчетливо предстала равнина с деревьями в цвету. Однако охранники не отпустили Чжи-да. Они привели его к высокому и узкому столбу, на вершине которого еле умещался один человек. Человек сказал Чжи-да:
— Вы, шрамана, получили легкое воздаяние. Вам еще есть чему радоваться!
Только что Чжи-да был у столба и вдруг очутился в собственном теле. Ныне Чжи-да все еще пребывает в обители Одиночества. Он стал строже соблюдать обеты, занимается самосозерцанием и чтением сутр с большим усердием.
Похождения Сы-ду на том свете
Юань Ко, по прозванию Сы-ду, был уроженцем округа Чэньцзюнь. В годы под девизом правления Полное великолепие (473—476) Сы-ду был помощником начальника округа Уцзюнь. Он заболел и несколько дней был при смерти, однако дыхание его не прервалось. Были приготовлены погребальные принадлежности, но на третий день Сы-ду шевельнулся и поднял веки, а потом рассказал следующее.
Появился посланник и приказал Сы-ду следовать за ним. Они пришли к городскому рву. Башни с бойницами в этом большом городе были высоки и неприступны, а лестницы и врата величавы и прекрасны. Сы-ду было приказано войти в город. С южной стороны сидел владыка, а на ступенях лестницы — многочисленная охрана в доспехах и шапках. Оруженосец указал место, где сесть Сы-ду. Ему в холодном и горячем виде поднесли вино, жареное мясо, фрукты, соленые овощи, мясные и рыбные закуски. Он все отведал: ни одно блюдо ни по виду, ни вкусом не отличалось от тех, что едят в миру. Отпив вина, владыка обратился к Сы-ду:
— С главой моего счетного ведомства случилось несчастье, и теперь его место пустует. Зная Ваш ум и способности, я ускорил Вашу кончину, полагая, что Вы примете на себя эти заботы.
Сы-ду сознавал, что находится в загробном мире, и наотрез отказывался: он, мол, не подходит для этой должности, его малые дети останутся сиротами, а братья разъехались кто куда и не имеют постоянной службы. Сы-ду просил смилостивиться над ним. Владыка увещевал его:
— Вас смущает, что здесь подземный мир. А между тем у Вас будет щедрое жалованье, и Вы ни в чем не будете нуждаться. Ваше довольствие, наряды и выезд будут такими, о которых при жизни Вы не могли и мечтать. Очень многие домогаются такой службы и живут надеждой на то, что их желание когда-нибудь сбудется.
И вновь Сы-ду настоятельно просил:
— Мои мальчики и девочки останутся одни-одинешеньки. А ведь они еще так малы! Если Ваш слуга примет назначение, то кто за ними присмотрит и кто их вырастит?! Неужели же отцовские чувства не заслуживают снисхождения?!
И он стал лить слезы и отбивать поклоны.
— Если Вы, сударь, против, я Вас не неволю. Достойно сожаления, что Вы не пошли навстречу нашим желаниям, — молвил владыка, тотчас взял со стола свиток с записями гражданских дел и сделал в нем соответствующую пометку. Сы-ду стал благодарить владыку за оказанную ему милость, а тот предложил напоследок:
— А не угодно ли Вам, сударь, проявить заботу об умерших прежде Вас родителях?
С Сы-ду послали провожатого, и тот повел его по присутственным местам, пока наконец они не добрались до городской стены. Ворота города были воротами тюрьмы. Сы-ду провели внутрь прямо в дальний угол тюрьмы. Там было много ветхих убогих строений, тесными рядами стоявших друг за другом. Последним был дом, в котором Сы-ду увидел свою мать, урожденную Ян. Вид у нее был несчастный, совсем не такой, как при жизни. Она увидела сына и обрадовалась. У окна стояла женщина вся в ранах и рубцах, изуродованная до неузнаваемости. Она позвала Сы-ду, но тому было невдомек, кто с ним разговаривает.
— Это же госпожа Ван. Разве ты не узнаешь ее?! — удивилась мать, а госпожа Ван молвила:
— В миру я не верила в воздаяние. Хотя у меня было не так много грехов, однажды я наказала прислугу плетьми. Ныне я принимаю кару за это. С самой смерти меня мучили терниями, не давая перевести дух. Только теперь мне выпало свободное мгновение. Я слышала, как сюда вызывают по имени твою старшую сестру, и надеялась, что она заменит меня. Но ничего не получилось, и нам придется мыкаться вместе.
Она закончила говорить и зарыдала. Госпожа Ван была главной женой отца. Старшая сестра Сы-ду в это время стояла неподалеку.
Провожатый увел Сы-ду. Они прошли улицей через тянувшиеся один за другим кварталы: люди в миру живут в таких же. В последнем была хижина за бамбуковой изгородью. Там Сы-ду увидел отца в платке; он сидел, опершись о столик. Сы-ду вошел в двери, но отец замахал руками, отослав его со словами: