Страница 6 из 21
От неожиданного вопроса у нее перехватило дыхание.
– Ах, Ники, вы такой… такой славный, такой милый… – прошептала Минни. – Я, право, не знаю, что вам сказать. Все происходит как-то слишком быстро, стремительно. И у меня в голове такая путаница! А на сердце… Признаюсь, я еще не поняла, что подсказывает мне мое сердце.
Николай не стал торопить с ответом юную принцессу.
«Неужели я и правда влюбился в эту милую девушку?» – подумал он.
«А ведь, пожалуй, он мне нравится, этот русский принц! – подумала она. – И я даже смогу когда-нибудь его по-настоящему полюбить».
В тот же день Николай отправил матери, императрице Марии Александровне, гостившей в то время вместе с супругом на ее родине в Дармштадте, восторженное письмо, в котором писал, что Минни тронула его сердце и он, похоже, даже влюбился в эту юную датскую принцессу.
Конечно, письмо сына обрадовало императрицу и ее супруга. Ведь эта поездка и это знакомство молодых людей были задуманы ими и родителями Минни давным-давно и с далеко идущими политическими планами. Но никто не рассчитывал, что их брак станет не только совместным проектом двух монархий, а еще и будет основан на привязанности или, может быть, даже любви их юных чад.
На прощанье Минни и Николай договорились о том, что не станут принимать скоропалительных решений и расстанутся на время для того, чтобы как следует разобраться в своих чувствах.
Покинув Данию, Николай отправился в Германию, где в то время находились его родители.
Приехав в Дармштадт, он взахлеб рассказывал отцу с матерью о том, какое впечатление произвела на него юная принцесса, и о том, как она прекрасна и что с этой первой встречи она покорила его сердце.
– Вы не поверите, но на время я даже забыл о своей болезни! – слукавил он, не желая расстраивать родителей рассказом о том, что у него были сильные приступы боли и Минни это заметила. – Боли, мучившие меня до встречи с принцессой, отступили!
Предчувствие любви окрылило его, а мысли о предстоящей свадьбе придавали сил. О недавнем недомогании свидетельствовали теперь лишь чрезвычайная бледность и временами накатывающая слабость.
– Если бы ты знала, – говорил он матушке, – как я счастлив! Совсем скоро я стану мужем, а она станет моей женой. У нас появятся дети, а вы будете радоваться внукам и баловать их так же, как в детстве вы баловали нас. И мы будем жить долго и счастливо!.. Когда она была рядом, мое сердце подсказывало мне, что мы непременно должны быть вместе. Она прекрасна! Я смотрел ей в глаза и видел ее душу, чистую и светлую, – восторгался наследник. – Теперь я живу лишь мечтами о нашем будущем.
– Вот и славно, долг и любовь не стали на этот раз спорить друг с другом. Значит, ты будешь счастлив, а мы счастливы за тебя, – рассудительно заметил отец.
– А я рада, что у меня будет такая милая невестка, – поцеловав сына, растроганно добавила мать. – Ведь мы с твоим отцом знаем Минни с самого детства, с тех пор, когда она была еще совсем крошкой. И полюбили ее. Тогда же, много лет тому назад, я сказала королеве Луизе, своей кузине, что хочу, чтобы Минни стала членом нашей семьи.
А в Копенгагене в это время, готовясь к новой встрече с русским принцем, Минни принялась за книги о России, даже стала изучать русский язык. Она знала, что скоро Николай снова прибудет во дворец, чтобы на этот раз просить ее руки. Она то плакала, когда ее никто не видел, представляя себе, что не за горами тот день, когда ей придется расстаться с родителями, с родным домом, с родиной, то радовалась, представляя себе новую, самую настоящую взрослую жизнь с любимым мужем. Минни верила, что ее будущий супруг станет для нее самым любимым, самым дорогим и близким человеком. Так должно быть и так будет.
В сентябре окрыленный родительскими напутствиями Николай снова прибыл в Копенгаген.
Выслушав наследника русского престола, король Кристиан IX и королева Луиза сказали, что, конечно же, они будут рады породниться с династией Романовых, но последнее слово все же должно принадлежать их дочери.
И вот – решающая, волнительная встреча двух виновников всей этой суеты, двух полудетей, полувзрослых, двух метущихся сердец. Родители тактично оставили их одних.
Сентябрьский денек выдался на редкость теплым, солнечным. Минни с Николаем вышли в парк. Пройдя тенистыми аллеями, устроились в беседке в тени старых, уже пожелтевших листвой лип.
Долго неловко болтали о пустяках, думая совсем о другом, но не решаясь заговорить о том, что волновало теперь каждого из них, что должно было открыть новую страницу в их жизнях. Наконец, сильно волнуясь, Николай, слегка коснувшись руки своей избранницы, заговорил о главном.
– Принцесса… Дорогая Минни… Я очень волнуюсь, и, если я буду сбивчив и не очень последователен, не судите меня строго. Наша первая встреча была так коротка, но эти несколько дней, что мы были вместе, стали для меня… они сделали меня невероятно счастливым. Ведь я ехал сюда всего лишь для того, чтобы выполнить волю родителей и исполнить свой долг перед отечеством, но, едва увидев вас, я понял, что ко мне пришла любовь. Это было так неожиданно! И мой долг обернулся надеждой – робкой надеждой на счастье, которое вы можете мне подарить. Я хочу, чтобы вы всегда были рядом со мной, потому что я уже не мыслю своей жизни без вас. Станьте моей женой, – глядя ей в глаза, сбивчиво говорил он.
От нахлынувшего вдруг смятения, побледнев и опустив глаза, Минни долго не могла проронить ни слова.
– Почему вы молчите? – встревоженно спросил Николай. – Ответьте же что-нибудь!
– Ах, милый Никса! Если б вы знали, что сейчас творится в моей душе, какие противоречивые чувства владеют мной!.. Я знала о предстоящем разговоре и ждала этих ваших слов… Я хочу сказать «да», но не могу. Я в полном смятении, – прошептала она. – Вы такой хороший… Мне кажется, что и я вас полюбила… Или могла бы полюбить. Нет, нет, конечно полюбила! Но как же вся моя прежняя жизнь?! Моя любимая матушка?.. Мои братья и сестры?.. Все, все, что мне дорого, чем я жила до сих пор? Ведь Россия – это так далеко и так… непонятно для меня! Мне страшно!..
– Минни, дорогая моя! Не волнуйтесь, вы не будете там чужой! Я сделаю все для того, чтобы вы не чувствовали одиночества, были счастливы. Мои родители – вы, наверно, это знаете – души в вас не чают с тех самых пор, когда вы были еще совсем крошкой. А ваши родители, братья, сестры… Мы, конечно же, будем их навещать. И они нас тоже. Ведь на самом деле Россия не так уж и далеко. Это только так кажется. Вы привыкнете, она станет вашим вторым домом, а вы в этом доме когда-нибудь станете доброй, милой и рассудительной хозяйкой.
– Что ж я могу сказать… Я в такой растерянности… Я согласна, согласна…
Николай порывисто привлек ее к своей груди и, совершенно неожиданно для нее и для себя самого, поцеловал.
– Дагмар… Моя милая Минни… Я увезу вас далеко-далеко. И вы будете только моей, – шептал цесаревич, словно в забытьи.
Она не противилась, доверилась ему, только все время повторяла:
– Вы такой хороший, Никса, но отчего же, отчего же мне так страшно…
Она и сейчас, спустя, кажется, целую вечность, сидя здесь, на этой веранде, ощутила на губах тот самый, первый в своей жизни, такой неумелый, сладкий и такой жгучий поцелуй. Теперь она знала, что это не был страх перед неизвестностью, перед новой, неведомой ей жизнью – это было предчувствие беды.
Тем же вечером было объявлено о помолвке молодых. И во дворце поднялась невероятная суета. По этому радостному поводу был дан праздничный ужин.
Именитые гости…
Шампанское…
Тосты…
И поздравления, поздравления, поздравления…
Ликовал не только весь дворец, а и весь Копенгаген. Весть о помолвке всеобщей любимицы долетела до самых окраин датской столицы. Народ высыпал на улицы поглазеть на праздничный фейерверк, отметить помолвку любимой крошки Дагмар. Все переживали за судьбу маленькой принцессы. А ее друг Ганс, на чьих сказках она росла, даже прослезился, обнимая ее и бессвязно бормоча ей на ушко что-то доброе и ласковое.