Minni. Призвание – любить

– Кофе пить будешь?

– Это что, глупая шутка?

– Прости, я забыл…

А перед ней – ее дневничок в бархатном переплете.

Сидят двое и тихо беседуют.

«Со стороны может показаться, что это заботливый отец привел дочку-студентку на эту выставку, чтобы она отдохнула, отвлеклась от своих учебников перед институтскими экзаменами. От жаркого июльского солнца их укрывает спасительной тенью серый брезентовый навес и густые кроны старых лип, а вокруг, на залитых солнцем аллеях самой большой выставки страны – огромного, вечно шумного города-парка, нескончаемое броуновское движение праздно гуляющих людей, веселый хаос толпы, – записывает он в своей тетрадке, совершенно забыв, что, кроме него, его собеседницу никто не видит. – По обочинам главного проспекта выстроились стройные ряды павильонов-дворцов, удивительных творений воспрянувших духом после кровавых лет войны архитекторов.

Музыка, льющаяся из репродукторов, сливаясь с музыкой воды цепочки удивительных фонтанов, птичьим гомоном и говором толпы, создает неповторимую симфонию воскресного дня.

– Как здесь красиво! – задумчиво глядя по сторонам, говорит девушка. – Как хорошо, что мы сегодня здесь. Это место чем-то напоминает мне Петергоф: такой же простор, такая же красота и такое же буйство цветов и фонтанов…»

– Впервые я оказалась в Петербурге осенью 1866 года, – между тем продолжает свой рассказ Минни. – Была середина сентября, но день был таким же теплым и солнечным, как сегодня. Я покинула дом и прибыла в Петербург вместе со своим братом Фердинандом. До свадебной церемонии было еще далеко, и Саша, кажется, ни на час не хотел оставлять меня одну, знакомил меня с красотами русской столицы. И все же нам редко удавалось уединиться, укрыться от бесконечно окружающих нас своим вниманием и попечением многочисленных Сашиных родственников и придворной знати. А когда удавалось, мы были счастливы, весело болтали, смеялись, радуясь нашей встрече и продолжая узнавать друг друга. Саша говорил, как не хватало ему меня, когда мы расстались и он вернулся из Копенгагена сюда, в Россию. А я рассказывала ему о том, как ждала нашей встречи и как страшилась того, что какая-нибудь новая случайность может помешать нашему счастью… «Я была уверена в искренности ваших чувств, – говорила я ему, – но вы снова были так далеко от меня, и кто знает, думала я, не разлучит ли меня и на этот раз жестокая действительность с теперь уже по-настоящему любимым человеком…» Не разлучила. Жизнь вручила нам на долгие годы счастье быть вместе… Я вижу, я слышу и переживаю эти первые дни, первые впечатления снова и снова так живо, так ярко, словно все это было вчера. Саша рассказывал мне, что вернулся домой в сильном возбуждении после нашего объяснения. Ему не терпелось поделиться с близкими своими переживаниями. Однако в Петербурге всем было не до него. Отец, рассеянно выслушав его рассказ, поспешил к своей новой любовнице – Екатерине Долгоруковой, которая как раз была на сносях. А мать, переживая очередную измену похотливого супруга, уехала из Петербурга и слегла. Сидя у ее постели, Саша как мог старался ее успокоить, отвлечь своим рассказом о том, как все происходило в Копенгагене, о своих переживаниях, но тщетно. Слезы катились по ее лицу, и он понимал, что это не слезы радости за сына, а слезы горечи обманутой женщины. Знал он и то, что не найдет сочувствия у брата Владимира, который после смерти Николая втайне надеялся стать наследником престола и теперь, затаив обиду и зависть, отдалился от старшего брата. Не найдя отклика в душах близких, Саша замкнулся в себе, ему оставалось лишь одно – набраться терпения и ждать моего прибытия. И вот настал день нашей встречи… Я буду рассказывать, а уж твоя забота, мой дорогой автор, облечь мой рассказ в литературную форму и постараться при этом ничего не напутать и поменьше фантазировать. Договорились?

– Что ж, постараюсь, – обещал автор.

…День долгожданной встречи выдался на редкость теплым и солнечным. В небе ни облачка. С моря дул легкий бриз, доносящий всегда волнующие воображение запахи моря. С самого утра вся Романовская семья собралась в царском павильоне у Кронштадтской пристани. Но Александр не мог усидеть на месте, сгорая от нетерпения, он то и дело выходил к причалу и вглядывался в морскую даль.

Лишь к полудню на горизонте показался знакомый ему силуэт яхты «Шлезвиг». Сердце Александра сладко защемило от предвкушения долгожданной встречи с невестой. Он наблюдал, как навстречу «Шлезвигу» вышла императорская яхта «Штандарт». И очень скоро оба корабля бросили якоря на рейде неподалеку от берега.

«Дагмар, милая, ты уже почти здесь!..»

И совсем скоро «Шлезвиг» в сопровождении императорской яхты «Штандарт» встал на рейде неподалеку от берега.

Встреча была церемонной, но уже почти по-семейному искренне радостной. Все были счастливы снова встретиться. Александр как старого знакомого и будущего шурина крепко обнял принца Фредерика. Поцеловал руку Минни.

– Я так рад, так счастлив, любимая, вот мы и снова вместе! – успел прошептать он ей.

– И я… – только и сказала она, но так взволнованно, так страстно, что он услышал гораздо больше: «И я так ждала этой встречи, считала дни! Разлука с вами показалась мне вечностью…»

Затем, после всеобщих объятий и поцелуев, все вместе морем на поджидавшем их корабле «Александрия» отправились в Петергоф, а оттуда, уже на лошадях, в Царское Село.

Перед Большим Царскосельским дворцом кавалькаду карет встречал почетный караул солдат кавалергардского полка. Юные кавалергарды в парадных мундирах с восторгом приветствовали весь кортеж, но с особым вниманием рассматривали красавицу принцессу, а она растроганно кланялась и махала им белой перчаткой из окна кареты.

Но вот процессия подъехала ко дворцу, и тут послышался волшебный перезвон церковных колоколов.

У Минни захватило дух от этих волшебных звуков…

Почему-то именно теперь она поняла, что эта страна, этот дворец стали ее домом и ей предстоит большая, огромная работа – она должна стать русской.

В Царском Селе они прожили три дня.

Александр был счастлив и не отходил от нее ни на шаг. Казалось, теперь, с ее прибытием, для него больше никого не существовало, кроме нее. Он старался быть всегда рядом с ней, выполнять все ее пожелания. Ему хотелось в первые же дни ее пребывания показать все, что ему дорого в родном городе, познакомить со всеми его красотами. А в Царском Селе не осталось ни одного уголка, где бы они не побывали.

Он безмерно гордился своей невестой и старался перезнакомить ее со всеми, кто ему дорог и чьим мнением он дорожил. А она изо всех сил старалась стать своей среди этих людей, в этом новом, но уже успевшем полюбиться ей мире.

С прибытием невесты наследника престола Петербург охватила круговерть торжеств, посвященных предстоящей свадебной церемонии, – приемы, балы, премьеры, народные гулянья…

И тут Минни пришлось проходить первые испытания. С утра и до вечера она ощущала на себе множество пристально изучающих ее взглядов, отчего ей казалось, будто она негласно сдает некий экзамен на соответствие своему новому положению. Но юная принцесса держалась молодцом, блистая элегантностью, прекрасным воспитанием и своим удивительным обаянием.

Минни с честью выдержала этот экзамен, с легкостью окончательно и бесповоротно покорив всех окружающих, особенно представителей мужского пола. На первом же балу не было отбоя от желающих пригласить ее на танец.

«Образ Дагмар, соединяющий в себе нежность и энергию, выступал особенно грациозно и симпатично. Она решительно всех пленяла детскою простотою сердца и естественностью всех своих душевных движений», – отмечал Иван Сергеевич Аксаков.

Александр, неважный танцор, даже начал ревновать ее к молодым светским повесам. А Минни было приятно видеть, что он не сводит с нее влюбленных глаз. Сама же она все это время была в таком взвинченном и одновременно восторженном состоянии, что порой совершенно забывала об осмотрительности и от души резвилась и ребячилась. Но именно такая непосредственность, совершенно несвойственная и недоступная людям этого чопорного круга, скованным бесчисленным множеством условностей, и подкупала их, заставляя восторгаться этой маленькой принцессой.