Сон № 9

– Последняя пятница, – говорит Суга. – Полный улет. Завтра – свобода. Имхо, тебе надо поступить в колледж, Миякэ. Это круче, чем просто жить, зарабатывая на жизнь.

На самом деле я его не слушаю – накануне вечером я узнал, что, когда мне было три года, мать решила сбросить меня с девятого этажа, – но, в очередной раз услышав это слово, не выдерживаю:

– Что за слово ты все время повторяешь?

Суга изображает недоумение:

– Какое слово?

– «Имхо».

– О, прости, – извиняется Суга, но по его тону этого не скажешь. – Совсем забыл.

– Забыл?

– Большинство моих друзей – компьютерщики. Хакеры. И у нас – свой язык, вот. «Имхо» – это сокращение английской фразы «in my humble opinion», то есть «по моему скромному мнению». Что-то вроде «я думаю, что…». Классное словечко, правда?

Звонит телефон. Суга смотрит – я снимаю трубку.

– Довольны собой, Миякэ? – В знакомом голосе кипит злоба.

– Господин Аояма?

– Ты работаешь на них?!

– Вы имеете в виду – на вокзал Уэно?

– Не притворяйся! Я знаю, что ты работаешь на консультантов!

– На каких консультантов?

– Говорю же, брось придуриваться! Я тебя насквозь вижу. Ты приходил в мой кабинет. Шпионил. Вынюхивал. Высматривал. Я понял, какую игру ты ведешь. А потом, позавчера, эта твоя провокация. Ее задумали, чтобы выманить меня из кабинета и скопировать мои файлы. Все сходится. Да-да. И не смей ничего отрицать! Даже не пытайся!

– Господин Аояма, уверяю вас, здесь какая-то ошибка…

– Ошибка? – выкрикивает Аояма. – Да, ты прав! Это самая большая ошибка в твоей лицемерной жизни! Я служил на вокзале Уэно еще до твоего рождения! У меня есть друзья в Министерстве транспорта! Я окончил престижный университет!

Трудно поверить, что можно кричать еще громче, но ему это удается.

– Если твои хозяева полагают, что меня можно «реструктурировать» и засадить в какую-нибудь Акиту[47], на конечную станцию с двумя платформами и картонным общежитием, то они глубоко заблуждаются! У меня за спиной годы службы! – Он запинается, пыхтит и выпускает последнюю угрозу: – В Уэно свои стандарты! В Уэно свои системы! Если эти невежественные подонки, ленивые паразиты, твои хозяева, хотят войны, я устрою им войну, а ты, ты… ты погибнешь в перестрелке!

Он бросает трубку. Суга смотрит на меня:

– О чем это он?

Почему я? Почему всегда я?

– Понятия не имею.

– Как бы это помягче сказать? – Господин Икэда расхаживает взад-вперед, произнося напутственную речь в перерыве между таймами. – Ребятки, вы полное дерьмо. Разгильдяи. Недочеловеки. Даже не млекопитающие. Стыд и позор. Вы не стоите топлива, затраченного на вашу перевозку. Сборище близоруких хромых ленивцев. Лишь благодаря чуду противник не вкатил нам девять голов, и имя этому чуду – Мицуи.

Мицуи жует жвачку, наслаждаясь вкусом диктаторского расположения. Он талантливый и напористый вратарь. По счастью, ему не хватает воображения, чтобы с тем же напором издеваться над сверстниками послабее. Отец Мицуи – печально известный всей Якусиме горький пьяница, так что наш вратарь с раннего возраста привык следить за траекторией полета самых разных метательных снарядов.

Икэда продолжает:

– Живи мы в более цивилизованный век, я бы потребовал, чтобы все остальные совершили сэппуку. Тем не менее, если мы проиграем, все вы обреете головы наголо в знак позора. Защитники. Несмотря на героические усилия господина Мицуи, сколько раз противник попал в перекладину? Накамори?

– Три раза.

– А в стойку?

Я посасываю теплый апельсин, поправляю наголенные щитки, наблюдаю за напутственной речью в команде противника – их тренер смеется. Спертый запах мальчишеского пота и футбольной экипировки. После полудня небо затянуло тучами. Вулкан выпускает клубы дыма.

– Миякэ? В стойку?

– Э-э, дважды, – говорю я наугад.

– Э-э, дважды. Э-э, верно. Э-э, Накаяма, середина поля – значит «середина поля», а не «середина штрафной зоны». Атака – значит, что мы «атакуем ворота противника». Сколько раз их вратарю приходилось касаться мяча? Накамура?

– Не очень часто.

Икэда потирает виски:

– На самом деле ни разу! Ни разу! Он устроил себе три – три, по отдельности! – свидания с тремя – с тремя, по отдельности! – девчонками из группы поддержки! Значит, так. Я снимаю матч на видео! Парни, завтра у меня день рождения. Если вы не подарите мне сухую ничью, то до самой смерти будете дрожать, вспоминая мой гнев. Во втором тайме ветер на нашей стороне. Ваша задача – занять оборону и продержаться до конца. И вот еще что: не допускайте пенальти. Вчера я напоил их тренера, и он похвастался, что игрок, который у них бьет штрафные, никогда не промахивается. Никогда. Кстати, если вдруг у вас ручки-ножки ослабнут, то помните: моя камера все фиксирует. С каждым я буду разбираться по-мужски.

Судья дает свисток, возвещая о начале второго тайма. Тремя секундами позже мы теряем мяч. На мгновение я вспоминаю свой договор с богом. А толку-то? Изо всех сил пытаюсь выглядеть получше перед камерой Икэды – кружу по полю, кричу «пас!», издаю вопли и всячески стараюсь избегать мяча.

– Перехватывай и бей! – вопит Икэда.

Расстановка 4–3—3 сбивается в 10—0–0, и наша штрафная зона превращается в пинбол: пинки, крики, ругань. Я играю на публику, изображая травму, но никто на меня не смотрит. Раз за разом Мицуи, несмотря на трудности, блестяще спасает ворота, отчаянно бросается на мяч, отбивает его в воздухе.

– По местам! – вопит Икэда.

Если бы только я мог стать таким, как Мицуи! Назавтра обо мне бы написали во всех спортивных газетах. Раз за разом противник атакует, но защитники, сгрудившись, отстаивают наши ворота. Бриз усиливается и превращается в ветер. Я совершаю отчаянную попытку принять верхнюю подачу – и мне это удается, – но мяч бьет меня по макушке, едва ее не расплющив, и летит дальше, вглубь нашей половины поля. В какой-то момент мне приходится делать вбрасывание. Судья свистит: неправильное вбрасывание – не знаю почему. Так или иначе, Икэда со мной за это рассчитается. Накатани и Накамура, наши звезды-бомбардиры, получают по желтой карточке за то, что сбили друг друга с ног. Я поворачиваюсь. Мяч ударяет мне в лицо и отскакивает. Угловой.

– Кретины! – вопит Икэда.

Толкаюсь локтями с мальчишкой-мутантом. Он вдвое выше меня, с глазами головореза. Зуб, который просто шатался, вдруг начинает шататься очень сильно. Мицуи нырком отбивает мяч. Один из болельщиков противника швыряет рисовый шарик в Накату, нашего крайнего нападающего, и тот с лета наносит ответный удар. Накама принимает мяч, посылает его вверх, где его подхватывает порывом ветра, и все мы с криками «банзай!» мчимся за ним.

– По местам! – вопит Икэда.

Зуб болтается на ниточке. Противник отступает. Мы бросаемся вперед. Я слышу звуки военного оркестра. Но тут нападающие противника стеной несутся к нашим воротам – мяч у них. Ловушка? Ловушка!

– Жопы! – вопит Икэда.

Я задыхаюсь, но бегу назад, надеясь урвать хоть крупицу удачи после того, как нам забьют гол. Взревев, как истребитель «Зеро»[48], Мицуи выбегает из ворот, чтобы сократить угол. Нападающий противника ударяет по мячу с носка за секунду до столкновения – слышен хруст костей – не в силах затормозить, я перескакиваю через поверженные тела – бутса задевает чей-то череп – по инерции лечу дальше, вытянувшись в прыжке, скольжу по гравию вратарской площадки и рукой останавливаю мяч прямо перед линией ворот.

Воцаряется тишина.

Свисток судьи врывается в уши. Мицуи – красная карточка, мне – желтая, нападающему – носилки и поездка в больницу, нам всем – потоки гнусной брани от Икэды, противнику – штрафной удар. А у нашей команды нет вратаря. Икэда обрушивает на нас шквал угроз и рычит со своей огненной колесницы:

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.