Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 78

Здесь, на пересечении Адмиралтейского канала и Мойки, видим симпатичную старинную ограду, на углу которой высится небольшой двухэтажный павильон, увенчанный плоским куполом. По карте выясняем, что очаровательное строение относится к саду дворца Бобринских, первый владелец которого, говорят, был побочным сыном Екатерины ІІ.

Проходим мост и разглядываем собственный особняк архитектора В. Шретера, выстроенный из кирпича в конце ΧІΧ ве ка в стиле «эклектика». Высокая готическая башня, эркер, изящные балконы… Дом напоминает «терем-теремок» из одноименной сказки.

Рядом с ним – дом, выполненный по проекту того же архитектора, похожий и стилем, и элементами: те же треугольные эркеры и большие окна, одинаковые материалы, использованные для отделки.

Мы обходим Новую Голландию по набережной реки Мойки и наконец видим арку. Обрамленная дорическими колоннами из гранита и растущими по бокам деревьями, она возвышается над водой, такая же, как и в мечтах, одновременно изящная и монументальная. Я довольна, как слон, смахиваю предательскую слезу и фотографирую арку несколько раз.

Оказывается, вожделенную арку мы могли лицезреть и до того, как Новую Голландию открыли для посещения!

Когда я отрываюсь от созерцания арки, замечаю напротив – через дорогу – самую восхитительную садовую решетку на свете. Кстати, именно этой решеткой, судя по всему, «скрипела» героиня Маша в фильме «Питер FM», гуляя возле Новой Голландии. Ажурное чудо с вензелем «КА» над воротами отделяет небольшой сквер от дворца великой княгини Ксении Александровны, сестры Николая ІІ. Мы осматриваем решетку так и сяк, но проникнуть в сквер не удается: ворота наглухо заперты. Окинув прощальным взглядом арку Новой Голландии, двигаемся дальше.

На углу Мойки и Крюкова канала расположен дом, внешним видом диссонирующий со всей старинно-классической окружающей архитектурой. Это Граффити Хостел – современное строение, выкрашенное в яркие цвета: желтый, синий, красный и белый. Раньше на этом участке размещался Литовский замок – городская тюрьма, безжалостно сожженная в Февральскую революцию.

Если двигаться и дальше по набережной реки Мойки, сразу же выходишь к знаменитому Поцелуеву мосту. Говорят, что в старину, когда здесь проходила граница города, на этом месте прощались со своими возлюбленными все, кому приходилось уезжать. Сейчас у петербургских молодоженов есть замечательный обычай в день свадьбы целоваться на Поцелуевом мосту, чтобы обеспечить себе счастливую супружескую жизнь. Мост неразводной, и потому поцелуй на нем означает нерасставание влюбленных. Ограда моста увешена разноцветными замочками молодоженов – символами вечной любви.

Следующий далее Юсуповский дворец – аристократичный, выстроенный в духе классицизма, является несомненным украшением набережной. В историю ΧΧ века он вошел как дом, в котором был убит знаменитый «старец» Григорий Распутин. Внимательно изучаем рекламную доску с анонсами мероприятий, проводимых во дворце: экскурсии, посещение экспозиции с восковыми фигурами, посвященной Распутину и действующим лицам мизансцены его убийства, балетные миниатюры, спектакли, музыкальные концерты… Настоящий театр в миниатюре.

Гармоничный архитектурный вид набережной, по которой мы неутомимо движемся, вскоре нарушается нелепого вида зданием на противоположном берегу реки. Позже мы узнаем, что это Дом культуры работников связи, перестроенный в советское время из здания Немецкой реформатской церкви. Старинную церковь реконструировали в стиле конструктивизма – возникшего после Октябрьской революции нового направления пролетарского искусства. По сути это еще один памятник архитектуры, правда, более молодой, чем Юсуповский дворец, например. Однако чувство восхищения у нас не вызывает…

Проходим Фонарный мост с изящными фонариками, Синий мост, самый широкий мост в Санкт-Петербурге, и перед нами открывается во всем своем великолепии Исаакиевский собор, купол которого, как всегда, победоносно блестит в лучах заходящего солнца. А мы сворачиваем по направлению к Невскому проспекту: День Исполнения Небольшой Мечты заканчивается – как всегда, на приятной ноте и под мягким вечерним светом.





Париж и белые мишки

В Петербурге на каждом углу можно наткнуться на музу. Они прячутся за фасадами старинных домов и дворцов, сидят в парках и садах, парят у фонтанов и памятников. Подстерегают неискушенных дотоле обыкновенных людей, не подозревающих, что в глубине души они, эти люди, – несостоявшиеся (пока!) поэты, художники, писатели или музыканты. Коварные музы навевают образы, нашептывают стихи и напевают мелодии, рисуют чудесные мысленные картинки. Обмороченные и зачарованные музами люди бегут-торопятся домой, а там хватаются искать кисти и акварель… ручку и бумагу… Если же предметы эти отсутствуют, несчастные несутся в первый попавшийся магазин, который может их предоставить. А потом опять домой, и за стол – творить. Музы же лишь посмеиваются. Их дело – вдохновлять, а насколько хватит избранным ими страдальцам вдохновения, муз-предательниц уже не волнует.

Меня они тоже посещают время от времени, причем разные: одна вдохновляет написать небольшое эссе, другая – картину маслом, третья – увековечить красоты Питера в стихах. Музы-насмешницы легки на подъем и исчезают довольно быстро, не успеваешь сочинить предисловие или первую строчку в своем произведении. Однако память об их посещении остается и не дает покоя.

В детстве я училась в художественной школе и любила рисовать, о чем хитрые музы напоминают снова и снова. Они намекают: пора нагрянуть в любой, первый попавшийся художественный салон и там выбрать себе… что-нибудь, к чему потянутся сами собой руки и душа.

Так я оказываюсь в салоне «Fine Art» в Соляном переулке – недалеко от моего любимого «конфетного» магазина. Пройти мимо этого места трудно потому, что напротив него располагается удивительное здание – Музей Центрального училища технического рисования. Как узнала я позже, Максимилиан Егорович Месмахер – архитектор и создатель этого творения – разработал концепцию строения, которое, по его представлениям, должно было стать самым большим в мире учебным пособием по истории художественных стилей. Ученики училища технического рисования постигали тайны старых мастеров, рассматривая фасады, выставочные залы, отделку стен музея… Я любуюсь окнами-витражами, ажурными оконными решетками, мозаиками и скульптурой.

Вдохновившись, ныряю наконец в художественный салон. Здесь просто царство красок, кистей, карандашей, бумаги, холстов, подрамников, мольбертов… Глаза разбегаются. На кассе надменная мадам с дочерью покупает оптом дорогие краски и карандаши. Я в раздумье брожу по салону, смотрю на витрины и пытаюсь вызвать музу, а вдруг подскажет что-нибудь?

Наконец решаю остановиться на масляной индийской пастели. Эти волшебные мелки получили свое название от приема рисования «а пастелло», применявшегося итальянскими художниками XVI века, в том числе и Леонардо да Винчи. Потом пастель стала популярной во Франции, и ее особенно ценили импрессионисты. Эдгар Дега рисовал мелками свои самые большие картины. Пастель позволяет делать это быстро, создавая притом удивительно нежные и свежие тона: именно поэтому я называю ее волшебной.

Для рисования пастелью мне также требуется специальная бумага, и я выбираю листочки белого и бледно-розового цветов. Еще карандаш и резинку. Теперь я экипирована и готова ринуться в бой.

Дома раскладываю на столе свои сокровища и думаю, что бы такое изобразить для начала. На ум сами собой приходят фантастические «Голубые танцовщицы» Дега. И я при ступаю…

Через час рисунок готов – балерина в голубых, синих и розовых тонах. А я иду отмывать от мелков руки, нос и щеки. «Балерину» гордо демонстрирую Руслану – воочию и родителям – по скайпу. Все хвалят. Воодушевленная, открываю на компьютере фото из Царского Села – изображение «Верхней ванны» – и вновь приступаю. Этот процесс может быть бесконечным: музы изрядно постарались.