Избирательный долг

– Непреднамеренное убийство… – машинально отметил Малинин.

– Во-во, и тот охотник так на суде говорил, да только ему впаяли на полную катушку. Сел за решетку, как миленький.

– Ну это понятно, человека же убил…

– Да нет, его за браконьерство осудили. Он Баха, оказывается, в заповеднике убил, а там стрелять запрещено.

– Ты что, издеваешься надо мной? – побагровел еще секунду назад смертельно бледный Малинин, рывком ослабил галстук и трясущейся рукой расстегнул две пуговицы на вороте рубашки. – Что за чушь ты тут несешь?

– Сам не знаю, гражданин начальник. Иногда чушь так и лезет из меня, и ничего не могу с ней поделать. Маманя говорит, что это у меня наследственное, а батяня – что врожденное. Иногда такую чушь могу спороть, что потом это выходит мне боком.

– Что-то не пойму, ты очень хитрый или очень тупой? – спросил Малинин.

– Наверное, и то, и другое, – вздохнул Шума. – Я и сам не могу в этом разобраться. Иногда мне кажется, что я хитрый, иногда – что тупой. Маманя говорит, что это не важно, главное – не проявлять инициативу, говорит она. А батяня говорит, что надо жить и не высовываться. Я стараюсь изо всех сил, но почему-то чем больше стараюсь, тем хуже выходит. Наверное, надо меньше стараться и не лезть не в свое дело, чтобы не мешать жить другим. Да только это очень трудно. Если бы каждый мог жить, не вмешиваясь в чужие дела, то скоро все перемерли бы, потому что известно, что человек – существо общественное. К тому же, если не вмешиваться в чужие дела, то другие обязательно вмешаются в твои дела. Люди так устроены, что не могут жить друг без друга. По крайней мере, спокойно. И правильно, иначе кому они будут, например, нервы портить? Опять же, как жениться, если не высовываться? Нет, президент этого точно бы не одобрил, в стране и так плохо с рождаемостью.

– Молчать!!! – не выдержал Малинин, рявкнув так, что от его рыка со зловещим грохотом упала рамка с портретом Президента, у которой сложилась изящная подставка. – Будешь говорить, только когда разрешу, ясно?!

Следователь бережно поставил портрет обратно на сейф и с облегчением протер уцелевшее, к его счастью, стекло в рамке.

– Я же чувствую, что мешаю вам выполнять свое дело, – сокрушенно вздохнул Шума. – А мне очень хочется вам помочь. Не стесняйтесь, гражданин начальник, пишите протокол. В чем надо сознаться? Я сознаюсь, можете не сомневаться. Одно меня только беспокоит: как бы потом господин судья опять не оказался бы недоверчивым. А то знаете, того следователя, о котором я вам рассказывал, понизили в должности, когда выяснилось, что я не виноват в том, в чем он меня разоблачил.

– Хм… – неопределенно промычал Малинин и, устало встряхнув головой, пришел к выводу, что «клиент» достаточно созрел, а значит, наступила пора приступать к активной фазе допроса.

– Скажите, что вы делали сегодня в избирательном участке? – повернувшись к компьютеру и положив пальцы на клавиатуру, спросил капитан.

– Да ничего особенного, голосовал, – ответил Шума. – Но вы не подумайте ничего такого, я случайно туда зашел. Просто участок был по пути, я подумал, что там может работать буфет, вот и зашел.

– Ну, это мы уже слышали, – скривился, как от целиком съеденного лимона, следователь. – Говори, ты зашел туда с какой-то определенной целью?

– Да, с целью покушать, – искренне признался Шума.

– Так и запишем, зашел с определенной целью, – старательно отбил на клавиатуре Малинин. – На участок вы зашли по собственному желанию или вас туда кто-то направил?

– Если кто-то и направил, так только мой голод и моя глупость, – ответил Шума. – Батяня всегда говорит, что такие места надо обходить стороной. Там, где решаются вопросы власти, людям вроде меня делать нечего. Хорошего от такого визита не жди, могут и в морду ткнуть. Наше дело маленькое, живи и не рыпайся. С другой стороны, если бы я послушал батяню, то мы бы с вами сейчас не разговаривали. Сидели бы вы тут в одиночестве, скучали бы…

– То есть, говоря иными словами, на участок ты зашел не случайно? – уточнил Малинин, снова попеременно переходя то на «ты», то на «вы».

– Батяня говорит, что случайно только дети делаются.

– Так и запишем – зашел неслучайно, – замирая от восторга, отстучал Малинин. – Вы специально выбирали кабинку для голосования или зашли в первую попавшуюся?

– Я зашел в ту, которая ближе всего была к буфету.

– Ага, так и запишем, сознательно подошел к намеченной цели. Что при этом у вас с собой было?

– Только бюллетень.

– Один?

– Вообще-то их было несколько, – сообщил Шума, вспомнив о том, что ему дали три бюллетеня: один для выбора губернатора Снежской области, другой – для выбора мэра Уреченска, и третий для выбора депутата регионального законодательного собрания.

– Сколько точно, можете припомнить?

– Нет, точно припомнить не могу, но если бы я знал, что так получится, и что для вас это будет иметь такое значение, то обязательно бы сосчитал. Даю честное слово, что в следующий раз, прежде чем меня приведут к вам, тщательно пересчитаю все бюллетени.

– Значит, у вас была пачка бюллетеней?

– Можно и так сказать, если несколько бюллетеней можно назвать пачкой, – согласился Шума.

– Кто тебе их дал, признавайся?!

– Какая-то женщина, не знаю, как ее зовут, мы с ней не знакомы.

– Незнакомая женщина дала вам бюллетени? И вы взяли?

– Конечно, ведь это был единственный способ попасть в буфет. А как бы вы поступили, если бы вам захотелось есть?

– Ха-ха, налицо очевидный подкуп. Это же просто замечательно. Теперь картина начинает складываться.

– Это очень хорошо, что картина, наконец, начинает складываться, – заметил Шума. – Помню, в прошлом году маманя купила моему пятилетнему племяннику мозаику, и мы с ним устроили соревнование, кто быстрее ее соберет. Он собрал за два часа, а у меня картина до сих пор не складывается. Поэтому я очень хорошо вас понимаю, гражданин начальник. Собирать целое из кусочков всегда тяжело, никогда не знаешь, что получится. Тут мозги, знаете, какие надо иметь? Не то, что у меня или у вас. Нет, нам с вами с такой задачей нелегко справиться.

– Заткнись, – беззлобно обронил Малинин. – Женщина сказала тебе, что надо сделать с бюллетенями?

– Да, она сказала, что надо поставить «галочку» в нужном месте, а потом опустить бюллетени в урну.

– И, конечно, сделать это так, чтобы никто этого не видел?

– Она посоветовала мне закрыть за собой занавеску, чтобы никто не видел, что я делаю в кабинке.

Малинин довольно потер руки.

– А она, случайно, не говорила, напротив какой фамилии надо поставить галочку?

– А как же, говорила, – кивнул Шума. – Сказала, что если я хочу проголосовать «За» действующего губернатора Коровкина, то надо поставить в квадратике напротив его фамилии «галочку», а если я «Против» него – то надо поставить в квадратике напротив его фамилии «крестик».

Рука Малинина застыла на излете, прежде чем Шума закончил свою фразу. Губернатор был не просто действующим и не просто «сидел» в своем кресле с десяток лет. Незадолго до этого Коровкин в очередной раз поменял убеждения и органично влился в ряды очередной партии власти, как раньше не менее органично и энергично делал себе карьеру в рядах КПСС и в шеренгах первой демократической волны. Малинин нутром почувствовал, что последнее признание гражданина Шумова в протокол допроса записывать не стоит.

Налицо было нарушение закона о выборах, поскольку некая баба из избирательной комиссии ловко вешала лапшу на уши простакам, типа Шумы. Ведь любая каракуля, будь то «галочка», «крестик» или «кружочек», поставленная в квадратике напротив чьей-либо фамилии является законно отданным голосом именно за этого кандидата. Сообразив, что к чему, Малинин в очередной раз грустно вздохнул. Впрочем, он и без того остался доволен результатом беседы.

– Что и следовало доказать! – ликующе воскликнул он, поставив точку в своем творении. – Теперь не отвертишься, даже если тебя приедут защищать лучшие столичные адвокаты.