Страница 4 из 71
«Луна взойдет — тогда поднажмем», — ответил Андрей.
«Береженого, Андрюша, бог бережет».
«Ладно, — согласился Андрей, взял на руки сонного сына и сказал жене: — Витькиного коня в поводу поведи, чтобы не отстал».
Подождав, пока Мария перекинула через голову лошади повод и привязала его к руке, пришпорил своего коня. Конь рванулся в галоп, но, подчиняясь поводу, размашисто зарысил по едва различимой в темноте дороге.
Осадил коня Андрей минут через пятнадцать. Дождался Марию, немного отставшую от него, и спросил: «Не устала?»
«Нет. Ты зря остановился».
«Коней беречь нужно. Километра через два подъем начнется. Теперь мы… — сказал и осекся. — Не шевели коня!»
Привстал на стременах, подался вперед и замер. Мария тоже напряглась, но ничего не могла услышать, только видела, что кони запрядали ушами и, повернув головы вправо, насторожились.
«Точно, — ответил сам себе Андрей, словно рубанул шашкой. — Скачут».
Передал сына Марии, спрыгнул с коня, отвязал от вьючного седла карабины и ремни с подсумками, перекинул карабин за спину и, подав второй карабин Марии, снова прыгнул в седло. Взял у нее ребенка и поторопил:
«Снаряжайся быстрей».
Пока она торопливо затягивала ремень, Андрей говорил тихо и спокойно:
«Нам до подъема проскочить бы раньше их, тогда уйдем. Ты не отставай. Если мешать будет, бросай Витькиного коня. Поняла?»
«Да. Поскакали».
Постаралась сказать спокойно, чтобы не подумал Андрей, что она боится.
Лошади, хотя и уставшие, почувствовали тревогу хозяев и понеслись во весь опор без понуканий. Высоко в темноте засветилось желтое пятнышко окна, оно словно повисло в черном воздухе, сквозь который перевал не был виден. Вот рядом с первым пятном вспыхнуло второе, потом третье. Но до этих светящихся ламповым светом окон оставалось еще несколько километров крутой, карабкающейся вверх дороги. Там, в поселке, их спасение.
Справа все отчетливей доносился гулкий топот, словно скакал по долине большой дикий табун лошадей.
Из-за ближней горы выкатилась луна — и сразу же мертвый свет заколыхался над равниной, над перевалом, притушив тусклые оконные огоньки поселка дорожников. Теперь Андрей и Мария увидели скакавшую им наперерез большую темную группу всадников. До подъема на перевал оставалось около двухсот метров, до банды — полкилометра.
«Успеем!» — обрадовался Андрей и оглянулся назад. Мария отставала совсем на немного. Второй конь скакал на полголовы впереди нее.
«Успеем!»
Басмачи начали стрелять. Это обрадовало и удивило Андрея. Он даже проговорил вслух:
«Дурачье!»
Басмачи не могли не знать, что на перевале — дорожники, а у них — оружие. Услышав стрельбу, те поспешат вниз, и тогда басмачам самим придется отбиваться. Видно, отчаянная злоба затуманила им головы.
Начался подъем. Дорога запетляла. Лошади, добрые пограничные лошади, привыкшие к многокилометровым переходам, начали все же сдавать. Разноголосое гиканье басмачей ближе и ближе. Пули свистят уже совсем рядом.
Андрей пришпорил коня, прижимая к груди притихшего, перепуганного сына. Но Мария отставала все больше и больше.
«Придется принять бой».
За очередным поворотом остановился, а когда подскакала Мария, сказал, сдерживая прерывистое дыхание:
«Батуем коней. Без боя не уйти».
Он быстро уложил Витю в гнездышко, попросив его: «Лежи смирно. Не бойся, мы с мамой вон за тем камнем будем», начал вместе с Марией батовать лошадей. Крепко привязав повод к седлу, достав из переметной сумки гранаты, позвал Марию, уже заканчивавшую вязать повод.
«Полезли скорей».
Метрах в двадцати выше дороги Андрей приметил удобную для укрытия скалу и теперь ловко и быстро карабкался вверх. Мария не отставала.
Площадка, куда они вскоре поднялись, оказалась действительно очень удобной. Валун — хорошее укрытие от пуль. Обзор — что надо: видна и дорога, и скалы, по которым басмачи (Андрей прекрасно знал их тактику) обязательно начнут их окружать.
Из-за поворота выскочило сразу несколько басмачей. Мария начала целиться, но Андрей остановил ее: «Я гранатами их».
Теперь басмачи скакали молча. Карабины держали наготове. Бандиты могли стрелять на скаку, мгновенно и точно, поэтому он выжидал удобный момент, чтобы бросить первую гранату неожиданно, не слишком рано, но и не опоздать: прорвись три-четыре басмача к сбатованным лошадям — положение станет безвыходным.
«Кидай, Андрюша! — прошептала Мария, но Андрей даже не пошевелился. — Кидай!»
Первую гранату он бросил на дорогу перед всадниками метрах в трех. Басмачи, увидев гранату, натянули поводья, разрывая удилами лошадиные губы; разгоряченные кони взвивались на дыбы; граната рванула, калеча коням ноги, пропарывая животы; а в наседавших сзади всадников полетела следующая, и сразу же ударили о камни басмаческие пули. Стон, ржание и крики не заглушали ни тупого клацания пуль, ни визга рикошета.
«Огонь!» — крикнул Андрей, и, опешившая было от взрывов, криков, выстрелов, визга пуль, Мария начала спокойно стрелять по всадникам и даже увидела, как один из басмачей после ее выстрела склонился и сполз с седла, а испуганная лошадь шарахнулась и покатилась в обрыв.
Заплакал Витя. Он встал на ножки и, ухватившись ручонками за край своего короба, кричал:
«Мама! Мама!»
Мария рванулась было вниз, но Андрей, придавив ее, прохрипел зло: «Куда?! Убьют!» — потом крикнул сыну: «Не бойся. Мы здесь!»
Басмачи в это время скакали к повороту, стреляя и гикая. А те, которые потеряли лошадей, укрылись за камнями и беспрерывно стреляли. Андрей швырнул гранату. Но слишком поздно: два басмача проскочили к повороту.
«Гранаты, Маня! Гранаты!» — крикнул Андрей и, вскинув карабин, выстрелил в первого басмача. Тот грузно осел, а конь, сделав несколько скачков, остановился у сбатованных лошадей, прижался к ним. Виктор еще громче и испуганней закричал: «Ма-ма-а!» Второй басмач выстрелил в ребенка, и крик его, тонкий, пронзительный, оборвался на последнем слоге.
«Гранаты!» — заорал Андрей, и Мария снова обрела спокойствие. Она бросила одну, за ней другую гранату. Взрывы остановили атаку басмачей. Андрей же в это время подбил лошадь под стрелявшим в Виктора басмачом, а потом и его самого, пытавшегося высвободить ногу из стремени.
Басмачи спешились за нижним поворотом и, укрываясь за камнями, начали наступать справа и слева от дороги. Стреляли редко, но все пули ударялись в валун, разбрызгивая гранитные осколки.
«Не высовывайся, Маня. Убьют сразу».
Сам Андрей тоже стрелял редко. Бил только наверняка. Басмачи приближались.
«Долго нет дорожников, — спокойно, чуть-чуть удивленно проговорил Андрей, достал пистолет и, положив его у камня, сказал: — Если ранен буду, застрели. Потом себя. Живой не давайся, истерзают».
«Вити нет у нас! Ребенка застрелили!»
«Молчи. Поближе подползут — стреляй в них. И гранатами».
Больше они не разговаривали. Андрей стрелял все так же расчетливо, все так же клацали вражеские пули вокруг них, обсыпая колючей каменной крошкой. Мария лежала за валуном, ждала, когда Андрей разрешит ей стрелять.
«Гранатой давай. Чуть выше дороги», — скомандовал Андрей, и Мария, чуть-чуть привстав, бросила гранату. Андрей швырнул вторую, затем крикнул:
«Огонь!»
Осталось только три гранаты, и они берегли их на самый критический момент боя, а по басмачам, перебегавшим от камня к камню, стреляли из карабинов.
То один, то другой басмач боднет головой камень и останется лежать, но их было слишком много, и они перебегали, переползали и стреляли, стреляли. За этой стрельбой ни Мария, ни Андрей не услышали скачущих на помощь дорожников, а когда увидели первых всадников, Мария тяжело ткнулась лицом в ладони, а Андрей бросил одну за другой две гранаты, чтобы басмачи не встретили дорожников губительным огнем.
Шел еще бой, басмачи еще отстреливались, а Мария, обдирая руки об острые камни, торопилась вниз. Подбежала к лошади, взяла сына и засмеялась и зарыдала от радости: Витя застонал, Витя был живой!