Страница 9 из 24
Очнувшись, Ольга обнаружила, что стоит на смотровой площадке просторного зала с высоким потолком. Передней стены не было. Вместо нее висевшая в воздухе огромная голограмма без каких либо помех идеально отражала черную глубину пространства, в котором сияли мириады звезд. Эта завораживающая объемная картина создавала достоверную и одновременно пугающую иллюзию, что прямо отсюда, из зала, открывается выход в холодную бездну космоса. Мерцая на фоне звездного неба, огромная, почти в пол-экрана, нежно голубая Земля разливала вокруг себя мягкий свет.
То, что это Земля, сомнений не возникало. Огромные расстояния между континентами были заполнены синей гладью океанов. Шапки белоснежного с рваными краями льда толстым слоем разлеглись на полюсах. А плотные облака, похожие на широкие и резкие мазки, нанесенные взмахом чьей-то гигантской руки, скрывали под собой в разных местах поверхность планеты.
Ольга с удивлением смотрела на экран и понимала, что не узнает контуров материков. Это были совершенно иные, не знакомые ей прежде очертания. Совсем не те, к которым она привыкла, глядя на карту или глобус, и в следующую секунду во внезапном озарении поняла – она видит какую-то другую Землю. Скорее всего, очень юную, существовавшую сотни тысяч лет назад. Но от этого ни чуть не менее близкую.
Ольга огляделась. Стоявшие рядом люди, среди которых почему-то не было женщин, смотрели на излучающую живой голубоватый цвет Землю и не обращали на нее никакого внимания. По их ликующему виду можно было предположить, что сейчас произошло нечто очень важное, и теперь они с восторгом переживают радостный момент. Видимо, нашли то, что долго искали.
Стараясь не привлекать внимания, девушка медленно отстранилась от группы увлеченной изображением на экране, и подошла к блестящей глянцевой стене. Она знала, что сейчас увидит на зеркальной поверхности облицовки свое отражение. Так оно и произошло. Но только теперь вместо маленькой уродливой самки гоминида на глянцевой стене отражался высокий, невероятной красоты молодой мужчина в обтягивающем серебристом комбинезоне. Густые белокурые волосы удивительно гармонично сливались по цвету с его большими светло-серыми глазами, а идеально ровная, как мрамор, кожа, казалось, никогда не видела солнца. Но не эти безупречные черты поразили Ольгу. Она не могла оторвать взгляда от знакомых очертаний пухлых губ прекрасного незнакомца, глядящего на нее сквозь многовековую толщу времени. С невероятной ясностью Ольга вдруг осознала: то, что сейчас происходит – было ей предначертано. Все предыдущие события жизни подготавливали ее к этому моменту. Среди множества разных путей она бессознательно выбирала только те, которые вели сюда…
Но вскоре, словно экран старого телевизора, картина перед глазами стала медленно покрываться рябью, как будто кто-то нарочно бросил камень в застывшую гладь пруда. Изображение становилось все более зыбким, контрасты светотени смягчались, и, постепенно теряя насыщенность, видение начало расплываться и уходить вдаль. Неуправляемая сила потянула Ольгу обратно в водоворот временного тоннеля, и через пару мгновений, вновь ощутив себя эмбрионом, она оказалась в исходной точке своего невероятного путешествия.
Но теперь все кругом изменилось до неузнаваемости. Лоно, которое прежде заботливо укрывало ее от враждебности внешнего мира, больше не выглядело как самое лучшее и безопасное место на земле. Тот первородный бульон – околоплодная жидкость – неожиданно оказался пропитан отвратительным вкусом гниения и тлена. Прежний теплый океан блаженства и покоя, который омывал ее чистыми водами, теперь превратился в гнойную сточную яму. Сейчас здесь все нестерпимо воняло смертью. От мерзкого вкуса протухшей крови во рту и запаха разложившейся мочи Ольгу чуть не вырвало.
Гнетущее и пугающее состояние тяжести, похожее на то, которое наваливается на человека перед грозой, сдавило ее изнутри. Каждой клеткой своего зажатого, словно в тисках, тела она физически ощущала приближающуюся опасность. Как будто стены пыточной камеры, утыканные гвоздями, всей своей многотонной тяжестью медленно и неотвратимо наползали на нее. Какофония тошнотворных звуков, похожих на скрежет металла по стеклу, болезненно царапала мозг. Затыкать уши в надежде прекратить это издевательство, было бессмысленно. Многократно ударяясь о стенки черепа, источник звуков прерывисто пульсировал внутри ее головы. С абсолютной ясностью Ольга понимала – это угроза ее жизни, и если сейчас она не найдет выхода из этой ловушки, то умрет. Наверное, что-то подобное испытывает человек, неожиданно очнувшись от летаргии в гробу.
От ужаса перед реальностью смерти ее сердце неистово колотилось, как пойманная в силки птица, потом внезапно замирало, и Ольга со страхом ждала, забьется ли оно вновь. Окрашенные зловещими багровыми тонами образы – порождение извращенного воображения Эдгара По – всплывали из глубин памяти один за другим. Дрожь, обильный липкий пот, отдышка и головокружение – все симптомы паники проявили себя в предельной форме. Оставалось только одно единственное желание, как можно быстрее выползти из клетки этого глубоко погребенного подземелья, откуда ее так жестоко изгоняли и где ее больше не хотели и не любили.
Теперь она с абсолютной ясностью осознавала: рождение и смерть – это есть суть одно и то же. Змея, пожирающая свой хвост. Рождаясь в агонии, человек умирает, а умерев, в агонии рождается. Кармическая замкнутость и вечное колесо Сансары, из которого нет выхода и нет возможности выпрыгнуть или хотя бы на мгновение замедлить его неумолимые фатальные обороты.
Перевернувшись на бок, Ольга скатилась с матраса и, напрягаясь до боли в мышцах всем телом, поползла по холодному полу. Из-за маски на лице она не ориентировалась и не видела направления своего движения. Разум больше не действовал, только инстинкт животного страха упорно толкал ее вперед. Проползя какое-то расстояние, она уткнулась головой в плинтус.
«Свидетель», наблюдая и анализируя, определил все происходящее как этап прохождения по родовому каналу и предположил, что скоро все должно закончиться. Но в следующее мгновение произошло то, что поколебало его холодную уверенность в понимании происходящего процесса. Сначала это выглядело как спазм в кишечнике или судорога косых мышц живота. Но боль не проходила, а наоборот, скорее даже усиливалась, и Ольга с изумлением поняла, что рожает. Это вызвало диссонанс: прежде она не только никогда не рожала, но и ни разу не была беременна. И знать особенности этого физиологического процесса она уж точно не могла. Разве что теоретически. Но самым странным оказалось то, что она не переставала ощущать себя плодом. Одновременно испытывала страдания сдавленного в чреве ребенка и невыносимые боли схваток матери. Как это могло происходить одномоментно, ни объяснить, ни понять было невозможно. Но происходящее выглядело абсолютно реальным. Невольно причиняя друг другу мучения, обе ее ипостаси становились палачом и жертвой в одно и то же время.
Больше Ольга себя не контролировала. Истошный вопль, вырывшийся из горла, на слух неожиданно оказался сдавленным и приглушенным хрипом.
Рвавшемуся наружу голосу мешала густая пробка из слизи забившая пазухи носа и горла. Напрягая мышцы гортани и всасывая носом воздух, Ольга пыталась втянуть в себя и проглотить липкий ком, но он стоял поперек носоглотки, не давая сделать вдох. От недостатка воздуха появилась реальная угроза потери сознания. Утрата контроля над ситуацией означала неминуемую смерть.
Собрав последние силы, она попыталась кашлем вытолкнуть отвратительную слизь из носоглотки, но и это усилие ни к чему не привело. И Ольга поняла, что умирает. Если сейчас же она не найдет в себе силы за гранью возможного и не вырвется отсюда – это последние секунды ее жизни.
Звериный инстинкт теперь гнал ее вперед в поиске выхода. Требуя мгновенной реакции и абсолютного подчинения, он бесцеремонно и грубо подавлял разум, задающего в эту критическую секунду глупые и неуместные вопросы: а есть ли он? В миг предельной опасности исчезает все: сомнения, стыд, мораль, совесть – все, чем так гордится гомо сапиенс. В минуту истинной угрозы смерти, подчиняясь только рефлексам, человек – венец природы – мало чем отличается от животного.