Шаманка

После нескольких секунд отчаянных попыток Николаю Григорьевичу все-таки удалось вскинуть ружье, и, не целясь, он выстрелил в сторону рычащего и подступавшего на задних лапах зверя. Одновременно с выстрелом под ногами он услышал треск ломающихся веток и следом со всего маху упал навзничь в неглубокую яму. Обездвиженный страхом, он лежал, прижатый спиной к земле, а омерзительно вонючая, с огромными желтыми клыками пасть дышала ему прямо в лицо. Это был самый тошнотворный запах из всех, которые ему доводилось когда-либо слышать и который он не забудет уже никогда.

Первый удар лапой пришелся по голове, второй по груди, а третий должен был стать последним. Но, видимо, горе-путешественник родился под счастливой звездой, и третьего удара не последовало. В такие секунды даже самый отъявленный атеист поверит в Бога. Подобные чудеса не часто происходят.

Перед глазами Николая Григорьевича внезапно мелькнуло лезвие тесака, и чья-то рука резким движением пробила медведице горло. Хлынувшая фонтаном липкая кровь залила глаза охотнику, и он услышал, как зверь захрипел и навалился всей своей тяжестью на его парализованное от ужаса тело. Николаю Григорьевичу показалось, что сквозь рев хищника он услышал хруст костей и отвратительный треск лопающейся кожи, после чего потерял сознание.

Сколько времени он провел без чувств – неизвестно, но, очнувшись, мужчина обнаружил, что неподвижно лежит, придавленный мертвой тушей, а пробитая артерия на горле зверя все еще продолжает хлюпать и плеваться. Кто-то сзади, подхватив под плечи, начал пытаться вытащить его из ямы. Правда, сделать это оказалось довольно непросто. Переживший шок Николай Григорьевич не мог даже пошевелиться и хоть чем-то помочь. Через некоторое время усилия нежданного спасителя увенчались успехом, и крепкие руки незнакомца выволокли раненного из-под убитой медведицы.

Сквозь залитые кровью веки Николай Григорьевич пытался разглядеть своего избавителя и, к своему изумлению, увидел склонившуюся над ним молоденькую эвенкийскую девушку. Это настолько показалось невероятным, что он даже подумал, что бредит. Неизвестно, как бы привелось при других обстоятельствах, но в столь драматическую секунду девушка показалась ему очень даже прехорошенькой. Две черные длинные косы с вплетенными в них цветными бисерными нитями обрамляли круглое и немного смуглое лицо. Раскосые и сияющие антрацитным блеском глаза тревожно, но с любопытством рассматривали мужчину, а небольшой пухлый ротик делал ее, можно даже сказать, по европейским меркам, почти красавицей. Бледная от нервного возбуждения и физического напряжения девушка глубоко и порывисто дышала, а из-за пояса у нее торчал длинный и острый тесак, которым она только что убила зверя. «Надо же! – подумал ошеломленный Николай Григорьевич. – Прямо валькирия!» Он захотел немного приподняться на локтях, но почувствовав острую боль, застонал и снова упал на землю.

Рваные раны на его голове и на теле, перемешавшись с кровью медведицы, сильно кровоточили, и было уже ясно, что без помощи ему не обойтись. Девушка подложила под голову мужчины его мешок с провиантом и попыталась промыть глубокие порезы от когтей. Поливая болезненные царапины чистой водой из кожаной фляги, она стояла перед раненым на коленях и что-то взволнованно и торопливо шептала. Наверное, это были какие-то тунгусские заклинания. И как ни странно, это подействовало. Мужчина через какое-то время почувствовал, что боль немного утихла и кровь остановилась. Тронув благодарной рукой свою спасительницу за локоть, Николай Григорьевич почти шепотом спросил: «Как тебя зовут, красавица?» Он не был уверен, что она его понимает, но девушка, смутившись, как-то трогательно и застенчиво улыбнулась и, немного потупив взгляд, тихо ответила: «Гунарая». Так он узнал имя своего ангела.

По-русски она говорила плохо, но понимала почти все. Мужчина попросил ее помочь добраться до крепости или позвать кого-либо на помощь, но девушка нахмурилась, покачала головой, и стало ясно, что на его счет у нее другие планы. Соорудив полозья из широких еловых лап, Гунарая уложила Николая Григорьевича на самодельные санки, перекинула себе за спину его ружье и поволокла раненого куда-то.

Периодически впадая в беспамятство от сильной потери крови, мужчина утратил счет часам, поэтому, сколько времени Гунарая вытаскивала его из тайги, он не понял. Начавшаяся горячка от воспалившихся ран и острая боль в спине наводили на невеселые мысли – без серьезной помощи хирурга ему, пожалуй, не выжить. Было уже совсем темно, когда в очередной раз он очнулся и услышал чей-то негромкий разговор.

С трудом разлепив опухшие веки, Николай Григорьевич обомлел – из-под всклоченных седых бровей на него смотрели чьи-то недобрые глаза. В свете костра слегка испуганный Николай Григорьевич увидел испещренное морщинами, словно расщелинами на древних скалах, лицо старого тунгуса. Казалось, будто чей-то безжалостный резец прошелся по лику внезапно ожившего каменного идола. Красноватые языки пламени отбрасывали пугающие тени, и от этого лицо старика становилось похожим на клюв хищной птицы. Тунгус озабоченно покачивал головой, что наводило путника на грустные мысли – положение его хуже некуда.

Если бы Николай Григорьевич смог сейчас адекватно воспринимать обстановку, то, наверное, по достоинству оценил экзотическую красоту склонившегося над ним человека. Более живописной фигуры бывшему столичному чиновнику до сих пор еще не приходилось видеть. Красочное одеяние с широкими рукавами, с которых свисали многочисленные кусочки кожи и не слишком чистые разноцветные ленты, в темноте делали старика похожим на огромную фантастическую птицу. На груди на шнуре висел металлический диск, а на голову была надета шапка, украшенная кованными оленьими рогами. Странные металлические подвески на меховой парке изображали фигурки животных и птиц. Звон пришитых к одежде колокольчиков и бубенцов создавали при каждом движении старика дополнительный звуковой эффект.

Раненому сразу пришла мысль, что перед ним человек высокого сана. Николай Григорьевич не ошибся. Этот столь необычный старик действительно оказался шаманом – причем самым могущественным на сотни верст в округе, о чем говорило множество амулетов на его одежде, изображающих духов-помощников. И звали его Иркиней.

Гунарая что-то возбужденно говорила старику, но тот только хмурился и резко отвечал ей. Через некоторое время его тон немного смягчился, и он кому-то крикнул в темноту. Подошедшие на оклик две старые тунгуски подхватили Николая Григорьевича под руки и поволокли в жилище шамана. Затащив его в относительно просторный чум, раздев и уложив на шкуры возле очага, они тихо уселись рядом с входом. Следом за ними вошел Иркиней вместе с Гунараей. Девушка склонилась к раненому и на ломаном русском языке тихо прошептала: «Отец тебя лечить будет. Я его уговорила. Он вернет тебе духа силы».

«Наверное, она хотела сказать, что он вернет мне силу духа», – горько усмехнувшись, подумал Николай Григорьевич. Бескорыстная забота хорошенькой дикарки тронула, а вот новость, что его здоровьем займется какой-то не внушающий доверия колдун, не слишком вдохновила. Конечно, он предпочел бы сейчас оказаться в руках настоящего лекаря, но его здесь не было.

Иркиней достал из сундука какие-то коренья и сушеные травы с грибами и, бросив в котел, залил их водой. Потом подвесил котел над очагом, сел рядом и, уставившись застывшими, как у покойника, глазами на огонь, начал ждать. Вокруг опустилась плотная тишина, которую периодически нарушало приятное потрескивание прогорающих веток. Старухи покорно смотрели на Иркинея, не выдавая ни малейшим звуком своего присутствия. Обстановка наступила довольно гнетущая.

Николай Григорьевич обреченно наблюдал, как посреди чума на медленном огне варилась шаманское снадобье. Периодически Гунарая тихо вставала, подходила к очагу и, не произнося ни слова, помешивала палкой отвар. С любопытством, стараясь делать это как можно более незаметно, она из-под опущенных ресниц украдкой поглядывала на лежащего на оленьей шкуре мужчину. Он явно ей нравился.