Шаманка

Тортила подошла к чуму и приоткрыла раму с натянутой на нее шкурой и боком быстро проскользнула вовнутрь своего жилища. Ольга, неуклюже задев головой верхний край, протиснулась вслед. Старуха сердито оглянулась:

– Пригнись, дылда. Халкамчу обрушишь!

Что такое халкамча, Ольга не поняла, но на всякий случай постаралась нагнуться как можно ниже, чтобы войти, ничего не задев. Оказавшись в полумраке, девушка сначала слегка растерялась, но, постояв несколько секунд, постепенно привыкла к сумраку жилища старухи, единственным освещением которого оказался солнечный свет, проникающий в отверстие дымника в верхней части сооружения. Остов чума был собран из тщательно ошкуренных гладких пяти-, шестиметровых жердей, на которые поярусно, как шифер, были наброшены полотнища из скрепленных между собой широких полос коры. Видимо, для того, чтобы дождевая вода не просачивалась вовнутрь. Напротив входа вдоль стен стояли деревянные изваяния. Увидев пол, устланный циновками и шкурами, Ольга захотела разуться. Присев у входа, она сняла мокрые туфли и отряхнула ступни от насыпавшихся в обувь еловых иголок. И только теперь внимательно огляделась. И в ту же секунду испытала то, что переживает любой человек, столкнувшись с крайне неприятным феноменом дежавю: испуг и растерянность.

При первом же взгляде на очаг, находившийся посреди чума, Ольга почувствовала, как кровь прихлынула к лицу. На поперечной жердине, подвешенный на черном от копоти крючке, висел такой же черный, покрытый толстым и корявым нагаром, медный котел. ТОТ САМЫЙ, который она видала в своем видении полгода назад. Ольга подняла глаза. Деревянных истуканов, стоящих вдоль нависающих стен, вертикальный шест в центре – все это она тоже уже видела. Тогда же. С тех пор здесь почти ничего не изменилось. Разве что поражала нелепостью своего присутствия лежащая рядом с очагом ядовито-розовая китайская зажигалка.

Застыв от изумления, Ольга смотрела на знакомую ей обстановку и беспорядочное нагромождение фрагментов прошлого, вдруг начали складываться в логическую последовательность. Словно россыпь кусочков смальты внезапно сложились в завершенную целостную картину. Это было невероятно! Сейчас она вновь переживала то потрясающее своей иррациональностью чувство единства, когда прошлое, настоящее и будущее вдруг сливаются в точке, где исчезает время, и все внезапно становится абсолютно ясным и понятным. Когда из множества, казалось бы, случайностей неожиданно вырисовывается закономерность и смысл. Мгновенное проникновение в суть! Мысленное постижение целого! Внелогическое озарение: если что-то однажды уже произошло, теперь это будет существовать в вечности. Всегда.

Пытаясь отмахнуться от внезапного наваждения, Ольга встала и подошла к деревянному истукану, стоящему напротив входа. Захотев к нему притронуться, она протянула дрожащую от волнения руку, но вспомнив, быстро отдернула. Оглянувшись, с опаской спросила старуху:

– А у меня рука не отсохнет, если я дотронусь?

– Нет. Твоя не отсохнет.

Покрытые вековой копотью и липкими следами от жертвоприношений языческие идолы смотрели на Ольгу сквозь немыслимую толщу времени, и вдруг она осознала, что вернулась домой. Абсолютно иррациональное чувство. Сейчас она опять ощущала то, что и на сеансе холотропа: присутствие в себе двух противоположных, если не сказать, исключающих друг друга личностей: переживающую и анализирующую.

Тем временем старуха начала хлопотать по хозяйству. Зажгла огонь в очаге, налила воды в тот самый котелок и полезла в разрисованный орнаментом берестяной короб, стоящий у стены рядом с входом. Достала длинную холщовую рубаху, расшитую бисером на груди, и протянула Ольге.

– Сунилвэр луккаллу!

Увидев испуганный взгляд гостьи, старуха спохватилась:

– Одежду скидывай. Сушить будем.

Огонь в очаге удивительно быстро согрел воздух, и только теперь Ольга почувствовала, как же сильно она устала, хочет есть и спать. Сняла мокрые брюки и жакет и надела сухую рубашку на голое тело. Старуха кивнула на поперечную жердь с крюками, висящую выше головы над очагом:

– Повесь на таган. К утру просохнет.

Приготовленная еда оказалась самой банальной: гречка с говяжьей тушенкой. Никакой экзотики в виде вяленого мяса медведя или других туземных изысков. Но Ольге было все равно. Она быстро съела из алюминиевой миски всю кашу и, поблагодарив, спросила, где она может лечь поспать? И хотя еще только был ранний вечер – глаза слипались с непреодолимой силой.

Старуха откуда-то вытащила спальный мешок из заячьего меха и приказала:

– Залезай. Тепло будет. Спи. Духи придут, говорить будут.

Вдоль стен чума из лапника был устроен плотный настил, на котором раскладывали постели. Решив для себя сегодня больше ничему не удивляться, Ольга расстелила спальник, залезла в него и мгновенно провалилась…

Яркое солнце стояло в зените. Плотно слежавшийся снег с хрустом продавливался под ногами при каждом шаге. Ольга на секунду остановилась и огляделась. Громадный пласт ледника растекался по пологому склону горы. Кругом, куда бы ни простирался взгляд, уходили длинные цепи гор, покрытые сияющим ослепительной белизной снегом на фоне ярко-синего неба. Величественность горного пейзажа должна была восхищать, но эмоции почему-то не соответствовали настроению красивого ландшафта. Ольга ощущала необъяснимую и, казалось бы, беспричинную тревогу.

Впереди след в след, как это обычно делают альпинисты, шли несколько человек. Она знала их. Это были те странные люди из ее прежних кошмарных снов. Но сейчас что-то изменилось – ее никто не пугал и не мучил. Ольга оглянулась. Следом, опираясь на посох, украшенный сверху оленьим копытом, стараясь не отставать, шла Тортила. Тяжело дыша и охая, старуха насколько могла быстро переставляла свои кривые короткие ноги. Шедший первым старик в расшитом аппликациями красивом туземном кафтане вдруг резко остановился, и Ольга увидела, как впереди широкая расселина разрывает поле ледника и уходит куда-то очень далеко. Обойти ее было невозможно. Но в следующую секунду группа людей, только что стоявшая рядом, внезапно оказалась по ту сторону пропасти. Они стояли и, глядя на Ольгу, ждали. Поняв, что ей надо перепрыгнуть через трещину, девушка запаниковала. Подойдя к краю, она взглянула в разлом и похолодела от ужаса: черная отвесная стена обрушивалась вниз. Тортила нетерпеливо толкнула Ольгу в спину копытом посоха:

– Иди, тебя давно уже ждут. Не бойся.

– Я не могу, мне страшно.

– Прыгай, говорю! Здесь оставаться нельзя. Посмотри назад.

Ольга обернулась. Беззвучная стена снежной лавины стремительно надвигалась на них. Еще пара мгновений, и она сметет ее вместе со старухой в эту кошмарную пропасть. Но страх уже парализовал ее и мозг, и тело. Она в отчаянии опять посмотрела в расщелину и дна не увидела. Вдруг Тортила с силой, которую невозможно было ожидать от этой маленькой сморщенной старушонки, ударила Ольгу посохом по спине. В ту же секунду незримая волна подхватила ее и перекинула на другую сторону. Она с ужасом обернулась и увидела, как обрушившаяся сзади лавина увлекла за собой старуху…

Ольга закричала и проснулась. Сердце яростно колотилось о грудную клетку, а влажная от пота рубашка противно прилипла к телу. Как же она устала от этих выматывающих еженощных кошмаров! Распахнув дрожащими руками спальник, Ольга выбралась наружу и, пытаясь успокоиться, начала соображать: где здесь находится туалет и где можно умыться? Старухи в чуме не было, видимо, она находилась где-то снаружи, и Ольга, на всякий случай, чтобы не рассердить Собихстогов, решила сбегать в кусты подальше в тайгу. Полевые условия – более чем! Но, если вспомнить, что она сама всего этого хотела, то… Вот уж воистину «бойтесь своих желаний…»

Вскоре вернулась старуха, развела огонь в очаге и начала мастерить незамысловатый завтрак. Но прежде, чем дать еду Ольге, старуха тихо что-то прошептала и, налив в миску молока, поставила ее на помост напротив истуканов. Духам еда полагалась в первую очередь. Через некоторое время Тортила уже молча наблюдала, как гостья с удовольствием грызла пряники, об которые можно было сломать зубы, запивая их чаем с сушеными ягодами и какими-то пахучими листочками.