Страница 37 из 73
Общались отец с дочкой постоянно. Отец заметил, что дочь поправилась и уже не выглядела замухрышкой. К тому же вода в реке пресная и она с удовольствием и часто купалась. Все удивлялись смелости и настырности девки. Осень, вода холодная, скоро ледостав начнётся, а она продолжает каждый день купаться. Да ещё и плавает у лодок, что сильно беспокоило отца. Потом сушила одежду. Теперь она носила шальвары под платьем, которое пришлось ей приобрести в долг у Бабуша.
Наконец лёд на реке уже не позволил идти дальше. Пришлось стоять неделю, пока не появились десятки верблюдов и лошадей. Опять перегрузка и караван вновь тронулся на полдень уже по снегу. А морозы всё крепчали, и теперь Тимошке с Настей казалось, что они опять среди заснеженных просторов севера. Только лесов в этих землях почти не было. Лишь по оврагам, лощинам, буеракам тянулись редкие рощи, присыпанные снегом. Его тут было мало.
В начале февраля караван достиг конечного пути. Большое селение в устье Яика представляло скопление кибиток и полуземлянок, и определить какой-то порядок оказалось невозможным делом.
Часть каравана Бабуша остановилась на окраине села. Там был большой загон. Туда загнали верблюдов, предварительно освободив их от грузов. Всё сложили в приземистые сараи, крытые соломой и камышом.
– Помойтесь немного и заходите в нашу кибитку, – приглашал Бабуш своих рабов. – Познакомлю вас с отцом. Ему будет интересно поговорить с вами, – Бабуш говорил слегка свысока. Тимофей нисколько не обижался. Уже привык за год с лишним путешествия по бескрайним землям Азии. Зато тоже хотелось взглянуть на настоящего русского. И они с Настей принялись в полуземлянке приводить себя в порядок.
Слуга из мальчишек, смуглый и молчаливый, принёс два стёганых халата на вате, шапки без меха, тоже на вате, и сапоги, далеко не новые, с войлочными носками внутри. Это было кстати при сильных морозах, что сильно напоминало Мангазею. Этот город и Тимошка частенько проклинал, вспоминая Айсе. Ничего хорошего тот город ему не принёс. Лишь видимость относительного богатства. И куда оно делось? Всё пропало, растворилось в мареве пустынной степи и вихрях снежных метелей.
Близился вечер и слуга зашёл к рабам и, не кланяясь, сказал неторопливо:
– Хозяин кличет вас. Идите быстрее. Хозяин неважно себя чувствует. Старый.
Отец с дочерью переглянулись и вышли на мороз и ветер. Было очень холодно. При таком ветре никакой халат не спасёт, но приходилось терпеть. Рабы!
Они скромно зашли в кибитку старого Матвея. Тот возлежал на кошме, покрытой хорошо выделанной бараньей шкуре. Несколько подушек подложены под спину. В чашках разлит новый напиток – чай. В плошках с жиром коптят светильники. Тимка поклонился в ожидании слов хозяина.
– Так вы на самом деле русские, как сказал сын? – спросил хозяин слабым голосом. – Я вот хвораю. Ещё не забыл своего родного, – криво усмехнулся хозяин. – Ну, садитесь напротив, послушаю вас.
Гости сняли обувь и уселись, скрестив ноги. Тимошка толкнул дочь локтём и прошептал грозно:
– Чего вытаращилась на хозяина?
Дальше он не успел ничего сказать. Бабуш заметил гостям:
– Испейте чаю, и расскажете отцу о своих приключениях и жизни на Руси. Ему нездоровится, и потому постарайтесь не раздражать его.
– Бабуш, сынок, не стоит стращать моих гостей раньше времени. Пусть не скромничают. А то ты и так их перепугал. Пусть успокоятся. Да и мне не мешает. Столько лет не слышал родного слова, – старик продолжал смотреть на своих рабов.
Те осторожно попивали из пиал ароматный странный напиток. С мороза горячий настой был приятен. В животе тут же потеплело. А Настя улыбнулась отцу.
– Попили? Теперь говорите. Если засну, то получите подарок, – и опять скривил губы в подобие усмешки.
Тимофей начал издалека. Поведал свою жизнь в монастыре, сопровождение колоколов в Мангазею. Это заинтересовало старика, и он попросил поподробнее говорить. Чем дальше шло повествование, тем меньше подробностей позволял Тимошка. Он заметил, что хозяин начал клевать носом и голос чуть приглушил, сделал его монотоннее. А Бабуш одобрительно кивнул головой.
Наконец он сказал тихо:
– Можно замолчать. Отец заснул. То ваша большая заслуга. Ждите подарка. Он очень плохо спит последние дни. Теперь хоть передохнет малость. А вы идите в соседнюю кибитку. Там вас накормят. Завтра вам всё скажут.
Гости тихо вышли. Морозный ветер ударил в лица. Отвернувшись, они бочком вернулись в свою холодную полуземлянку. Однако дрова там были приготовлены и плошка горела. Кто-то позаботился о них. Стало теплее на душе.
– Однако, Настя, мне сдаётся, что дала наши могут наладится, – заметил Тимошка, растирая слегка замёрзшие ладони. – Однако, холод здесь собачий. Из-за ветра. Затопим очаг и потеплеет. Авось проспим до утра. Не то, что в степи. Намёрзлись мы.
Настя была задумчива и не стала вдаваться в разговоры. Видимо усталость валила её с ног. Отец тоже спешил улечься и тоже не стал себя бередить.
Началась новая жизнь с проблесками надежды. И надежды основательной. Правда, младший отпрыск Бабуш что-то не очень благосклонно относился к своим новым рабам. Поблажки делал слабые, но Настю выделял. Тимошка подумал, что то неспроста. Беспокойство, зародившееся в нем, росло с каждым днём. А дочке шёл всего двенадцатый год. Рановато даже для таких людей выходить замуж или стать наложницей. Хотя такое и тут случалось довольно часто.
Матвей частенько приглашал своих рабов к себе послушать русскую речь. Они поняли, что хозяину просто приятно слышать родные слова. Замечали, как он многое не улавливал, но продолжал слушать. И засыпал, что радовало всё его семейство. Жена его, ещё не старая женщина, приняла новых рабов вполне приветливо, видя как благотворно они действуют на супруга. А Насте иногда делала подарки старыми вещами, которые становились для девочки настоящими праздничными одеждами.
Тимофей работал с овцами и верблюдами. Их было много и работы хватало. Однако его не покидала мысль как-то улучшить их с дочкой жизнь. Но пока ничего не происходило, если не считать недобрых взглядов на Тимофея. Последнего такое мало беспокоило. Его больше радовало благоволение старого хозяина. Но его жизнь висела уже на волоске. Он предпочитал не вставать и часто говорил, что должен всё же дожить до весны и погреться на солнышке.
А вот что будет после его смерти, Тимофея занимало очень сильно. Побаивался совсем другого от Бабуша, чем от его отца. И постоянно раздумывал, прикидывая, как можно использовать пока то, что имеется.
Уже весной заметил, что жена Матвея помаленьку меняла своё отношение к Насте. Это тоже настораживало. Она всегда корчила недовольную рожу, слыша, как Тимошка называет дочь русским именем. Сама она звала её только Минбелика. Никаких уменьшительно-ласкательных тонов.
Тем временем лёд в море сошёл и оно очистилось. И Настя и отец впервые увидели его во всей красе. Тимошка разочарованно заметил на это:
– Ничего особенного. Просто другого берега не видно, а так ничем не отличается от Енисея или Оби в их нижнем течении. Словно губа Тазовская или Обская.
– Нет, тятя! – возражала дочь. – Смотри, какая вода с синевой. А там она почти всегда серая. Нет, море куда красивее. Я хочу искупаться. Да не опасно ли? Ещё кто заприметит, и тогда разговоров не оберёшься.
– А мы вечером можем прийти к морю и искупаться. Мне тоже охота попробовать.
– Никому не говори, тятя! – радостно заспешила проявить радость девчонка. – Я полагаю, что вода уже чуть нагрелась, – смеялась она и шлёпала по бережку босиком, распугивая мальков.
Старый Матвей много времени сидел на солнышке у кибитки и щурил блаженно глаза. Мимо проходила Настя, и он окликнул её:
– Чего не заходишь, девка? Я бы с удовольствием поболтал с тобой. Совсем большая стала. Девушка. Сколько тебе лет будет?
– Недавно было двенадцать. В марте, господин.
– Большая, – неопределённо заметил старик. Ему было лет семьдесят. Зубов во рту у него не было, и он слегка шамкал. – Хочешь на родину вернуться?