Страница 19 из 73
Опыта у него было мало и пришлось ему провозиться довольно долго. Зато и она воспылала страстью, что затмило её разум на некоторое время. Этого хватило, чтобы овладеть ею. Она лишь ойкнула и задышала бурно. Всё произошло настолько быстро, что девушка мало что поняла. Пока осталось впечатление, что ничего страшного или восхитительного не случилось.
Они лежали рядом и боялись глянуть друг другу в лицо. Наконец Тимошка сказал, привирая:
– Ты меня прости, Галочка. Ты у меня первая и умения у меня мало.
– Разве необходимо умение, Тимочка? – тихо и очень нежно спросила она. – А ты ещё говорил, что будет просто божественно. А ничего такого не было.
– Обижаешься? – приподнялся он на локте.
– Не знаю, но... я ожидала чего-то страшного и... восхитительного.
– Ты ещё это почувствуешь, любимая, – и нежно целовал её красные щеки. Её губы жадно раскрылись. Он нежно гладил её живот и всё остальное. Когда её возбуждение достигло достаточной силы, он опять овладел ею. Теперь оба всё чувствовали и сознавали. Туман больше не застилал ни глаз, ни разума. Зато вскоре она задёргалась и вскрикнула, покрывшись испариной и тяжело дыша.
Они долго отдыхали, успокаивали дыхание и молчали, переживая. Наконец Гапа прошептала, повернув голову к нему:
– Наверное, было то, о чем ты говорил, милый. Было на самом деле здорово. Почему так, Тимочка? Я такая глупая, ничего не знаю.
– Значит, я не обманул тебя? – как-то повеселев, спросил Тимка.
– Нет, любимый! А как теперь быть? Ведь ты обязан теперь жениться на мне.
– Я об этом всё время мечтаю. Да твои родители? Как они на это посмотрят?
– Надо подождать недели три. Как раз перед свадьбой будет.
– Что будет? – удивился Тимошка. – Ты что скрываешь?
– Ничего я не скрываю! Просто стыдно сказать. Мне подруга многое порассказала. Я могу от тебя понести. Когда станет известно, то ты будешь обязан на мне жениться. Теперь понимаешь?
– Понимаю! А как же твои родители? Они ни за что не согласятся. И жених...
– А что им остаётся? Они не позволят, чтобы я опозорила семейство. А жених должен отказаться от меня, когда всё узнает. Больше им некуда деться, как поженить нас, и как можно скорее.
– И долго надо ждать? – чуть испугался Тимошка.
– Я же сказала. Недели три или даже меньше. И не спрашивай меня об этом более. Мне стыдно. – Она нежно целовала его лицо, покрытое молодой ещё мягкой бородкой и ему казалось, что его вольной жизни приходит конец. Это чувство его не обрадовало, хотя Гапка оказалась знатной девкой. «Надо ещё проверить», – и опять принялся возбуждать Гапку. Она уже всё поняла и не сопротивлялась. Сама тоже ласкала своего любовника и оба получали удовольствие. А Гапке, понимал Тимка, особое удовольствие. Незнакомое и вечное. И лишь в сумерках Гапка очнулась и с ужасом поняла, что теперь ей не отвертеться от гнева родителей. Тимошка тоже это осознал и забеспокоился.
– Да, Гапочка! Тут мы заигрались. Что теперь будет! Страшно подумать. Быстрей одевайся и бежим! Лишь бы подруга не проболталась.
Они выскочили из избы и бросились почти бежать. Приостановились, испугавшись привлечь к себе редких похожих.
– Погоди, Тимочка! – чуть не возопила Гапа. – Надо к подруге заскочить и предупредить. Ведь обязательно спросят. А ты жди недалеко.
Глава 8
Потом Тимошка пару раз вызывал подружку Гапы, и та поведала историю:
– Вы совсем одурели, скажу я тебе. Гапку больше не выпускают даже на улицу. Сидит под замком. Меня тоже не пускают к ней. Так что я сама ничего не могу узнать. Недавно с Петькой хотела поговорить, так он только язык показал. Плохи дела у нашей Гапочки. И ты тоже хорош! Сколько можно дёргать судьбу за хвост?
Тимошка и сам всё прекрасно понимал. Всё ж жаль было Гапку. Она ему нравилась всё больше. Смешная, и такая приятная на ощупь. И в постели быстро поняла, что к чему. Молодец!
Прошло почти три недели. Тимка вспомнил слова Гапки о сроке, когда можно понять о беременности. Но узнать ничего не мог. Петька тоже ничего не говорил, да и виделись они очень редко. Даже в окошке он не мог разглядеть Гапкино лицо. Может, она и не выглядывала его, обижаясь и кляня на чем свет стоит.
Был конец августа и неожиданно к причалам Мангазеи причалила целая флотилия кочей, дощанников и прочей посудины. Пришли купцы, работные люди и стрельцы из Тобольска. В городке тут же началось столпотворение. Оно захватило и Тимку. Полгорода глазели на прибывших. Для некоторых уже были готовы избы в посаде. Другие спешно строились. И все искали пристанища на время, пока обживутся. Тимошка решил поселить у себя семью из трёх человек: муж, жена и мальчишка лет до двенадцати. Сам он перешёл в пристройку, где был чулан. Пришлось утеплить его. По ночам уже случались заморозки. Спешно поставил печку и тем грелся. Зато получал деньгу. Её хватало на пищу, а на большее и тратить он не хотел. Тёплые вещи остались от старой жизни. Да и немного прикупил ещё летом, по теплу.
Игнат уже недели две, как исчез. Ничего не сказал, просто ушёл и не вернулся. Тимошка ломал голову над этим исчезновением, но спокойно. Теперь даже лучше, что его нет. Хоть что-то получает от жильцов.
В голову пришла мысль проверить две схоронки. Он ушёл чуть ниже к речке Мангазейке, где у него были два места-тайника. И тут он заметил, что один разворошен и всё шкурки пропали! Его даже в пот бросило. Тут же понял, чьих рук дело.
– Ну подонок! – выругался он вслух. – Так отплатил мне за гостинность! Или я что-то сболтнул по пьяне? Наверное, так и случилось! Вот дурень! Так мне и надо'!
Он сильно переживал потерю. Зато вторую часть он ещё немного подправил, забросал камнями и хворостом. Да и развороченную схованку заровнял. Олени до сих пор паслись и ему показалось, что их можно продать или зарезать. Подумал, что как только наступят настоящие холода, можно и продать. К чему они теперь ему?
А народа в городке настолько прибавилось, что он ходил толпами. Многие мужики уже готовились на промысел, сколачивали артели. Богатеи нанимали их, снаряжали, готовя в дальнюю дорогу на целую зиму и часть осени. Да и весну многие прихватывали. всё лишняя пара шнурок.
Тимошка тоже подумывал о найме в артель, но поговорил с мужиками, понял, что без опыта будет не столько доход, сколько ругани и злобы. И он бросил эту затею.
И вдруг к нему завалились трое стрельцов и грубо потащили Тимку в съезжую избу острога. Ничего не сказали, просто потащили, угрожая бердышами.
Крепенький дьяк встретил его за столом в мрачном помещении с листами бумаги на нем и чернильницей с перьями. Оглядел внимательно, придирчиво. Вздохнул, кивком отпустив стрельцов.
– Ну что, Тимошка, будем говорить, или кнутом поощрить для начала? – молвил с усталостью в голосе начальник.
– Дак... я разве против, господин? А об чем говорить?
– Игната знаешь? Он говорит, что у тебя жил.
– А как же, господин. Потом куда-то исчез. Теперь жильцов пустил приезжих. Всё деньга на пропитание есть. Вот думаю в артель попасть... на промысел, значит. Жить-то как-то надо.
Дьяк внимательно оглядел Тимошку. Что-то чиркнул в бумаге. Обтёр перо о волосы. Вскинул глаза на юношу.
– Ты ведь послушником был в каком-то монастыре? – это скорей был не вопрос, а утверждение. – С чем сюда пожаловал?
– Дак с колоколами, господин мой, направил меня настоятель, отец Серафим. С ними так и добрался. И жил почти год у отца Якова в его доме. Трудился на благо нашей православной церкви.
– Отец Яков не очень лестного о тебе мнения, как о работнике церкви, Тимошка.
– То так господин. Не по душе мне такая работа. Вот и собрался на промысел.
– Однако уверял, что трудолюбием не обделён. Хорошо работал.
– Старался, господин. Куда деваться?
Дьяк всё внимательно рассматривал Тимошку, а тому было боязно и сумрачно на душе. Никак не мог понять причину его допроса. Хотя в голове что-то мелькнуло про Игната. Неужто попался и всё рассказал? А я ничего не помню.