Пират и язычница

Глава 47

Отчаянные вопли Нелли, казалось, разбудили бы и мертвого. Когда на шум прибежал Бладуорт, Саммер смело выступила вперед:

– Она рожает, сэр. Мы можем принять ребенка, но без чистых простынь, одеял и горячей воды не обойтись.

Бладуорт, несмотря на мерзкую внешность и склонность к спиртному, был, в сущности, не злым человеком. Он прекрасно понимал, что эта камера – неподходящее место даже для крыс. Не следовало помещать женщин в эту дыру, но что он мог поделать с Освалдом? Не дай Бог, кто-нибудь из властей решит осмотреть тюрьму, и тогда неприятностей не оберешься. Не хватало еще, чтобы женщина умерла от родов, не пробыв в Портсмуте и месяца!

Саммер была уверена, что юная Герт ей не подмога, а Гренни представления не имеет об обязанностях повитухи, хоть и наловчилась избавлять шлюх от нежеланной беременности. Сидни? Нет, достаточно взглянуть на это недоброе лицо, чтобы понять: она и пальцем не пошевелит для Нелли. Значит, остается Ларди.

Получив ведро горячей воды, они прежде всего обтерли Нелли. Бладуорт пожертвовал одеяло и простыню, что в условиях тюрьмы могло считаться чудом.

Они прикрыли роженицу простыней и постарались устроить ее поудобнее. Схватки длились бесконечно, и с каждым часом крики становились все слабее. К тому времени, как на свет появился крохотный синий младенец, Нелли впала в усталую дремоту. Простыня медленно пропитывалась кровью. Саммер, как могла, вымыла малышку и бросила изгаженную простыню в ведро с багровой водой. Они завернули Нелли и девочку в единственное одеяло, и Саммер всю ночь не спала, отгоняя от них крыс.

Утром, когда принесли завтрак, Ларди комически вздохнула:

– Пожалуй, мне не мешает немного поголодать, уж очень я толста.

– Нелли нужно поправляться, иначе молоко не появится, – кивнула Саммер. Вместе они смогли скормить Нелли жалкое варево. Бедняжка пришла в себя, но казалась вялой и апатичной, словно мыслями была далеко отсюда. Она не разговаривала, не смотрела на ребенка, но по крайней мере согласилась поднести его к груди. Девочка жадно принялась сосать, издавая хлюпающие звуки.

Саммер удалось оставить в камере третью ложку. Бладуорт как будто ничего не заметил, но отныне больше ложек им не давали.

Саммер с каждым днем становилась все тоньше. Постоянная усталость, полумрак и сырость изнуряли ее. Хотелось лишь одного – прислониться к стене и спать, спать… Теперь она почти не замечала вони, без труда выносила назойливую болтовню соседок, а со временем привыкла и к голоду и почти не хотела есть. Даже грязь уже не так беспокоила ее. Если стараешься выжить, приходится со многим смириться, иначе тебя просто растопчут. Терпение и спокойствие, больше она ничего не может противопоставить обстоятельствам.

Главное – не сойти с ума, не превратиться в бессловесное животное. И чтобы сохранить рассудок и ясную голову, Саммер отдавалась грезам, уносилась на крыльях фантазии. Она часами вспоминала свое дитя – мягкие черные волосики, густые реснички, лежавшие полумесяцами на щеках, когда он спал, розовый ротик, из которого подчас неслись негодующие, требовательные вопли. И запах – чистый, сладостный аромат молока, исходивший от Райана…

Иногда она оказывалась на борту «Призрака» и кружилась по палубе под звуки веселых мелодий, которые извлекали матросы из оловянных свистков и концертино. Рори, должно быть, набирал команду по всему свету: тут были испанцы, турки, мавры, сицилийцы, уроженцы Марселя и Генуи. Черный Джек Флаш… он снова накрывал ее ладони своими, пытаясь обучить искусству управления кораблем. Горячее дыхание шевелило волосы на висках, жесткая щетина царапала щеки. Потом он прижимался к ее ягодицам восставшей плотью, и она… о, как ей нравилось, когда Рори нес свою прелестную добычу к кровати под красным балдахином! Саммер явственно ощущала, как его борода покалывает ее груди, живот и бедра. Противиться Рори Хелфорду было невозможно, и сейчас она была рада, что ни разу не оттолкнула его. В конце концов, стоит ли жалеть о том, что сделала… гораздо хуже сознавать, что могла и не отважилась…

И дух ее не будет сломлен, пока она способна воскрешать в памяти образ Рори, стоявшего за штурвалом: лицо, мокрое от брызг, черные волосы, развевающиеся на ветру… Бушующее штормовое море волновало его так же сильно, как Саммер, и даже в самые отчаянные минуты глаза его продолжали смеяться.

Сколько раз Саммер представляла, как мчится на Эбони по берегу. Теплый душистый бриз, лазурное море, бухточки, где резвились тюлени. Рука словно наяву ощущала мягкий бархат носа Эбони. Как дрожали его напряженные бока, когда назойливый овод норовил примоститься в блестящей черной шерсти! Если когда-нибудь Господь позволит ей вновь вскочить на спину вороного, она будет совершенно обнаженной, совсем как настоящая язычница. Обрести свободу… снова лететь, как на крыльях, по полям и лугам… наверное, это невозможно. Впереди ее ждет смерть, лишь навеки закрыв глаза, она обретет волю. Саммер больше не боялась смерти. Умереть так легко. Жизнь куда страшнее. Ее существование превратилось в ад, из которого она могла ускользнуть, только предаваясь мечтам.

Рурка Хелфорда она вспоминала, как самое дорогое в своей судьбе. Он терпеть не мог, когда она сидела рядом! Всегда старался усадить ее к себе на колени! Саммер до сих пор ощущала его твердые губы, слышала нежный шепот:

«Я люблю тебя, Саммер. Люблю всем сердцем. И никогда не любил другую женщину».

После любовных игр, когда оба лежали в объятиях друг друга, он часто поднимал голову, обожествляя ее глазами. Нет, Рурк не жесток, не безжалостен. Никто не знает мужчину лучше, чем женщина, делившая с ним постель. В те редкие минуты, когда она заставала его врасплох, взгляд Рурка светился такой нежностью, что у нее перехватывало дыхание. Она снова и снова воскрешала в памяти, как он наполнял ее собой и начинал двигаться, охваченный безумной страстью, неукротимой, дикой и необузданной. И самыми прекрасными были моменты молчания, когда их взгляды встречались, улыбки исчезали, а пламя страсти разгоралось с новой силой.

И теперь Саммер было наплевать на то, что случится с ней, – она испытала в жизни все. Все самое прекрасное. До сих пор слышала слова любви, чувствовала тяжесть темноволосой головы на груди, мысленно вступала в шутливую перепалку с мужем и иногда даже брала над ним верх. И пока он существует, смеется, дышит и не опускает головы под тяжестью вины или беды, ее собственная судьба не имеет значения: она навсегда останется частью Рурка, и они когда-нибудь обязательно соединятся вновь. В вечности.

Что-то непонятное разбудило на рассвете спавшую мертвым сном Саммер. Приподняв голову, она огляделась, снедаемая безысходной тоской. И тут же вспомнила, что сегодня день еженедельного визита Освалда. Остатки сна мгновенно испарились, и Саммер села, прислушиваясь к писку и возне крыс в том углу, где лежала Нелли. Только сейчас до нее дошло, что могло случиться. Саммер вскочила и, схватив светильник, метнулась к лежавшей роженице. Напуганные огнем, животные сразу же разбежались. Присмотревшись, Саммер в ужасе отпрянула. Ребенок с головы до ног был покрыт багровыми укусами. Она взяла жалкое синюшное тельце из материнских рук и увидела, что девочке уже никто не может помочь. Саммер застыла, стараясь удержать рвущийся из груди вопль. Если она зарыдает, значит, окончательно сломается, а ей нужно собраться перед появлением Освалда.

Проснувшаяся Нелли, казалось, нисколько не была опечалена гибелью дочери. Она просто отодвинула от себя трупик и тотчас о нем забыла. Ларди озабоченно покачала головой. Девчонка совсем плоха. Видать, старуха с косой не собирается покидать их мрачное обиталище. Сидни была угрюмее обычного.

– Ночь – царство смерти. Когда кричит филин, смерть правит бал. Здесь пахнет, как в склепе! Мы все заживо похоронены в этой яме!

Внутренности Саммер взбунтовались. Она упала на колени, сотрясаемая рвотными позывами. Но желудок был пуст. Помучившись немного, она пришла в себя и повернулась лицом к стене, стараясь не думать о том, что предстоит сегодня.