Страница 2 из 16
– Ну я сейчас в Саванна-сити, приезжайте.
Вызываю такси и через десять минут оказываюсь в просторном вестибюле Саванна-сити.
– Лариса, где здесь пиво продается?
Я выпиваю бутылку пива. Лариса не пьет, молодец девчонка, держится, хотя очевидно, что и она напугана и расстроена.
Идем с ней на улицу покурить. Я курю только когда выпью, а Лариса курит постоянно. Я смотрю на нее с невольным сочувствием: худенькая девочка, которая так меня любит, стала жертвой чьих-то интриг…
– Пока вы ехали, я позвонила девочкам из двадцать первой группы. Они говорят, что сегодня к ним на пару пришел Говенко и велел всем расписаться на листе бумаги.
– На каком листе бумаги, что там было написано?
– А ничего, просто чистый лист бумаги. Скорее всего, он потом на этом листе напишет, что якобы мы, такие-то, давали деньги за зачет.
– Вот он урод, конечно.
– Потом он схватил в коридоре старшину, сказал, что отчислит ее, характеристику плохую напишет, короче, запугал до полусмерти, и она все ему рассказала.
– Что именно?
– Ну всю схему – что она называла мне фамилии и передавала деньги, а я их передавала вам.
– Офигеть!
Звоню Кате, описываю ситуацию, прошу совета. Катя в прошлом году выпустилась и передала свои полномочия Ларисе, поэтому она в курсе всего.
– Катя, вы же сейчас в банке работаете, как думаете, могут они как-то меня вычислить? Возможно ли найти прямые доказательства?
Катя слегка понижает голос:
– Вероника Антоновна, работы для студентов выполнял Михаил?
– Да.
– Тогда никаких доказательств нет. Не переживайте, моя дорогая, банк ничего им предоставлять не будет по этому поводу.
Сколько мы с Ларисой уничтожили сигарет за это время, не пересчитать.
– Получается, если старшина им все слила, вас тоже могут вызвать, – стараюсь я объяснить Ларисе, хотя она и сама прекрасно все понимает. Бедная девчонка, тут доучиться-то осталось до конца этого учебного года. А тут такое. И, хоть я и не одна в этом виновата, мне жутко неудобно перед ней.
Большинство наших студентов готовы платить за свою лень и нежелание учиться. Они не хотят потратить свое время на то, чтобы написать реферат по всем правилам, а не просто скопировать из интернета, не хотят сесть и решить задачи по своему варианту, не хотят участвовать в опросах и тестировании. Многие не хотят даже элементарно посещать пары. И такие всегда ищут пути как договориться с преподавателем, иными словами – хотят, чтобы вместо них все написали и решили за вознаграждение. Но от таких студентов проблем не бывает, тут все по-честному.
По-честному с нашей точки зрения. Но не с точки зрения закона. По закону преподаватель не может быть репетитором у своих же студентов, не может писать за них работы и решать задачи. Преподаватель должен заставить студентов учиться самостоятельно. Не получается заставить – значит, надо поднимать вопрос об отчислении.
Есть и другая категория студентов – те, которые иногда ходят на пары, однако, так же точно не решают задачи, не пишут рефераты, просто просиживают на этих парах свои штаны. И при этом они всерьез считают, что им поставят хорошую оценку только за то, что они пришли на несколько пар в конце семестра. Вот такие и подставляют преподавателей, им же обидно, что они сподобились несколько раз прийти на пары и что-то изобразить.
– Лариса, если они вас вызовут, то будут говорить, типа, сдайте нам всю схему, дайте все показания, и вас мы не тронем. Но вы не верьте ни в коем случае. Не верьте ни одному слову. Когда они все узнают, они все это используют против вас, и вас обязательно отчислят.
– Да я уж понимаю, – Лариса криво усмехается, – если я все расскажу, значит, виновата.
– Естественно, даже не вздумайте признаваться.
Вызываю от Саванна-сити такси и еду к Мише на автостоянку.
Тем временем на улице уже темно, время позднее. Мне начинает названивать Денис: «Ты где, ты почему еще не дома?».
Беру по пути еще две бутылки пива и взлетаю по лестнице к вагончику, где сегодня дежурит Миша.
– Миш, беда! – кричу вместо приветствия.
– Что стряслось?
На улице зима, большая часть работы на улице, поэтому Миша сидит в вагончике в зимней тужурке и даже в шапке.
Рассказываю ему в общих чертах что сегодня произошло.
– Миша, я тебя умоляю, я тебе еще раз говорю – если тебя куда-нибудь вызовут и спросят, скажи, что ты меня не знаешь!
– Ну ты насочиняешь! – Миша говорит то же, что и всегда на такую тему. – Если им надо будет все узнать, они узнают! Легко! Да даже по звонкам можно вычислить, что мы с тобой знакомы и общаемся.
– Так я и не буду отрицать то, что мы знакомы. Я просто скажу, что иногда общаемся на общие темы, и все.
– Ну здрасти! Значит, я выполняю курсовые работы для студентов, которые у тебя учатся, и мы малознакомые люди?
– А почему нет? Ты работаешь в фирме образовательных услуг, пишешь курсовики, зачем тебе лишний раз со мной встречаться и что-то обсуждать?
– Да что ты кипишуешь, еще неизвестно как все обернется, может, никто ничего выяснять не будет.
Миша стягивает шапку и машинально приглаживает рыжие волнистые волосы. И я в который раз с восхищением констатирую, что у него по сей день ни одного седого волоса. Вот как ему это удается? У меня уже половина седых волос, краситься приходится регулярно, немалые деньги относить в салон красоты, а он лишь изредка пойдет пострижется у знакомой парикмахерши за шоколадку, и все.
– Миша, я в этой ситуации больше за тебя переживаю, чем за себя, понимаешь? Со мной хотя бы все понятно, а ты за что должен отвечать?
Хотя нам обоим понятно, за что, просто не говорим об этом вслух.
Денис опять звонит, требует ехать домой немедленно.
– Поедешь? – Миша встает проводить меня до калитки.
На улице холодный вечерний зимний ветер свирепствует в синей тьме. Миша поднимает воротник, и, не удержавшись, повторяет то, что уже говорил когда-то:
– Если бы мы не расстались, какая прекрасная могла быть жизнь!
Вваливаюсь домой, гремя бутылками, не выпуская сигарету изо рта, в смятенном состоянии.
– Да позвони ты этой девочке, как ее там, Исаенко! – настаивает Денис.
Звоним Исаенко и слышим ее взволнованный до предела голос:
– Вероника Антоновна, моя мама сидит дома в Михайловке и не собирается никуда ехать! Моя мама никуда не звонила! Меня подставили! Я слышала историю про мальчика с такой фамилией, вот его мама звонила, но он с другого отделения!
Оказывается, вся общага уже знает об этом скандале, на Исаенко наехали другие девочки, она уже устала оправдываться. Студенты готовят бумагу в мою защиту, и завтра утром мне ее отдадут с многочисленными подписями.
Мы с Денисом облегченно переводим дух.
И тут звонит Говенко.
– Слушай, завтра придешь к директрисе, и сразу же, первым же делом пиши заявление на увольнение, поняла! Иначе материалы передадут в первый отдел, а там быстро во всем разберутся!
– Вам вообще зачем это нужно? Зачем вы сфабриковали это дело? Хорош заведующий отделением, своих же преподавателей топит!
– Да ты пойми, ко мне пришла их куратор Суходнищева, просила помощи, от тебя житья нет ее подопечным!
– Всего вам доброго, – говорю я и скидываю.
Он опять звонит, но теперь Денис берет трубку и в ответ на просьбу позвать меня, отвечает спокойно, но твердо:
– Она не хочет с вами разговаривать.
И вдруг меня осеняет.
Я сажусь и пишу ребятам из моей группы сообщения, везде один и тот же текст: «Как вы сдавали экзамен Говенко?»
Ответы тоже приходят почти одинаковые:
«Я заплатил ему две тысячи».
«Мне повезло договориться за полторы тысячи».
«Я ему отдал три тысячи»…
Лишь одно сообщение выходит из аналогичного ряда. Один из моих мальчишек написал буквально следующее: «Вероника Антоновна, я просто знаком с девочкой из другой группы, и она мне рассказала, как Говенко потребовал за экзамен залезть под его стол. С его стороны это унижение студентки, поэтому сами понимаете». Ничего не понимаю, но не переспрашиваю.