Страница 15 из 16
Или выйдет тетя Надя со второго этажа и угостит бесподобно вкусными пирожками, поговорит с нами, детьми. Ее внук Андрей был старше нас, уже учился в техникуме.
На этой лавочке у подъезда часто сидел старик в кителе, увешанном орденами и медалями. Он был весь седой, разговаривал редко. Его внуки дружили с моим Мишей, и однажды они натворили что-то, видимо, серьезное, потому что Миша не хотел возвращаться домой, опасаясь, что отец его убьет.
Тогда Григорий Иванович (так звали деда) поинтересовался у Миши:
– А что, он такой злой, бьет тебя?
– Ну да, – признался паренек, – он хватает провод от чайника и начинает избивать. Я бегу на балкон, прыгаю со второго этажа, и весь в крови, убегаю к друзьям на несколько дней.
– Сейчас я пойду с ним поговорю, – поднялся с лавочки старый орденоносец.
Вернувшись, сказал:
– Иди домой, больше он тебя никогда не тронет.
Миша так и не узнал, что же именно Григорий Иванович сказал тогда его отцу, но факт остается фактом – больше отец никогда не поднимал руку на своего сына. Словами ругал, а бить не пытался. По сей день Миша и его друзья – внуки Григория Ивановича – строят предположения и догадки, что же такого в тот вечер было сказано суровому папаше.
В то время было еще много живых настоящих участников Великой Отечественной Войны. У меня самой дедушка первые дни войны провел в окопах, но вскоре был переведен личным водителем полковника СМЕРШа. Его младший брат погиб в боях за Ленинград, совсем молодой парень был. У бабушки тоже брат погиб, а сама она всю войну проработала на санитарном поезде.
Такие люди не могли не измениться в суровых реалиях тех дней. Конечно, они научились и стрелять, и убивать, и даже быть жестокими к врагам, а иначе войну бы не выиграли. Поэтому не удивлюсь, если на самом деле Григорий Иванович сказал Мишиному отцу что-то вроде «Еще раз пацана тронешь, я тебя найду и убью».
Дом тот же, двор тот же, но все же теперь здесь совсем не так. Лавочки давно все убрали, чтобы было куда машины ставить. На улице никто ни с кем не разговаривает. Ни одного знакомого по пути не встретилось.
Поднимаюсь на третий этаж, захожу в квартиру. Как просторно здесь казалось в детстве!
Папа сидит на диване, должно быть, только проснулся. Волосы взъерошенные, лицо опухшее, взгляд мутный. Как же уродует человека эта огненная вода! Папа, такой красивый и энергичный, несмотря на немолодой возраст, сейчас выглядит просто отвратительно. И седина заметнее, и морщины резче очерчены. И этот безумный взгляд, способный взбесить кого угодно.
Мне часто снится один и тот же сон. Будто мои родители развелись, и я живу с мамой, а папа переехал на другую квартиру. Живет в кирпичном доме, ранним утром выходит прогревать машину во двор, небо затянуто серо-голубой дымкой. Вдалеке видны металлические столбы линии электропередач. Сидя на своем водительском сиденье, он достает телефон, а там… ни одного пропущенного звонка. В это самое время я говорю маме: «Слушай, мы так давно ему не звонили, а вдруг он умер, а мы даже не знаем!». И я начинаю набирать его номер, а в трубке слышу до крайности обиженный голос: «Чего тебе? Как это ты вдруг додумалась позвонить?»…
И я примерно догадываюсь, почему мне такое снится. В реальной жизни я действительно папе никогда не звоню, и знаю, что он обижается на это.
– Вот ты обижаешься, что я тебе не звоню, – говорю без всякой надежды быть услышанной, – а я боюсь позвонить и услышать твой пьяный голос!
Мутный взгляд с трудом фокусируется на мне.
– Доча, ты пришла? – улыбается папа. – А я тебя так люблю!
– Перестань, – отмахиваюсь я.
– А ты знаешь, мне так неудобно перед тобой, – он говорит медленно, – я же тебе в жизни ничего не дал, кроме красоты!
И с таким отчаянием звучат эти слова, что я невольно смягчаюсь:
– Ты же мне дал образование, вспомни, сколько ты заплатил за учебу. Без твоих денег я бы не закончила университет.
Мои родители в девяностых не стали цепляться за разваливающиеся предприятия, как многие другие, а рванули в бизнес.
Сначала работали на хозяина, продавали продукты с машины. Потом открыли свою точку на Универсаме. У мамы нашлись связи с криминальными авторитетами, из числа одноклассников, и место ей выделили самое проходное, на входе в рынок. Оборот был бешеный, через день ездили за новым товаром.
В то же самое время мамина сестра и ее семья в соседнем городке загибались от нищеты, на заводе годами не получали зарплату, и занять было не у кого, весь поселок работал на этом заводе. Тетя Таня позволяла себе поплакать на улице, пока белье развешивала, а потом шла домой к детям с обычным сияющим видом.
Мы тогда часто к ним ездили в гости, привозили продуктов и денег. Но когда мои родители предложили им переехать к нам в город и работать на рынке, тетя Таня и ее семья категорически отказались.
– Что вы, у нас здесь больница, профсоюз, каждый год путевки в санаторий, стаж идет к пенсии, а на рынке что?
Потом мама открыла небольшой продуктовый магазин в подвале жилого дома, а папа купил пассажирский автобус и поставил его на маршрут.
Все вокруг считали нас богачами, завидовали, пытались от зависти делать гадости. Но зачем, если даже на примере тети Тани понятно, кому что было выгоднее. Кто-то надрывался на рынке, а кому-то удобнее было сидеть на привычном месте и не двигаться.
Лично я в своей жизни испытала чувство зависти всего один раз и в тот же момент поняла, как это глупо. Однажды мы с мамой пошли в гости, и там была девочка младше меня, глупая и некрасивая. Но у нее была такая красивая мама, с длинными локонами, в шифоновом платье с рюшами по моде того времени. И да, я позавидовала, что у нее такая красивая мама. Но следом за этим я поняла, что эта девочка пойдет сейчас куда-то с чужими родителями, в чужой дом, а я-то хочу пойти с моими родителями и в мой дом. После этого я никогда и никому не завидовала. И не понимаю таких людей, которые завидуют чужой жизни. Зачем, если ты не потянешь эту чужую жизнь, ты для нее просто не приспособлен?
Например, женщина, которая не любит заниматься хозяйством и готовить, завидует подруге, у которой есть муж. Ну так вперед, забери у нее мужа, только спроси у себя, а сможешь ли ты стоять у раскаленной плиты после работы и чистить морковку в то время, как этот муж будет валяться на диване и ждать, когда ему подадут ужин?
…Захожу в Гошину комнату. Когда-то здесь была комната моих дедушки и бабушки, а потом я устроила здесь свою гостиную для приема лрузей. Гоша, кудрявый рыжеволосый парень с голубыми глазами (весь в Мишу), как обычно, сидит за компьютером.
– Много пустых бутылок вчера вынес?
– Штук пять, – оборачивается парень и мы горестно смотрим друг на друга.
– Тебе надо что-нибудь? – спрашиваю я.
– Пока ничего не надо, все есть.
В ДАЛЕКОМ ПРОШЛОМ
Несколько лет я преподавала в Морском университете, как вдруг наш заведующий кафедрой скончался, и на его место пришла неприятная молодая девка Игнатова, которая тупо купила себе эту должность.
Молодая, не больше тридцати лет, уже успевшая выйти замуж за пожилого преуспевающего бизнесмена и даже стать его вдовой. Покойный бизнесмен когда-то работал преподавателем на нашей кафедре, а когда в образовании стало нечего делать, он подался в бизнес и сделал головокружительную карьеру. Бросил жену-ровесницу (от нее-то мы и узнали все подробности), женился на молоденькой. А после его смерти все богатство каким-то образом оказалось в руках этой молоденькой. Единственное исключение – младшему сыну перепала однокомнатная квартира в хрущевке, а так, ни бывшей жене, ни остальным детям – вообще ничего.
Оставшись богатой вдовой, Игнатова нацелилась на роль хозяйки нашей кафедры. Зачем ей это понадобилось, понять трудно. Как говорится, у богатых свои причуды.
И она пошла к одному из проректоров, который возглавлял ученый совет.