Страница 18 из 102
У Гаранда была гладкая коричневая кожа, темные глаза, ослепительно белые зубы и жесткие курчавые волосы. Он широко улыбался.
— Изредка вспоминаю.
— Я все хотел спросить тебя. На Роторе все белоснежки без гномов, не так ли?
— Да, — подтвердил Крайл. — Я не видел там ни одного темнокожего.
— Ну, в таком случае скатертью им дорога! Ты знаешь, что они уже улетели?
Крайл едва не вскочил на ноги, но в последний момент удержался, кивнул и сказал безразличным тоном:
— Да, они говорили, что скоро улетят.
— Они не шутили. Ротор в самом деле улетел. Пока это было возможно, мы следили за ними по излучению. Потом с помощью своего гиперсодействия они набрали скорость и исчезли в долю секунды. До этого мы видели и слышали их, а потом все сразу оборвалось.
— Вам удалось их снова обнаружить, когда они вернулись в пространство?
— Даже несколько раз, но в каждом случае сигналы были все слабее.
После включения всех двигателей они летели со скоростью света, а через три прыжка в гиперпространство и из него они оказались уже слишком далеко.
— Что ж, это их дело. Они сделали свой выбор — как и я.
— Жаль, что тебя там нет. Тебе стоило бы остаться на Роторе.
Интересно понаблюдать за этим изнутри. Ты же знаешь, у нас некоторые до последнего момента уверяли, что гиперсодействия не существует, что все это — чистое мошенничество, придуманное с какой-то целью.
— У роториан же был Дальний Зонд. Если бы они не овладели гиперсодействием, они бы не смогли послать его так далеко.
— Говорили, что Дальний Зонд — тоже фальшивка.
— Дальний Зонд был на самом деле.
— Да, теперь это все знают. Все. Когда Ротор исчез из поля зрения всех приборов, это можно было объяснить только гиперсодействием. За Ротором наблюдали все поселения. Ошибка исключена. Все приборы зарегистрировали его исчезновение в один и тот же миг. Жаль, невозможно сказать, куда он направился.
— Я думаю, к Проксиме Центавра. Куда же еще?
— В Бюро все же считают, что, может быть, и не к ней и что ты можешь знать это.
— Меня опрашивали в течение всего полета к Луне и от Луны. Я не скрыл ничего.
— Конечно. Это нам известно. Все, что ты знаешь, ты нам рассказал.
Но меня послали к тебе, чтобы я поговорил с тобой как с другом. Может быть, ты помнишь что-то такое, чему сам не придаешь значения. Вдруг вспомнишь что-то, о чем раньше не задумывался. Ты был там четыре года, женился, завел ребенка. Ты не мог не заметить хоть что-нибудь.
— Как я мог заметить? Если бы у них возникло хоть малейшее подозрение, что я что-то вынюхиваю, меня вышвырнули бы немедленно. Я был подозрителен уже потому, что я землянин. Если бы я не женился — а брак они сочли доказательством того, что я хочу стать роторианином, — меня бы там минуты не держали. И все равно меня близко не подпускали ни к чему важному или секретному. — Крайл отвел взгляд. — Надо признать, что их система сработала. Моя жена была всего лишь астрономом. Ты же знаешь, у меня не было выбора. Не мог же я дать объявление по головидению, что ищу молодую женщину — специалиста по гиперпространству. А встреть я такую, из кожи бы вон полез, чтобы поймать ее на крючок, даже если бы она была страшней гиены. Но за все четыре года мне ни одна такая не встретилась. Вся наука на Роторе засекречена так, что мне кажется, ведущих ученых они полностью изолируют. Честное слово, я думаю, в лабораториях все они носят маски и называют друг друга только шифрованными именами. Я знал, что дело кончится тем, что меня выгонят из Бюро.
Крайл повернулся к Гаранду и закончил свой монолог почти с отчаянием:
— Все получилось так плохо, что я чувствую себя полным дураком.
Меня подавляет сознание поражения.
В загроможденной вещами тесной комнате их разделял только стол. Придерживаясь за него рукой, чтобы не упасть, и раскачиваясь на стуле, Уайлер сказал:
— Крайл, Бюро не может позволить себе сантименты, но нас нельзя назвать и совсем бесчувственными. Мы сожалеем, что приходится обращаться с тобой подобным образом. Однако мы вынуждены на это пойти. Моя миссия меня тоже не радует, но это моя обязанность. Мы озабочены тем, что ты не выполнил задание и не принес никаких сведений. Если бы Ротор остался на околоземной орбите, мы могли бы подумать, что тебе просто нечего сообщить. Но они улетели. Они овладели гиперсодействием, и ты не мог ничего не знать об этом.
— Понятно.
— Но отсюда вовсе не следует, что мы хотим отказаться от твоих услуг. Мы надеемся, что ты еще будешь нам полезен. Поэтому я должен убедиться в том, что ты потерпел неудачу не по своей вине.
— Что ты имеешь в виду?
— Я должен быть уверен сам и сообщить об этом коллегам, что твоя неудача не является следствием твоей личной слабости. Ведь как бы то ни было, ты женился на роторианке. Она красива? Ты любил ее?
— На самом деле ты хочешь спросить, не защищаю ли я роториан и не скрываю ли секретные сведения из любви к роторианке? — огрызнулся Крайл.
Это замечание отнюдь не задело Гаранда.
— Так как же? Ты защищаешь Ротор?
— Как ты можешь так говорить? Если бы я решил стать роторианином, я бы улетел вместе с ними. Сегодня я уже затерялся бы где-то в межзвездном пространстве, и вы никогда не нашли бы меня. Но я этого не сделал. Я вернулся на Землю, хотя заранее знал, что моя неудача скорее всего разрушит всю мою карьеру.
— Мы высоко ценим твою преданность.
— Она гораздо больше, чем ты думаешь.
— Мы понимаем, ты, по-видимому, любил свою жену и был вынужден расстаться с нею из чувства долга. Это говорит в твою пользу, если бы мы могли быть уверены…
— Здесь дело не столько в жене, сколько в дочери.
Гаранд внимательно смотрел на Крайла:
— Крайл, нам известно, что у тебя есть дочь, которой только что исполнился год. В такой ситуации тебе, наверно, не следовало бы ссылаться на нее как на самый веский довод.
— Ты прав. Но дело в том, что я не во всем могу быть хорошо смазанным роботом. Иногда что-то случается и против моей воли. После того как я целый год провел рядом с ребенком…
— Понимаю. Но ведь ей был только год. Какие у вас могли установиться отношения…
Крайл поморщился.
— Ты говоришь, что понимаешь, а на самом деле не понимаешь ровным счетом ничего.
— Тогда объясни. Я постараюсь понять.
— Видишь ли, все дело в моей сестре. Младшей сестре.
— Сестра упоминается в твоем досье, — кивнул Уайлер. — Ее зовут, если я не ошибаюсь, Роза.
— Розанна. Она погибла восемь лет назад во время мятежа в Сан-Франциско. Ей было только семнадцать.
— Весьма сочувствую.
— Она не была сторонницей ни тех, ни других. Она была одним из тех нейтральных зрителей, которые погибают гораздо чаще, чем вожаки банд или блюстители порядка. Нам с трудом удалось найти ее тело: слава Богу, у меня было что-то, что можно было предать кремации. Уайлер сочувственно промолчал, а Крайл продолжил, хотя весь его вид говорил, что ему не хочется ворошить прошлое:
— Ей было только семнадцать. Наши родители умерли, когда ей было четыре года, а мне четырнадцать. Я учился в школе, а после занятий работал. Я старался — часто даже в ущерб себе — сделать так, чтобы она была всегда сыта, одета и не испытывала никаких неудобств. Я сам обучился программированию, хотя не могу сказать, что эта работа обеспечивала хотя бы сносное существование. Ей было только семнадцать, и за всю свою жизнь она не обидела ни одной живой души. Она даже не знала, из-за чего начались стрельба, шум, крики… Она просто попалась в ловушку.
— Теперь я понимаю, почему ты вызвался работать на Роторе, — заметил Уайлер.
— Да, конечно. Два года я ходил как во сне. Я пошел в Бюро — мне нужно было чем-то занять себя, к тому же я думал, что эта работа связана с опасностью. Какое-то время я даже искал смерти — особенно если по пути удалось бы сделать еще что-то полезное. Когда обсуждалась посылка агента на Ротор, я вызвался сам. Я хотел забыть Землю.