Страница 2 из 12
Ильяс. Передо мной на шезлонге сидит Ильяс.
Тот самый Ильяс, который когда-то почти на этом самом месте отчитывал меня, потому что я играла в пляжный волейбол не с теми парнями.
Тот самый Ильяс, который ругался со мной, протестуя против процедур, назначенных доктором и уколов, которые причиняли ему боль.
Тот самый Ильяс, который шептал слова любви, прижимая меня к себе, обжигая мою кожу своим дыханием.
Ильяс Умаров. Мальчик мажор с обожженными ногами и такой же обожжённой душой.
Надя. Он назвал меня Надя. Почему? Как он… Как он мог меня узнать? Он ведь был слеп тогда? И потом… я совсем не похожа сейчас на того Воробушка, каким была еще четыре года назад!
Я совсем другая и внешне и, наверное, внутренне.
В голове сразу какой-то бешеный коктейль из мыслей, вопросов, замечаний.
Что делать? Что мне делать?
– Надя, почему ты молчишь?
Он собирается встать, а мне дико страшно от того, что он сделает это. Что он дотронется до меня, и я пойму, что он настоящий и… И тогда все.
Вся моя выдержка полетит в никуда.
– Ма-ма! Мам! – Ник вопит, хохочет, брызгает водой.
От неожиданности я вскрикиваю, отступаю назад, оступаюсь и… падаю в бассейн, вода в котором в первый момент кажется ледяной.
Господи, и тут плавает мой ребенок! Он же замерзнет, заболеет! Нужно его немедленно вытащить!
Выныриваю, не сразу понимая что случилось, а потом вижу перед собой глаза. Глаза Илика.
Я так часто думала, какого же цвета его глаза?
Раньше он все время прятал их за очками, да и повязка на глазах была почти всегда, или лечебная или… просто скрывающая он пыли и любопытных.
Они ореховые. Светло-карие с крапинками изумруда и золота, лучистые, обрамленные длинными густыми ресницами.
Очень похожи на глаза моего сына, моего Ника, Николая. Николая Николаевича. Только у Никуши глаза серо-голубые, цвет мой, а вот форма – ресницы – это от отца.
Как и характер. Упертый, сильный, с места не сдвинешь хотя ему чуть больше трех.
– Ма! Ты что? – мой малыш, барахтаясь подплывает ко мне, смотрит удивленно, потому что я упала в бассейн прямо в пляжном халате, с полотенцем и телефоном.
К счастью, телефон надежно запакован в специальный водонепроницаемый чехол. Я подумала, что с моим мальчишкой такой чехол будет необходим. А получается, что сама чуть не утопила свой гаджет.
– Ма!
– Тише, сынок, тише, все хорошо…
– Надя, ты в порядке? – голос у Ильяса тот же, хриплый, низкий. Царапающий что-то внутри.
– Я? Да… да… только…я… – лихорадочно соображаю, что мне сказать?
Сказать, что он ошибся, обознался? Признаться в том, что я не Надя? Но ведь обман раскроется так или иначе?
Боже, почему я оказалась именно в этом отеле? Я ведь вообще не хотела ехать на Кипр! Меня бы вполне устроила и Турция, или Греция…
– Ма! Мам! Упала? Больно?
– Да… нет. Все хорошо, милый.
– Тебе помочь? – Ильяс смотрит серьезно, сканирует, следит внимательно за моим лицом, видимо стараясь что-то прочесть, понять, а как понять, когда я и сама не понимаю ничего?
Я делаю шаг назад, благо в этой части бассейна мелко. Илик удерживает меня за локоть машинально, словно боится, что я пропаду, исчезну.
А сзади меня уже обхватывают маленькие ручонки, притапливая, я еле успеваю глотнуть воздуха, и голова моя наполовину уходит под воду.
– Ма! Делжись за меня! Я тебя спасу!
Пытаюсь вздохнуть, поворачиваюсь, чтобы удержать сына, который повисает всем телом на моей шее.
– Ник, ты меня утопишь, подожди. Мне нужно вылезти.
Сын отпускает меня, я собираюсь сделать шаг к широкой лестнице, чтобы выйти из воды, но в этот момент чувствую, как меня подхватывают на руки.
Ильяс. Он держит крепко, смотрит все так же серьезно, без тени улыбки.
– Не надо, я сама.
– Я помогу. Ты упала, могла что-то повредить.
– Я в порядке. Пусти… те… пожалуйста.
Его губа дергается, на лице появляется-таки ухмылка.
– Расслабься, Воробушек, не уроню. Я теперь твердо стою на ногах.
Говорит и тут же поскальзывается на ступеньке, и мы оба опять летим в воду, только на этот раз он крепко держит меня, прижимает к себе, и я чувствую, как его лицо вжимается в мою шею.
Все происходит быстро, неожиданно, я начинаю вырываться, отбиваться смотрю мельком на сына – к счастью, он увлечен тем, что барабанит ногами по воде пытаясь плыть.
– Тише, Воробушек, успокойся. Что ж ты такая буйная…
– Пусти… я… я не Воробушек, я…
– Хорошо, компас, я запомню. Дай все-таки мне помочь тебе, а? Хоть почувствовать себя мужчиной.
Вот теперь он ухмыляется! Широко и нагло!
Только сейчас я замечаю, что у бассейна мы не совсем одни, какая-то парочка пялится на нас, посмеиваясь, пожилая матрона, презрительно поджимает губы, несколько парней следят за нами.
Мне стыдно, я понимаю, что краснею, но если начну отбиваться, то только привлеку к нам еще больше внимания.
Ладно, так и быть. Пусть помогает.
Илик выносит меня из бассейна, я надеюсь, что он поставит меня на ноги, но он проходит дальше, наклоняется, сажая меня на тот шезлонг, на котором сидел сам.
С меня потоком льется вода, я дрожу, но не только от холода, хотя на самом деле вода не ледяная, да и на улице жарко. Дрожу от его близости.
От осознания того, что мое прошлое меня настигло. Оно тут, оно рядом.
И я понимаю, что сейчас оно безжалостно столкнется с моим настоящим.
– Малыш, что случилось? Ты упала? Родная, все в порядке?
Глава3.
Смотрю на высоченного белокурого красавца, подбежавшего к нам, сглатываю, чувствуя обжигающий ком, который прокатывается по внутренностям выжигая адское клеймо.
Малыш и родная…
Все ясно, Умаров, а ты как хотел? Чтобы такая девочка четыре года тебя ждала, и слезки утирала?
Чёрт… Малыш… Родная.
Перед глазами мгновенно алая пелена. Словно я снова слеп. И шум в ушах и все крутится вокруг как будто я на какой-то безумной карусели.
Отшатываюсь, стараясь удержать равновесие.
Воробушек смотрит испуганно, впрочем, она уже и не Воробушек, скорее… лебедь белая, роскошная, даже такая дрожащая от холода, облепленная мокрой тканью халатика.
– Надюш, что с тобой?
– Все хорошо. Ник брызгался, я случайно оступилась, упала в бассейн. Мне помогли выбраться из воды.
– Иди ко мне, детка. Надо это снять.
Он присаживается к ней, трогает ее руками, помогая избавиться от промокшей одежды, заворачивает в полотенце.
– Все хорошо? Голова не кружится? Не тошнит?
– Нет, нет… все… хорошо.
Кружится голова? Тошнит? Это…
Чёрт, это значит, что она… она в положении? По ее фигурке этого точно не скажешь, но.
Спутник Нади, этот высоченный хлыщ поворачивается ко мне.
– Спасибо, что помогли, мы у вас в долгу.
Да уж… ты еще не знаешь, в каком долгу! Чёрт. Хочется сбежать, уйти, не видеть. Забыть просто все, что случилось.
Словно мне приснился один из моих снов.
Да, да, мне часто стали сниться сны о том, как я встречаю Воробушка. Только вот в этих снах нет никакого парня, который называет ее милой.
– Ма! Сла! Я плыву! Сатри!
Мы все трое разом вспоминаем о малыше, плавающем в бассейне. Он там уже не один, с ним девочка лет семи, барахтаются рядом у лестницы, там, где помельче.
– Круто, чемпион! Не замерз? Сейчас я к тебе иду! – этот хренов викинг машет мальчишке. Мальчишке, который может быть моим сыном. Или нет?
Надя была в положении, когда сбежала, вернее… когда я ее прогнал. Она была беременна. Если бы она родила, то нашему сыну было бы сейчас чуть больше трех лет.
Этот мальчишка кажется младше. Он маленький. Если сравнить его с Сандро – сыном Тамерлана, которому сейчас четыре с половиной, то… Сандро намного больше. Но он у нас вообще богатырь, крупный, весь в отца, настоящего отца, тот был гигант…
А малыш, который называет Воробушка мамой невысокий и щупленький. И волосы… волосы у него светлые как у этого…