Страница 22 из 31
Именно сейчас, совершенно неожиданно, настоящей правдой открылись такие обстоятельства, в которые Егору самому было тяжело поверить и мириться – по причине архаичного страха перед чеченскими боевиками, теперь уже кавкасионными ополченцами с автоматической репутацией «боевик», Егор ощущал себя жалким трусом, не таким, каким был в молодости под свинцовым кипятком их ружей, фугасов и «сабель», когда думал и в голове ничего не возникало иного, кроме страшной их казни в стиле хадаевского трибунала. Сейчас, всё представлялось иным – он в окружении – ещё без ножа у горла, но с таким страдание, будто ежеминутно переживал унизительное насилие пленом и несварение от обеда тётки с позывным «Впроголодь» одновременно.
Вины начальника батальонной столовки в этом не было: какие продукты давали – из тех и готовила.
Тем не менее, война в Украине при всей своей кажущейся схожести не была второй Чеченской, несмотря на то, что для большинства украинских военных являлась безусловно справедливой, как и обе чеченские для русских солдат на Кавказе. Да и защитники Донбасса агрессию Украины ни при каких условностях не принимали праведной, хотя бы вследствие того, что Донбасс не нападал на Украину, в отличии от Ичкерии, ставшей в войнах с Россией агрессором.
В страшных чеченских войнах русский убивал чеченца не из различий веры, а ради торжества справедливости, которая для него не строилась на грабеже чеченцев и их домов, их убийстве, насилии и унижении их женщин, похищении чеченцев с целью выкупа, тем более, рабовладения, как если бы человека в чеченце было сравнимо меньше, чем в русском. Безусловно, подобным образом – в отношении чеченских боевиков и людей ошибочно считавшихся таковыми – поступали и русские солдаты и офицеры, но однозначно сказать, что причины тому были одинаково значимые, вряд ли можно. Это было въевшееся в мозг горе поражений в тяжёлые моменты войны. Кровавая месть, глубоко пронизывающая сознание человека на войне – ещё вчерашних мальчишек – ненависть за убиенных боевых друзей, казнённых как в средневековье. Ярость и гордость одиннадцатиклассников. А скорее – и первое, и второе, и третье. Всё же, резать людям головы, как жертвенным баранами, надо быть способным и это было в природе горцев, но с точки зрения русского – в природе зверя.
Чеченец убивал русского главным образом по причинам идеологической вражды, основанной на священной борьбе с неверным, национальной гордости и самолюбия, горьких обид в тяжёлый период советской истории, после чего подобное недоверие и неуважение к целому народу сменилось противлением. Чеченец убивал, и делал это с большим уровнем ожесточённости нежели это происходило на Украине, где повстанцы–сепаратисты не прибегали к типичным для чеченских боевиков методам – захвату заложников, устройству терактов и этнических чисток.
Впрочем, и без всего перечисленного человека в человеке на войне не оставалось, он выгорал, как свеча, и неважно было он русский, чеченец или украинец. Убивали друг друга обычно, без геройства, чтобы выжить. Когда сатанели – убивали с особой жестокостью. Обыкновенные убийства. Только и всего. Назвать иначе, не выкручивался язык… Герой–боевик из ПЗРК сбил вертолёт с четырнадцатью военными на борту близ горы Карачун, недалеко от Славянска; спецназовцы героически отвоевали выжившего пилота и тринадцать мертвецов, среди которых – бравый генерал, обещавший убивать мирное население России, теперь – мёртвый герой Украины. Вот, такое обыкновенное геройство одних и других. Всех можно понять, всех – оправдать. Зачем украинским солдатам мёртвые тела товарищей ясно–понятно – клятва «своих не бросать», клятва распространяется и на мёртвых, провести ритуал, отдать последний салют, отомстить. Зачем мёртвый генерал сепаратистам – страшно предположить, может, тоже – для ритуала…
Однако, кое–что общее усматривалось в войне на Донбассе и в Чечне. Ни одно из государств, участвующих в войнах, ни Украина, ни Россия, каждое в своём случае – Россия в Чечне, Украина на Донбассе – не могли поступиться частью своей территории, считая себя независимыми и суверенными. Логика в действиях государств в обоих случаях имелась и в этой связи Егор, исходя из собственного тонкого ощущения был на стороне и украинской армии и донецких повстанцев, не украинских добробатов и нацбатов, что были для Биса сродни чеченским боевикам, кем, опять же по его мнению, являлись и местные ополченцы и российские добровольцы – донбасские сепаратисты – и он сам. Всё же, одну из причин волонтёрства Егор называл ту, что Украина в разное время отправляла в Чечню для войны с Россией – убивать её солдат и офицеров – тысячи своих наёмников из праворадикальной ассамблеи. Украинские боевики «геройствовали» в Карабахе, Приднестровье, Грузии, но Егор встретил их впервые в Чечне, на консервном заводе, во время второго штурма Грозного – русых, с широкими славянскими лицами и чёткими прямыми носами, светлобородых, может быть, даже голубоглазых – правда, к моменту встречи, мёртвыми.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Скрестив за спиной руки, Ходарёнок мрачно выхаживал по кабинету в молчаливом сопении присутствующих ротных командиров с глазами полными тревоги и общего непонимания обстановки.
– По данным разведки… – начал он, – …сегодня утром мобильная группа семьдесят девятой аэромобильной бригады ВСУ с наскока пыталась занять высоту двести семьдесят семь. Атака противника захлебнулась, напоровшись на полевую оборону, но будь их больше – мы столкнулись бы с серьезными проблемами. Возможно, это только передовая группа, основные силы – ещё на подходе… В связи с этим, приказываю: в кратчайшие сроки провести мероприятия по организации и усилению полноценной обороны кургана, в том числе в Снежном и Дмитровке… Взять под контроль мосты через Миус и Крынку в Зугрэсе. Помимо поставленных прежде задач и мероприятий… Игорь, – обратился Ходарёнок к Медведчуку, – выдели две разведгруппы на следующие направления: первое – мобильной группы десантников, ушедших на Мариновку, и второе – на подступах к кургану. Артиллерия «нулевого километра» уже привязана к высоте?
– Так точно, – хмуро доложил Иван Блажко с позывным «Урал».
– Иван, надо перебросить на курган пару зенитных установок…
– Сделаем, – тихо согласился он.
– А «малая горка» под «артой», или голая?
– Обе горки привязаны, командир, – поднял он голову. – Надо будет – до самого Днепра «арту» привяжем!
– Отлично, – призадумался комбат. – Другие мероприятия доведу после рекогносцировки. Собираться уже не будем, дополнительные распоряжения пройдут по радио. Более не держу, все свободны. Кроме, Кулёмина…
Медведчук поднял руку над головой.
– …Медведчука и Абулайсова, – заметив, добавил комбат. – Глеб, обожди минуту – быстро уладим вопрос, – кивнул он Кулёмину. – Игорь, что у тебя?
– Бис Егор: хочу забрать к себе, прошу разрешения. Иса, не возражаешь?
Абулайсов распрямился на стуле.
– Не возражаю, забирай. Мне калека с самого начала не был нужен.
– Погоди, Иса, не горячись, – остудил комбат осетинского командира. – Помнится, он у тебя непросто так?
– Непросто, и что? Мне нет нужды в нём. Нет пользы, кроме внутреннего раздора. Он уже нажил себе врагов… Завтра же забирай!
– Командир, не возражаешь? – отвернулся Медведчук к комбату. – У меня есть интересная придумка по его профилю в свете последних событий.
– Игорь, а тебя я просил проверить его… Что скажешь?
– Проверили, командир… – неудобный момент смутил Игоря: задача была из давних, – доложить особо нечего: учился, служил, подорвался… Правда, есть один нюанс, доложусь отдельно.
– Ясно. Как использовать хочешь?
– Минирование…
– Принял. Забирай. – Ходарёнок поднялся. – Идём, Глеб… Игорь, давай-ка ты тоже с нами. Выезд через пять минут.
– Если не возражаете, – Биса тогда заберу сразу? Может понадобиться на кургане… Иса?
– Он с утра по заданию Джамалдаева работает. Нет его в батальоне.