Страница 9 из 79
— А как же спасение вашей души, вы о нем подумали? Как вы могли? Я ваш лучший капитан. Я доверилась вам, а вы обрекли меня гнить в английской темнице.
— Это не моя вина. — Но он отводил от нее глаза. — Я совсем не хотел тебе зла, это Жоржи заставил меня.
Все пошло не так, как ей виделось. По дороге из Дижона в Бурж Катрин раз сто прокручивала в голове этот разговор: что она скажет ему перед тем, как убить, как она это скажет, и какое испытает сильное удовлетворение, когда он, валяясь в хлынувшей крови, умрет на ее глазах. Это должен был быть момент ее триумфа. Вместо этого она ощущала внутри безмерную пустоту. Она по-прежнему могла убить его, однако же, если это не принесет ей никакой радости, то какой в этом смысл? С чувством тошноты она отстранила меч.
— Ты прощаешь меня? — выдохнул он тоненьким голосом.
— Я не смогу простить вас. Но я не в силах вас убить.
С этими словами она повернулась и пошла прочь, не оглядываясь. Тишина в королевских покоях эхом вторила ее шагам.
Покинув замок, она вернулась в особняк, где ее ждали лейтенанты ее роты. К тому времени, когда Карл придет в себя, если вообще придет, она уже будет далеко. Существовали другие короли, другие земли, другие битвы. Мгновение принадлежало ей, стояла глубокая ночь, и она пустится в странствие со своими друзьями.
Йохан Элио
На самом высоком престоле в мире…[9]
Очнувшись, Шарль де Батц-Кастельмор удивился тому, что не мертв. А ведь он совершенно отчетливо помнил, что его убили. Голландская пуля пробила ему лоб напротив стен Маастрихта, когда он собирался идти на штурм — на еще один, окончательный, штурм.
Капитан-лейтенант королевских мушкетеров нисколько не питал сомнений в незамедлительном и, как он считал до сего момента, непоправимом воздействии мерки раскаленного свинца, засевшей у него внутри черепа, в серой губчатой массе, где таилось его сознание — если верить месье Декарту, в труды которого он частенько поглядывал, когда выдавались (довольно редкие) свободные минуты.
А следовательно, граф д’Артаньян воскликнул:
— Я так мыслю, что я уже не существую!
— Ошибка вполне резонная, ибо совсем недавно так и было, — ответил хорошо знакомый ему голос.
Пытаясь приноровиться к обстановке (ибо царил полумрак), Шарль де Батц-Кастельмор разобрал склонившееся над ним лицо.
— Вы? — изумился он. — Савиньен?
— Я, — подтвердил Сирано. — К вашим услугам, старый мой друг.
— Разве сами вы не покинули этот свет семнадцать лет назад?
— Если угодно. И вот я здесь, почти двадцать лет спустя…
— Я, должно быть, сплю.
Савиньен де Сирано покачал подбородком. Он указал пальцем на отметину в центре лба д’Артаньяна.
— Вы действительно убиты той пулей. Мне жаль, поверьте.
— Ценю ваше сочувствие, но это не ваша вина.
— Не моя. Однако ж руку снайпера, засевшего сверху стены, пришлось направить.
Шарль де Батц-Кастельмор нахмурил бровь, столь же пышную, что и его шевелюра да усы.
— Короче говоря, — сказал он, — мою жизнь отняли не случайно. Но кто, как и почему?
— Я буду рад просветить вас, мой друг. Вместо длинных речей я приглашаю вас совершить небольшую прогулку. Вы найдете ответы на свои вопросы.
Это было достойное предложение. Капитан-лейтенант мушкетеров (должность обошлась ему в восемьдесят тысяч ливров!) поднялся с постели. Он с удивлением обнаружил в теле легкость, он оказался гораздо легче, чем привык себя ощущать, увлекаясь хорошей кухней. Должно быть, душа была тяжелее, чем он считал, ибо, пока ее ему не вернули, он весит чуть больше тщедушного ребенка. Он поделился этим любопытным наблюдением со своим покойным другом, и в ответ услыхал следующее:
— Здесь всё делается легче. За исключением дипломатии. Увы, с этим повсюду одинаково!
С этими словами Сирано отдернул занавеску. Сероватый свет залил комнату. Последняя была великолепно обставлена кем-то, обладающим несомненным вкусом. Но д’Артаньян вместо интерьера предпочел обратить внимание на вид, открывшийся из единственного окна.
Снаружи взгляду представала полоса усеянного звездами темного неба, которое доминировало над унылым пейзажем из камня и пыли, картиной бесконечной пустыни. На передний план выступали несколько любопытных зданий — своего рода башень, украшенных изящной лепниной (статуями зверей невиданных пород, хохочущими или гримасничающими демоническими рожицами, спиралями, завитушками и прочими математическими фигурами, бросающими вызов законам разума и логики), и соединенных между собой множеством крытых дорожек и мостов. По упомянутым переходам то приходили, то уходили какие-то люди, другие люди выглядывали с бесчисленных балконов с барочными балюстрадами, которые примыкали к фасадам зданий. Все вместе смотрелось как сочетание изобилия с вакханалией, словно плод воображения прихотливого архитектора, избавленного от сдерживающих рамок изящества или классических канонов строительства.
— Восхитительно, правда? — осведомился Сирано. — Я понимаю, какое действие с первого взгляда производит Селенополис. Кое-какие слабые умы этот вид может утянуть в пучину безумия.
— То же действие бывает от войны, а я повидал достаточно полей сражений, чтобы понять, что способен выдержать.
— Вы в точности назвали одну из причин, которые привели вас на Луну.
Сирано, пройдя вперед, повел друга из комнаты. Они проследовали через рабочий кабинет, затем через премилый вестибюль, и оказались под открытым небом. Вдоль наружной стены башни, в которой располагалось жилище Савиньена, шла бесконечная винтовая лестница. Д’Артаньян настороженно подошел к выступу, взглянул в пустоту и отступил назад.
— Дьявольщина! — воскликнул он. — Нам ведь ничто не мешает провалиться в бездну!
— Отчего же: какая-то небесная механика замедляет падение тел. Однако вы и без того ничем не рискуете.
— Почему это?
— Потому, что вы уже мертвы! Пока вы остаетесь в Селенополисе, так и будет.
— Пока я тут остаюсь… Значит, с этим нет определенности?
— Нисколько. Но мы еще поговорим об этом.
Они начали долгий круговой спуск. По дороге Сирано приветствовал множество субъектов, единственной общей чертой которых, на взгляд д’Артаньяна, было, как это ни парадоксально, полнейшее разнообразие их внешности. Размеры, вес, цвет кожи, одежда, язык — ни один из них не походил на другого. Некоторые, судя по расположению членов тела, даже людьми не были; нередко попадались лишние руки и ноги, а туловище и лоб могли украшать пара крыльев или рогов.
— Кто они все? — спросил капитан-лейтенант.
— Покойники. Всевозможного происхождения: земного, небесного, из преисподней. Вам встретились древние существа, и в том числе демоны и архангелы. Мужчины и женщины из давно ушедших времен, которые своим телосложением, соглашусь, могли удивить вас.
— Зачем они собрались здесь?
— Ба! а куда вы хотели их отправить? Дом для блуждающих душ находится здесь, и нигде больше. Заметьте, что порой кое-кто попадает на Луну неожиданно и по собственному желанию. Как это случилось со мной.
— Надо бы вам рассказать мне, каким образом вы это проделали…
За чрезвычайно приятной беседой оба приятеля добрались до подножия башни. Д’Артаньян был слишком счастлив снова встретить Сирано, чтобы упрекать его за зловещий подарок. Он был мертв, подумаешь! Ха, он неплохо пожил — гораздо лучше, чем большинство его современников, к тому же подольше. Он развлекался, дрался, пил и веселился без оглядки. Более того, преисподняя ему не представлялась тем жутким царством, где грешников ожидают бесчисленные муки, которые живописали священники и прочие пророки светопреставления. Нужно признать, пейзажи Луны за пределами Селенополиса навевали меланхолию, но человек, слишком часто созерцавший поля сражений Земли, находил определенный комфорт в этих монотонных пыльных просторах, где преобладал серый цвет — без малейших следов красного.
9
На самом высоком престоле в мире… мы сидим на своем заду (Монтень, “Опыты”, III, 13) — прим. фр. изд.