Страница 60 из 61
Сам хронист отделяет литературу от истории, и хотя активно пользуется сочинениями античных поэтов, особенно Вергилия, неоднократно употребляет выражение «поэтические выдумки» (например, Виллани, I, 7). Сомнительные известия, такие как посещение Энеем загробного мира, Виллани объясняет по-своему, как «грезы», вызванные божественной силой или магическим искусством (I, 23). Предание о связи судеб Флоренции со статуей языческого бога Марса он отвергает («мы не можем даже поверить, чтобы каменный истукан имел такое действие, потому что так могут думать язычники и авгуры, притом люди скорее наивные, а не разумные»), как и веру в то, что процветание города зависит от расположения звезд в момент, избранный для его основания — «расположение планет не предполагает неотвратимости событий и не может пересилить свободную волю людей или повлиять на Божий суд, соизмеряющий грехи и заслуги народов» (III, 1). В то же время хронист признает за звездами известную силу и с некоторым удивлением отмечает справедливость отдельных предсказаний, сделанных астрологами, что заставляет и его самого уделять место астрологическим выкладкам.
Все, что говорится в «Хронике» Виллани о Карле Великом, можно сгруппировать в целый комплекс мифов, подчиненный главному генетическому мифу о восстановлении им Флоренции, разрушенной за 350 лет до того готами. Этот рассказ отсутствует в ранних флорентийских исторических хрониках и появляется именно в эпоху Виллани, на рубеже XIII–XIV вв. Интересно, что Данте, современник хрониста, не использует эту легенду и упоминает Карла только как великого императора, спасителя Церкви (Рай, VI, 96), и борца против неверных, вместе с Роландом (Ад, XXXI, 17; Рай, XVIII, 42). Макиавелли в «Истории Флоренции» (II, 2) заимствует сообщение о возрождении города Карлом у Виллани.
Первый из упомянутого комплекса мифов — римский, или римско-имперский — призванный показать, что Флоренция — истинная «дочь Рима», основанная Юлием Цезарем, всегда поддерживавшая римлян, заселявшаяся ими и при их участии в пику соседнему Фьезоле (которое якобы было опорой Каталины в его антиримском мятеже), имевшая от них привилегии. В восстановлении Флоренции участвуют император, папа и римляне — император снаряжает войско, вновь разгромившее зловредных фьезоланцев, а «римская коммуна» заботится о наполнении города выходцами из «лучших семейств римского народа и нобилей» (III, 1, 3).
Карл Великий, таким образом, воспринимается флорентийским хронистом как «правильный» император, в отличие от более поздних его преемников, ссорившихся с папами, особенно итальянцев. Поэтому на втором месте в упомянутом комплексе следует назвать «французский миф», который в данном случае служит как бы заменой на итальянской почве тех национальных мифологических построений, которые складывались вокруг Карла в других странах, прежде всего во Франции и в Германии. Виллани тщательно прослеживает происхождение французских королей (Меровингов) от троянского Приама III (1, 18), и хотя династическая связь к его времени уже дважды прерывалась, при Каролингах и Капетингах, символическая параллель с Римом, основанным, согласно «Хронике», также выходцами из Трои, сохраняется. Известно, что флорентийские послы во Франции всегда должны были ссылаться на факт возрождения города «французским королем» Карлом Великим, который к тому же освободил его жителей от уплаты почти всех налогов и податей.
Следующий миф, естественным образом нашедший отражение в сочинении историка гвельфской Флоренции, это церковный миф, который Джованни Виллани воспроизводит в его римско-католической версии, не упоминая ни о каких нюансах взаимоотношений Карла и пап, с подробностями о чудесном исцелении Льва III, о том, что он постановил «отобрать римский престол у греков» (так что в дальнейшем даже константинопольский император подчинился Карлу) и т. п. Интересно, что в «Истории» Макиавелли (I, 9) сведения о сотрудничестве пап с франкскими властителями, почерпнутые в первую очередь у Виллани, — о том, что папа завоевал право неподсудности, что император подчинялся ему и способствовал усилению светской власти римской курии, истолковываются в ином духе. Они служат для подтверждения одного из основных тезисов флорентийского секретаря — Церковь — главная причина разъединения Италии; завладев светскими полномочиями (imperio), она изгоняла своих соперников, начиная с лангобардов, с помощью внешних сил, в том числе с помощью Карла Великого (Рассуждения о первой декаде Тита Ливия, I, 12).
Наконец, четвертый, внутрифлорентийский миф, это уже упомянутая легенда о противостоянии флорентийцев и фьезоланцев и о смешении цивилизованного римского начала и дикого и необузданного фьезоланского в среде населения города. Этот тезис в хронике Виллани, как и в «Комедии» Данте, объясняет постоянно сопутствующие флорентийской истории внутренние смуты, порождаемые борьбой двух указанных начал. (Макиавелли, автор другой эпохи и другого склада, введший в оборот идею о необходимости и даже полезности борьбы общественных групп, если не во Флоренции, то в Риме, в подобных теориях не нуждался).
Все события, иллюстрирующие указанные так или иначе мифологизированные сюжетные линии, сопровождаются у Джованни Виллани более или менее легендарными, или, может быть, в нашем контексте назвать их «литературными», подробностями. Так, хронист сообщает, что Карл основал столько аббатств, сколько в алфавите букв (II, 15). Это утверждение встречается во «Всемирной хронике» современника Виллани монаха Якопо д'Акви и восходит к франко-итальянской эпической поэме Отинель (Fasoli, р. 354). Из chansons de gestes, очень популярных в Италии, могли быть заимствованы и упоминания о паладинах, о том, что Карл завоевал всю Испанию, Иерусалим и Святую Землю. Виллани, бывавший во Франции, мог использовать и непосредственно французские источники: например, его рассказ о том, что Карл Великий оставил все свое имущество бедным, во многом совпадает с завещанием императора, приводимым в «Жизнеописании Карла» Эйнхарда. Но интересно, что в число душеприказчиков Карла хронист включает нескольких итальянских прелатов, в том числе — епископа Флоренции. Чудеса и знамения, сопутствовавшие кончине Карла Великого, даже не обязательно квалифицировать как подробности легендарные, современниками они расценивались как явления вполне естественного порядка, и в таком духе о них пишет еще Макиавелли в «Рассуждениях» и в «Государе».
Таким образом, у Джованни Виллани можно встретить сочетание «предрассудков» или подходов, характерных как для средневековых авторов вообще, так и отражающих его итальянское и флорентийское происхождение, в частности. Его рассказ о Карле Великом и о восстановлении им Флоренции мифологичен не столько в силу его фантастичности — Карл посещал город, по меньшей мере, однажды (в 786 г.) — сколько вследствие своей субъективности, наличия упомянутых предрассудков. Он не искажает в целом фактов, но подчиняет их главной цели автора, возвеличению Флоренции. Это заставляет хрониста поставить в центр повествования о Карле Великом событие легендарное в своей фактологической основе — намеренное восстановление города императором с помощью римлян и с благословения римского папы. Вместе с тем, постольку, поскольку деятельность Карла и Каролингов действительно способствовала возрождению Флоренции и городов Тосканы, известная историческая правда — правда исторической памяти — в этом рассказе есть.
Оценка исторических личностей и событий во всякое время невозможна, как мы уже отметили, без доли субъективности, а следовательно, и своего рода мифологизации, то есть присвоения именно оценочных и символических черт каким-то реалиям. Если сегодня правильнее говорить в этом смысле о научной мифологизации фактов истории, то для Средних веков такая мифологизация сохраняла вполне легендарный и отчасти сверхъестественный характер. При этом, так же как наука сегодня, легенда в Средние века должна восприниматься как неотъемлемая составляющая восприятия истории, а не только в качестве фактора ее искажения. И поскольку историческое прошлое нельзя оторвать от его восприятия, поскольку сведения о нем доходят всегда через кого-то, да и не могут существовать вне сферы их осознания, миф и легенда должны обязательно присутствовать в нашем обращении к средневековым историям. Без них эти истории потеряют не только свою прелесть, но и свою точность.