Страница 41 из 61
Вместе с тем, записанные в XII–XIII вв. как эпические песни (в первую очередь, вошедшие в состав «Старшей Эдды»), и прозаические пересказы древнегерманских эпических сюжетов в форме саг о древних временах[53], так и «саги о викингах» не содержат никаких следов знакомства с Карлом Великим. Последнее особенно странно, учитывая, что древнейшие сюжеты «саг о викингах» (например, «Саги о Рагнаре Лодброке») близки по времени к эпохе Карла. Более того, обе разновидности саг о древних временах легко впитывали и адаптировали разновременные мотивы и сюжеты, объединяя их в единое повествование. Деяния же и образ Карла были не только хорошо известны в Западной Европе, но и породили богатую устную, в том числе, героико-эпическую традицию.
Естественно, поэтому, возникает вопрос: почему в скандинавской традиции не были использованы сюжеты, связанные с именем Карла Великого. Причина этого, возможно, заключается в особенностях исторической памяти древних скандинавов, знающей две «героические эпохи» и воплотившей их в устной (а затем и письменной) традиции. Первая «героическая эпоха» — общегерманская. Это время гуннского нашествия и передвижения германских племен, постепенно оседающих на новых землях (Chadwick). К ней восходят сюжеты, связанные с борьбой с гуннами и смертью Аттилы, правлением Теодориха Великого, падением первого и второго бургундских королевств. Они распространились по всему германскому миру в виде отдельных песен, немногие из которых сохранились в более поздних переработках («Вольфдитрих», «Ортнит», «Кудрун», «Песнь о Нибелунгах» и др.). В Скандинавии же эти разновременные и разного происхождения сюжеты были объединены в единый цикл сказаний о Нифлунгах, включивший также и мифологические сюжеты. Они представлены в виде кратких песен героического и элегического содержания, вошедших в состав «Старшей Эдды», а также в систематизированной форме: в «Саге о Вёльсунгах», «Саге о Хервёр» и других сагах о древних временах в собственном смысле слова, а также в «Саге о Тидреке Бернском».
Вторая «героическая эпоха» — собственно скандинавская. Это расцвет эпохи викингов с их нападениями на английские, германские и франкские прибрежные земли, разорением городов, богатой добычей и немеркнущей славой отважных воинов и мореходов. Сказания этого времени (по преимуществу отражающие события X — первой половины XI в.) приобрели форму саг о викингах, близких по своей поэтике собственно сагам о древних временах, но более насыщенных фольклорными, сказочными мотивами. Эпоха Карла Великого оказалась в промежутке между общегерманским и скандинавским эпическим временем, формирование сюжетики первого уже, очевидно, давно завершилось, второго — еще не начало складываться. Поэтому образ Карла, равно как и сюжеты, описывающие его деяния, не отложились в исторической памяти скандинавов и вошли в скандинавскую культуру значительно позже, когда на север начал проникать европейский куртуазный роман.
Освоение древнескандинавской культурой куртуазного романа, как и других произведений западноевропейской литературы (например, памятников агиографии), началось с переводов привлекших наибольшее внимание произведений на древнеисландский (или древненорвежский) язык. Однако, как и в других случаях, перевод в понимании исландца или норвежца XIII в. отнюдь не означал дословной передачи оригинала или даже сколько-нибудь точного следования ему (Barnes, 403–441). Традиционная форма родовой или королевской саги с развитой поэтикой и выработанными композиционными, ситуативными, стилистическими стереотипами, с глубоко укоренившимися представлениями о мире, судьбе, этике — возможно, помимо воли самих переводчиков — заставляла их осуществлять не перевод, а глубокую, подчас коренную переработку оригиналов.
Переводы куртуазных романов получили название рыцарских саг (Riddara sôgur)[54]. К числу их особенностей, отличающих их от других видов саг, относят вторичность (заимствованность) сюжетов, что характерно и для переводов XIII в., и для подражаний им XIV в.; прозаичность; нескандинавское происхождение героев-аристократов; отнесение места действия за пределы Скандинавии. Рыцарские саги неисторичны (хотя бы в достаточно условной форме «историчности» родовых саг), что в полной мере осознавали их создатели и слушатели или читатели. Не случайно автор чрезвычайно популярной — известно 60 рукописей саги! — «Саги о молчаливом Сигурде» (Sigura r saga pôgla) писал: «Ведь невозможно угодить всем, и никто не обязан верить в такое, если не хочет» (Clover — Lindow, 318–319; там же и другие примеры).
В предисловии к «Саге о Тидреке Бернском» автор преуведомляет читателя: то, что он прочтет, не является истиной (Bertelsen, 2). Авторы сознают, что их повествования вымышлены и чужеродны саговой литературе. Тем не менее, эти саги были весьма популярны и вызвали большое количество подражаний: сохранилось около 800 рукописей XIV–XVIII вв., содержащих рыцарские саги (Rossenbeck).
Термин «рыцарские саги» хорошо определяет скандинавский феномен, но вводит в заблуждение в европейской перспективе, поскольку этот вид саг включает переводы как куртуазных романов (собственно, рыцарских), так и французских «песней о деяниях» (chanson de geste) и бретонских лэ. Тем самым, этот вид саг объединяет все три основные литературные темы высокого Средневековья: бретонскую (Артуровскую), французскую (Каролингскую) и римскую. К первому циклу относятся переводы «Тристана», романов Кретьена де Труа «Эрек и Энида», «Ивейн» и часть «Парсиваля». Каролингский цикл представлен переводами нескольких chanson de geste: «Boeve de Haumtone» («Bevers saga»), chansons d'Otinel, de Roland, d'Aspremont, «Le pèlerinage de Charlemagne» («Karlamagnüs saga»), «Floovant» («Flôvents saga»), «Les quatre fils Aimon», или «Renaud de Montauban» («Mâgnus saga jarls»).
Несмотря на жанровое и содержательное различие источников, рыцарские саги образуют стилистическое и содержательное единство. Это повествования о героических деяниях знатных рыцарей и их дам в давно прошедшие времена, путешествия, поединки, как правило, со сверхъестественными противниками и в экзотических местах — поэтому часто местом действия является Византия или Восток. Они смыкаются в определенном смысле с собственно сагами о древних временах, и иногда неясно, к какой категории отнести некоторые из оригинальных рыцарских саг или современных им «приключенческих» саг. В них проникают мотивы и представления, свойственные куртуазной литературе. Так, в «Саге о Хринге и Трюггви» («Hrings saga og Tryggva», XIV в.), построенной на сюжетах родовой «Саги о Гуннлауге Змеином Языке» и саги о древних временах в собственном смысле слова «Саги о Вёлсунгах», Брюнхильда, например, падает в обморок при отъезде Сигурда на поиски чести и славы. Трюггви так углублен в мысли о покинутой даме, что пренебрегает управлением государством. Поклонник дам Харек на вопрос о том, почему он почти не использует в битве оружие, отвечает: «Оружие не подарит жизнь обреченному на смерть… и, кроме того, принцесса служит мне броней и щитом» (Schlauch, 150); первая часть ответа полностью соответствует германскому этосу, вторая — куртуазному идеалу. Таким образом, рыцарские саги наполняют сюжеты, заимствованные из французских куртуазных романов, традиционными для скандинавского общества литературно-этическими представлениями, акцент переносится с любовных историй на описание битв и героических деяний.
Согласно прологу к «Саге о Тристраме и Изонде» в 1226 г. норвежский король Хакон Хаконарсон (1217–1263; время его правления ознаменовалось чрезвычайно высокой литературной активностью при норвежском дворе, когда были осуществлены переводы многих западноевропейских произведений) приказал некоему брату Роберту перевести с французского языка «Тристана» Тома. Это событие, как считается, положило начало переводам куртуазных романов и зарождению вида рыцарских саг. Именно в это время, также при дворе Хакона Хаконарсона, осуществляется сводная компиляция сказаний о Карле Великом, которая получила название «Саги о Карле Великом и его героях» («Karlamagnûs saga ok kappa bans») (Riddarasôgur, В. 1–3; перевод на английский язык: Hieatt). Однако она частично восходит к более ранним переводам: уже значительно раньше, возможно в конце XI и наверняка в XII в. появляются первые прозаические пересказы старофранцузских chanson de geste из цикла Карла Великого, в первую очередь «Песни о Роланде» (Simek — Pâllson, 204–205)[55]. К 1190–1220 гг. относит П. Фут и перевод «Хроники» Псевдо-Турпина (Foote).
53
Как это принято в современной историографии, я различаю две категории саг о древних временах: собственно саги о древних временах, сюжеты которых восходят к общегерманскому эпическому фонду, и саги о викингах, сюжетами которых являются деяния скандинавских викингов X–XI вв. См. подробнее: Глазырина, 7–22.
54
«Вторичность» рыцарских саг оказала сильное влияние на исследователей, обусловив и негативное отношение к ним в целом, и отсутствие интереса к ним, который начал зарождаться лишь в последние два десятилетия. Поэтому далеко не все рыцарские саги имеют критические издания (см.: Riddarasôgur, В. 1–6). Крайне мало изучены их особенности, в первую очередь, их поэтика. Не установлено время, когда начались переводы, недостаточно изучен характер переводов, степень переработки оригиналов и пр. (См. библиографию в: Kalinke — Mitchell).
55
Фрагмент перевода «Песни о Роланде» сохранился в рукописи второй половины XII в.