Страница 32 из 39
Коев стоял, ошарашенный новостью: очередная загадка. Если окажется, что Шаламанов не погиб, что не похоронен, а сумел изменить свою внешность…
Он вновь представил себе, что Шаламанов и есть тот Человек в черной шляпе. Пластическая операция, другое имя… Иначе как бы он вернулся в свой город… Неужто такое возможно?
— Но если допустить, что Шаламанов действительно остался в живых, — продолжил ход его рассуждений Пантера, — то все невероятно усложняется. Нужно будет начинать все сначала, идти уже совсем иным путем. Отпечатки пальцев, графологические исследования, выяснение прежних связей… Причем необходимо учитывать самые невероятные вещи… Тебе куда?
— Пойду пообедаю.
— К сожалению, не смогу составить тебе компанию. Придется вернуться обратно. Ну, не пропадай!
— Пока!
— Погоди, чуть было не забыл, — спохватился Пантера. — Я говорил с Живко Антоновым относительно прежних связей ЦК с местными коммунистами.
— И что же?
— И вот что. После разгрома здешней парторганизации всякие связи с центром прервались. А своих уполномоченных ЦК здесь вообще не имел. Понимаешь?
— Так я и думал.
Коеву не хотелось обедать в гостиничном ресторане и он решил подкрепиться на скорую руку в первой попавшейся закусочной. Потом он зашел в библиотеку, посмотрел выставку, погулял в парке. Выпил кофе в уютном кафе.
Завидев в витрине магазина апельсины, вспомнил Кону: неплохо было бы отнести ей в больницу. Купил два килограмма, попросив выбрать самых сочных, и вышел на улицу. Напротив магазина как раз проезжал дед Пенчо на своем фаэтоне. Широко улыбаясь, он сдержал лошадей мощным окриком: «Тпрру!» и, поманив рукой журналиста, указал на скамейку. Сам слез с облучка, огляделся по сторонам и тихонько сказал:
— Угости сигаретой, Марин. Разговор есть.
— С удовольствием! — протянул ему Коев пачку.
Дед Пенчо повертел ее в руках, выбрал сигарету, принюхался, даже лизнул языком кончик сигареты и только тогда закурил.
— Может, присядем?
Они поискали взглядом местечко поукромнее, но не нашли. Тогда дед Пенчо схватил Коева за руку и потянул к своему фаэтону.
— Садись, прокачу! Поехали в Орешниковую рощу. Там сейчас свадьбы играют. Ритуальный дом построили. Хоть бы свадебным, что ли, нарекли. Так нет, кому-то в голову взбрело ритуальным прозвать. Там сейчас ни живой души, посидим, поболтаем.
Коева, по правде говоря, несколько удивила настырность старого извозчика, но отказаться и на этот раз означало обидеть старика. На это у Коева духу не хватило. Под веселый звон колокольчиков они покатили по тихой улице вдоль реки. Коев помнил и эти места. Когда-то здесь зеленела так называемая Орешниковая роща — живописное предместье с вековыми ореховыми деревьями, отлогими холмами, поросшими густой травой. Порой забредал сюда одинокий пастух со стадом коз и овечек. Влюбленные назначали здесь свидания… Нередко заявлялись любители погулять на природе, стелили скатерть на траве и вели нескончаемые разговоры в узком мужском кругу.
Впоследствии этот зеленый островок почти весь застроили. Уцелел лишь какой-нибудь десяток ореховых деревьев, по-прежнему кряжистых и мощных, а среди них высилось белое здание Ритуального дома.
Фаэтон въехал в тень. Дед Пенчо издал привычное «Тпрру!» и коляска остановилась. Они сошли и, миновав маленький мосток, очутились на небольшой полянке с зеленой скамейкой.
— Сюда особенно люблю приезжать, — торжественно произнес извозчик, приглашая своего спутника присесть.
Мягкий солнечный свет освещал все вокруг, в воздухе еще витал стойкий запах трав, ореха и влажной земли. «Интересно, что за таинственность», — думал Коев, исподтишка поглядывая на старика.
— Дай-ка мне еще одну цигарку…
Коев с готовностью протянул пачку, выждал, пока дед выберет себе сигарету, и сам закурил.
— Так вот у меня к тебе какой разговор, Марин. Прослышал я, старые бумаги ты ищешь. Такая молва о тебе ходит…
— Проведал, значит. Ничего тут от вас не утаишь, — засмеялся Коев. — И откуда только все известно?
— Сорока на хвосте принесла. В нашем городе вмиг весть разносится. Потому, поди, и разводов мало. Чуть глазом в кого стрельнул — сразу растрезвонят. Со здешней бабенкой и не вздумай шашни заводить, так ославят, что неповадно будет. А вот с приезжей — иное дело… — подмигнул дед и от всей души захихикал, выставляя напоказ искусственные зубы с зажатой в них сигаретой. Курил он, что называется, со смаком, жмурясь от удовольствия.
— Ты вроде хотел мне что-то сказать…
— Давнишнее все… Про Шаламанова.
— Говори же, бай Пенчо.
Старик помолчал.
— Этот самый Шаламанов, Марин, стреляный воробей, на мякине его не проведешь. Самолично с ним знался, потому как не раз возил туда-сюда. И всегда одного.
— Без телохранителя?
— Без всякой охраны. Сам до зубов вооружен. Мало того, что под пальто всегда пистолеты носил, так иногда даже в фаэтон автомат прихватит, под подстилку прятал, — у меня всегда на всякий случай имелась…
— В форме ездил или в штатском?
— Какая тебе там форма! В штатском. Порой так и не узнаешь его. Сперва пошлет своего человека, вытребует меня. Я подъеду к участку, он вскочит в фаэтон и готово. Только брал я его не с парадного входа, ты его знаешь…
— Знаю…
— …а с задворок, с черного входа. Покажется и — гоп! — в коляску. Маршрут известный. Туда-сюда по-петляю и айда в село Танево, в горы.
— Значит, в Танево его возил?
— Ага, туда. Проезжали через все село, на окраине привал устраивали. Он сразу соскакивал и, не успею я оглянуться, как он шмыг в заросли терновника. Поначалу, думал, шуры-муры у него с какой-нибудь кралей — уж больно долго ждать заставлял. Потом только раскумекал. Мужики его там поджидали. Когда один, когда двое… Примостятся себе в кустах и что-то, видать, обговаривают. Про что они толковали — не знаю, далековато все-таки. Но то, что разговоры они вели, это точно.
Коев посмотрел на старика — он весь оживился, в глазах огоньки горят. Как будто видит те далекие события.
— Но все-таки что за люди были, как ты думаешь?
— Да я их знать-то не знал!
— Оружие у них было?
— Нет, ничего такого не замечал. Не было.
— Молодые, старые?
— Да кто их разберет. Люди как люди. Ездили-то мы туда все больше на ночь глядя, попробуй разгляди… Но не думаю, что старики…
Коев задумался.
— А на партизан они не были похожи? Тогда ведь многие в леса подавались, партизанили…
— Вот и мне такое на ум приходило. Однажды присмотрелся — в аккурат партизаны, но я себя одернул: с ума, что ли, ты спятил, Пенчо, что за небывальщина в голову тебе лезет? Да разве ж можно, чтобы наши, народные сыны, да с этим зверюгой знались. Это его люди… Может, засаду устроили, выловить кого надо, а может… Кто ж его знает…
— Сколько раз же ты возил туда Шаламанова?
— Да почитай все лето. Лето сорок третьего…
— Любопытно…
— Потому и надумал тебе сообщить, когда узнал, что прошлое тебя интересует. Тогда же, сразу после Девятого, мне и в голову не пришло сказать где надо про эти поездки… Так лучше поздно, чем никогда, а уж ты по себе примерь…
Старик сокрушенно покачал головой, посмотрел на резиновые сапоги и раздвинул буйную осеннюю крапиву, росшую вровень со скамейкой. Они выкурили еще по одной сигарете и поехали в город.
— Хочу еще в больницу забежать, — вспомнил Коев об апельсинах.
— Давай подвезу! — с готовностью предложил дед Пенчо.
Попрощавшись со стариком, Коев вошел в больничный двор, продолжая раздумывать над рассказом деда Пенчо. Вот еще одна загадка — Шаламанов и Танево. Что заставляло его туда ездить? Встречи со своими осведомителями? Партизанская явка? Ведь как раз из Танево партизаны уходили в отряд. Как раз там и начались все крупные провалы.
Однокашника своего он не застал в больнице, а дежурный — молодой врач не поддавался никаким уговорам. Однако узнав, что за посетитель пожаловал, не только сменил гнев на милость, но и сам взялся проводить его. Кона лежала в том же положении, но трубочки уже убрали. Она не спала.