Точка невозврата.

– Да здоровались уже, Дмитрий Ильич… – Кирилл даже головы не поднял, так и сидел, обнимая щенка, смотрел немигающим взглядом на тело мальчика.

– Ты это… давай без отчества, мы же, надо полагать, ровесники. И на «ты». Кирилл, мне тут вообще находиться нельзя, лучше, чтобы никто не узнал, что я был здесь. – Подходить к трупу Михальчук не стал, смотрел издалека.

– Почему?

– Да понимаешь, не я этим делом занимаюсь, я, так сказать, собственный интерес преследую, рою тайком.

– А зачем тогда сам явился?

– Говорю же, мне интересно это дело. Хочу до истины докопаться, найти этого… зверя.

Кирилл протянул ему крышку от объектива.

– Это я здесь нашёл, возьмёшь? Наверняка улика.

– Отдашь группе. Не трогал руками?

– Нет. Так и держу фантиком.

– Хорошо. Я сейчас уйти должен, – заторопился Михальчук, – Группа вот-вот подтянется, но мне с тобой поговорить нужно. Не знаю почему, но сдаётся мне, ты знаешь куда больше, чем хочешь показать.

– Что ты хочешь сказать? – невесело усмехнулся Кирилл. – Я под подозрением?

– Да брось, – Михальчук отмахнулся. – Я бы скорее на себя подумал, чем на тебя.

– А когда-то подозревал…

– Было дело. Так тема другая была, Кирилл, да и несерьёзно подозревал, версии рассматривал скорее. Пора мне… Ты, Кирилл, знаешь что, не говори, что я был здесь, а я подожду тебя возле посёлка. Согласен?

– Да. Думаю, обмен информацией лишним не будет.

Михальчук исчез за деревьями, а минут через десять и группа подоспела. Людно стало на узкой полосе пляжа, суетно.

К Кириллу подсел полицейский в звании старшего лейтенанта, долго и муторно задавал какие-то вопросы под протокол, Кирилл отвечал отстранённо, тот записывал.

– А почему вы, Кирилл Викторович, выгуливали собаку так далеко от дома? – вдруг спросил лейтенант.

Кир продемонстрировал ему щенка.

– Видите? Это не тойтерьер. С маламутом бегать надо, вот мы и бегали.

– И часто вы так бегаете?

– Когда время есть. Но нет, не так чтобы очень часто.

– Почему именно сегодня?

– Почему… – Кирилл почувствовал, как закипает раздражение внутри. Его до крайности бесил этот наглый парнишка с сытой, лоснящейся физиономией. – Хороший вопрос! Да так совпало, а вы о чём подумали?

– О чём я подумал, вас, Кирилл Викторович, не касается, потрудитесь лучше вспомнить, где вы были вчера вечером и нынешней ночью, соответственно.

– Да легко! Я человек семейный. У меня жена, двое детей, брат-подросток, так что дома я был, алиби не имею, если вы об этом, конечно. – Не выпуская из рук щенка, Кирилл поднялся с земли, сверху посмотрел на полицейского оценивающим взглядом, улыбнулся насмешливо. – У вас закончились вопросы? Я могу быть свободен? – холодно осведомился он, поставив подпись в протоколе.

– Пока да, но у следствия наверняка возникнут вопросы к вам. – Лейтенант подавил зевок, со скучающим видом выбил сигарету из пачки.

– В этом случае вызывайте меня повесткой, – отчеканил Кирилл и, не попрощавшись, зашагал по направлению к дому.

Михальчук, как и обещал, ждал возле посёлка. Кирилл стукнул костяшками пальцев в окно его машины, дождался, пока стекло опустится, бросил хмуро:

– На машине подъедешь или пройдёмся?

– Можно и пройтись. – Капитан хлопнул дверцей, нажал кнопку брелока, ставя машину на сигнализацию. – Ну что? – подмигнул он. – Как тебе, Кирилл, опергруппа наша?

– Разогнать всех к чёртовой матери, – сквозь зубы ругнулся Кир. – Эксперт только работает, остальные досыпают на ходу. Никому и дела нет до мальчишки убитого. Подумаешь, одним больше, одним меньше! Фигня! Их раскрываемость заботит, а не истина. Провинция, блин!

– Вот и я так же горячился, – нервно усмехнулся Михальчук. – Не здесь, брат, в Москве. Так же в бой рвался, землю носом рыл, а оказалось, никому не нужным делом занимаюсь. Не оценили. А потом… Да ну, к чему тебе это знать…

– Почему же? Мне интересно.

– А… – Михальчук снова отмахнулся. – Ничего интересного. Парняга один на наркоте попался. С серьёзной дозой, на хранение с распространением тянуло. Да и взяли на сбыте. Приказали отмазать, генеральский внучок, видите ли. А парень наглый, самоуверенный, на допросах меня до трясучки доводил, я после беседы с ним по пачке сигарет выкуривал. Этакий мажор – ни бога, ни чёрта не боится, знает, что в этом мире всё продаётся, только цену достойную дай, а мы – служаки для него, что грязь под ногами. Тоже продаёмся, был бы спрос. Ну упёрся я рогом, не знаю, ему ли или себе что доказать хотел, но дело до суда довёл. Паренька оправдали, несмотря на шикарную доказательную базу, а меня на историческую родину сослали да из майоров в капитаны разжаловали. Вернулся я в город детства, в ваш отдел, стало быть.

– А здесь те же полицейские будни. Так?

– Да. Так. Громкие дела поручают проверенным следователям, гибким да понятливым, а меня и нет будто, всё «глухари» собираю… А тебе Кирилл, – резко сменил тему он, – лучше бы сегодня мимо пробежать, а ты снова вляпался.

– Мимо не получилось бы. Я искал его, – ничуть не смущаясь, заявил Кирилл.

– Как так?! – Михальчук остановился посреди улицы. – Ты знал?! Но откуда?!

– Идём, Дмитрий… Дима, – поправился он. – За завтраком расскажу.

Рассказ получился долгим, поскольку начал Кирилл издалека. А как иначе объяснить то, что вокруг их семьи вечно что-то происходит? Михальчук и верил, и не верил одновременно, и его можно было понять, не каждый день сталкиваешься с необъяснимым, а он, человек практичный, понимал только то, чему объяснение имелось, что отвечало требованиям здравого смысла.

Услышанное Михальчуком сейчас выбивалось из системы. Мистика, призраки – в это поверишь, если столкнуться довелось, не иначе. Но вот сидят же за столом Кирилл и Глеб, забежавший в гости по звонку Кирилла, рассказывают и верят тому, что говорят. Не дурят его, на самом деле искренне верят во всю эту чертовщину.

Следователь Тёпленький Сергей Алексеевич сидел в своём кабинете и сквозь плотное облако табачного дыма смотрел в окно. Там за окном весна, май месяц бушует яркой зеленью и цветением, врывается в распахнутое настежь окно россыпью золотистых лучей, и совсем не мешают пронырливым, любопытным лучикам каштаны, выросшие прямо под окнами отделения полиции, они пробиваются сквозь густую листву уверенно, смело, скользят по кабинету, прыгают по стенам, по столу.

Эх, забросить бы это гиблое дело куда подальше, сесть на мотоцикл и наперегонки с ветром помчаться по автостраде навстречу закату, увидеть, как умирает этот день, как закатывается за реку красный солнечный диск… Весна. Кровь бурлит и играет, в голове звенящая пустота, а перед глазами материалы ненавистного дела… Чёрт бы побрал этого маньяка, появившегося так некстати! И к тому же чертяке рогатому начальство, осчастливившее Сергея подобной радостью! А так всё хорошо начиналось, так ладно вписывалась эта девочка в его расклад! Хорошо, однако, что Пахоменко не поддался, наотрез отказался результаты вскрытия подтасовывать, а то, как бы он сейчас выглядел со своей версией? Нет, выкрутился бы, конечно, ему не впервой, на того же Пахоменко ответственность за следственную ошибку переложил, но повозиться бы пришлось однозначно.

Мотоцикл стоял под окнами отдела. Новенький, блестящий и баснословно дорогой. Но оно того стоило. Адская двухколесная машина была его детской мечтой. Сколько раз Сергей представлял себя на хищном чёрном байке! Садился на велосипед, летел с горы, и казалось, что под ним вовсе не тонкая рама, а агрессивный мощный зверь с блестящими полированными боками. С третьего класса мечтал, кажется… Теперь ему двадцать восемь. Он капитан полиции, довольно успешный мужчина и в карьере, и вообще по жизни, а под окнами кабинета ждёт его новенький байк, да такой, о котором даже мечтать не смел.

В который раз он просматривал материалы дела, но понять ровным счётом ничего не мог. Весна манила раскрытым окном и запахом цветения, а под окнами ждали байк и дорога, и алый закат. И манила россыпью мерцающих звёзд бархатная ночь, и звучал в ушах шорох шин по ленте асфальта.