Хэлло, дорогая

Поэтому она легко согласилась со мной встретиться. Я заехал за ней на машине. Конечно, она немного скривилась, когда увидела мой Плимут. Это был второй звоночек для меня, похоронный колокол — для неё. Пошлая вульгарная алчная сука. Я сидел за рулём и щурился, пока разглядывал её. Она была в коротких джинсовых шортах и открытой блузе. Кажется, ничего особенного — все так ходят, осень выдалась слишком жаркой. Хотя в прогнозе погоды говорят, это последний день. С завтрашнего сразу сильно похолодает. Предпосылки есть: нынче к вечеру поднялся сильный ветер с залива. Там же Атлантический океан.

Мы съездили с ней в кафе в её городишке. Потом, после, когда я заплатил за обед, долго целовались прямо в машине. Я был джентльмен, ну, вы знаете: ухаживал за ней, слушал всё, что она там молола. У неё были красивые тёмные волосы, но — увы — смуглые женщины мне не нравятся. Я и сам загорелый, даже очень. Не сразу люди соображают, что я белый парень.

Она уже в машине хотела сделать мне… ну, вы понимаете. Приятное ртом. Но не уверен, что от неё это было бы приятным. Единственный раз, когда мне было хорошо — с Хейли. Она была идеальна во всех отношениях. Абсолютно во всех.

Не то что это шлюха Клэр. Я мягко улыбнулся ей тогда, взял за плечи и сказал: милочка, давай лучше прокатимся до залива. Ехать час, а у меня там дом. В доме всё удобнее, есть кровать и всякое такое. Она сказала мне, что хочет сейчас, и у неё в глазах мелькнуло что-то жадное. Я понял: она не знала, ехать со мной или нет. Стоит того потраченное время. Я усадил её себе на руки, вжал спиной в руль, расстегнул джинсы и легко насадил. Клэр откинула назад голову. Обняла меня за шею и положила ладонь на затылок. Это было слишком: слишком лично, слишком интимно. Так было делать нельзя, но она не знала, конечно, и я взял её за руку и просто убрал себе на плечо. Я знал: сейчас опасно заканчивать, опасно, потому что она может встать и уйти. Я ссадил её с рук и, нежно поцеловав, сказал, что хочу ещё и хочу больше, но не так.

Она ещё посмеялась: романтик, значит. Я скромно опустил глаза. Вообще-то, да. Если дело касается женщины, которую я люблю, весь мир вокруг неё я буду подстраивать так, чтобы она жила в нём легко и счастливо. Ну да, я отдаю себе отчёт, кто такой, кем работаю. Я не богач, не изобретатель, не филантроп, не крутой парень. Просто Хэл Оуэн из округа Кэмден.

Итак, мы с Клэр привели себя в порядок, сели на свои места и поехали на залив. Она вся разрумянилась. Я старался сохранять спокойствие. Это получалось хорошо. Я её даже не хотел. Не было никаких причуд от незаконченного секса. Мы доехали за час, погуляли по пляжу. Я был с ней ласков и внимателен, и снял рубашку, чтобы накрыть её плечи от ветра. Она очень внимательно посмотрела на моё тело: на торс, обтянутый футболкой, на руки. Она не знала простой истины. Сильный мужчина хорош, только когда он на твоей стороне. Иначе — подумай, хватит ли у тебя сил завалить меня нахрен, чтобы в случае чего сбежать.

После залива мы поехали ко мне домой. Уже вечерело, но было такое прекрасное время, когда все только через час возвращались с работы, и улицы оставались пусты. Она хотела побродить по моему двору. Я не хотел рисковать. Просто взял её на руки у машины — она ещё взвизгнула, и отнёс прямо в дом. Там, в коридоре, мы начали снова целоваться — по её инициативе. И вот так мы оказались здесь.

Пока она всхлипывала и ощупывала своё горло, я подошёл к углу, взял оттуда железную кочергу — камином я не пользовался вечность, но кочерга осталась — и пошёл к Клэр обратно, опустив руку вдоль бедра. Она не сразу заметила, что я держу при себе. А потом мне стало всё равно.

Она завизжала, закричала и упала на локоть, закрываясь руками. Я занёс кочергу и с силой опустил её на колени Клэр — несколько раз. От боли она рыдающе завопила, и впервые что-то во мне на самом деле поднялось. Я вскинул подбородок и схватил её рукой за горло, как было. Клэр вцепилась ногтями мне в эту руку, но я отцепил её от себя и сломал ей запястье.

Хрусть, хрусть — как сладкий хворост.

Боже, как она орала. Меня мурашками пробрало, пока не начала сипеть. Я за горло нёс её до двери в подвал и держал, пока не открыл замки. Затем спустился с ней по лестнице. Она качалась в моей руке, как дохлая рыба, и была уже вся синяя. Прекрасно.

В подвале у меня всё было по полочкам. Всё — очень аккуратно. Но если кто чужой посмотрит, подумает: ну, обычный подвал, чего в нём такого? Я специально устроил всё неприглядно. Ни в жизнь не скажешь, что здесь я убивал людей.

На столярный стол, весь в стружках, я кинул Клэр. Она ударилась о доски спиной и застонала, хныча от боли. Баюкая, прижала свою сломанную руку к груди. Я с отвращением посмотрел на неё. На тёмные волосы, на их треугольник внизу живота. На дрожащие пальцы с длинными алыми ногтями.

— Боже мой, — сказал я вслух, — вот это безвкусица.

Я притянул её к себе за лодыжки, не слушая, что она плачет, кричит и отбивается. Пусть. Мне так даже лучше. Она что-то сказала про ребёнка.

Я спросил: у тебя есть ребёнок? Она ответила: да. Девочка, четыре года. Я покачал головой. Я не поверил ей. Но даже если дочка есть, ей лучше не смотреть на такую мать. Спросил, почему она скрыла это в анкете. Тогда Клэр зло заорала, что с женщинами с детьми знакомятся куда реже.

Тогда я снял ремень из петель джинсов и накинул его ей поперёк шеи. Пряжка вонзилась ей в гортань; она начала биться и синеть, дрыгала коленями, махала руками, как припадочная, и даже полоснула ногтями мне по плечу. Я в бешенстве убрал ремень и врезал ей в челюсть кулаком. Что-то хрупнуло. Она выплюнула густую слюну с кровью, и там было что-то белое. Два зуба. Она заплакала было, но это уже поздно — я просто схватил её за руки, сломал запястье на второй (оно тоже хрустнуло, как хворост из упаковки) и поискал на полках плоскогубцы.

Сказал ей, что она виновата сама, и ухватил ноготь на правой руке, на указательном пальце. Пришлось здорово попотеть. Сначала щипцы откололи кусок ногтя: со второго раза удалось поддеть его весь и сорвать с пальца. Она выла, как сука, и молила остановиться. Я сказал — как только так сразу, и взялся за другой ноготь.

И так десять раз.

Когда у неё нечем было больше меня расцарапать, я в неё вошёл. Член стоял колом; мне нужно было погрузить его куда-то, в любую узкую глубину. Я представлял, как Клэр хрипнет и задыхается, и от этого голова тяжелела. Тогда взял ремень и сунул его ей в зубы, чтобы она не стонала так громко. Входил и выходил, погружался и вынимал. Я трахал её, словно ножом резал. И вот это было прекрасно. Её глаза стали багровыми. Её лицо обрело кроткое выражение. Она не двигалась подо мной и не трогала: раскинулась на столе и смотрела в потолок, постанывая.

Как и всегда, я кончил единственным возможным образом. Положил руку ей на горло.

— Тебе есть что сказать? — спросил я напоследок.

— Ты сгоришь в Аду, Гейб, — бросила она.

Я равнодушно пожал плечами. Встал ей на ноги коленом. Чтоб не брыкалась.

— Забавно, — сказал напоследок, прежде, чем сломать ей шею и со стоном долго кончить внутрь. — Но меня как раз зовут Хэл{?}[Игра слов, в переводе с англ. hell — Ад].

========== Шесть дней до Хэллоуина ==========

Комментарий к Шесть дней до Хэллоуина

Я не знаю, что заставляет людей искать друзей. Я не знаю, что влечет людей друг к другу. Мне не знакомы основанные на лжи социальные взаимоотношения.

Тед Банди

Семя инцеста — молоко дьявола.

Килан Патрик Берк. Клан

1

— Бруно?

Несносная собака снова куда-то делась, но на этот раз, кажется, с концами. С тяжким вздохом Констанс разогнулась. До того она прижалась ладонями к гравию, где стояла машина: вдруг пёс залез под джип? Он любил так делать раньше. А вообще, за ним нужен глаз да глаз: он ужасно неприспособленный и не вылезет, даже если джип по нему проедется. Бруно — настоящий глупыш. Он добряк, но у него напрочь отсутствует чувство самосохранения. Наестся и спит где попало, даже в небезопасных местах. Или прячется нарочно. Чтоб его!