Приди, рассвет

К Уорику подошел Томас и спросил:

– Ну что, Уорик? Сейчас?

– Да, Томас.

Томасу предстояло исполнить роль гонца и сообщить на словах условия от имени Давида, короля Шотландии. Он выехал в сопровождении одного лишь Тайлера из Дамбартона, который нес два штандарта – Уорика и короля. Уорик наблюдал за ними, испытав в какой-то момент беспокойство при мысли о том, как легко лучникам, расположившимся на крепостной стене, сразить этих двух людей. Но Питер не поступит столь глупо, тут же подумал он. Испокон веков для переговоров посылались гонцы, и если хотели узнать условия, гонцов не убивали.

Распахнулись ворота. Два всадника выехали из крепости и встретили гонцов в поле. Лошади тихонько ржали и нетерпеливо били копытами. Уорику было слышно жужжание мухи. В рядах его войска стояла полная тишина, лишь изредка нарушаемая чьим-нибудь невольным движением и звяканьем оружия.

Затем Томас и Тайлер отделились от всадников из Тайна и поскакали к Уорику. Томас, сопровождавший его во многих кампаниях, был радостно взволнован.

– Сэр Питер из Тайна говорит тебе, Уорик, «добро пожаловать»! Он всегда знал, что его земля служит предметом раздора между двумя великими странами. Он понимает, что его отказ сдаться королевским войскам повлечет за собой смерть и опустошение, разорение Тайна. Он надеется, что, если Давид намеревается использовать Тайн против банд, участвующих в борьбе между Матильдой и Стефаном, он будет действовать с королем заодно.

– Возвращайся к посланнику. Скажи ему, что Давид знает о том, что Тайн уязвим для нападений со стороны англичан. Но мы пришли с силой. И еще скажи, что мы войдем через ворота группой в сто человек, а остальная часть войска разобьет лагерь здесь, в поле.

Томас сделал все, как было приказано. Он ожидал на поле, пока посланник Питера и знаменосец снова въехали в ворота. Затем ворота распахнулись, вновь появились люди Питера, и тихо и спокойно, без пролития хотя бы капли крови, Тайн был взят именем короля Шотландии Давида.

Уорик отдал приказы остающимся на холме людям разбивать лагерь, а другим – его сопровождать. Питер не предаст его – и не столько из верности, сколько из здравого смысла. В пределах стен его крепости будет слишком много вооруженных людей, чтобы ему решиться на протест. В случае войны Тайн подвергнется осаде и испытанию на прочность. При этом нелишне вспомнить, что стены крепости деревянные и хорошо горят...

Уорик въехал через ворота, Томас и Тайлер слева и справа, в сопровождении его ближайшей охраны. За ними следовали всадники и пехотинцы. Питер встретил их верхом на коне, рядом с ним находилась Элинор. Брат и сестра были одеты скорее для пышного праздника, чем для баталий. Речь Питера могла служить образцом дипломатии.

Уорик благосклонно выслушал слова Питера и сказал, что он поступает как мудрый и справедливый хозяин, что его решение сохраняет жизни множеству его людей и что наверняка мудрый Господь Бог видит, что все они находятся на шотландской земле. Высказывая все это, Уорик чувствовал на себе взгляд Элинор, видел ее улыбку и понимал, что она ничуть не изменилась и нисколько не удивлена, что Давид велел ему взять себе жену. Должно быть, ее забавляла вся эта официальная процедура, и ей хотелось поскорее ее завершить и перейти к делам более приятным.

– Лэрд Уорик, мы, только что принявшие подданство граждане Шотландии, приглашаем тебя и твоих людей поужинать с нами и выпить за Давида, короля Шотландии.

От своего имени и от имени своих людей Уорик принял это предложение.

Войдя в зал, он вспомнил свой последний приезд сюда и их разговор с Питером. Как представителя короля его посадили между Питером и Элинор. По заведенному обычаю между ним и леди стоял один общий кубок. Ее пальцы то и дело дотрагивались до его руки, глаза лучились теплом и доброжелательностью.

– Итак, сэр, расскажи мне о своем новом удивительном владении – Голубом острове. О нем слагают столько легенд, стихов, песен, – сказала Элинор.

– Это нечто фантастическое. Могучие утесы поднимаются прямо из моря, с одной стороны есть отмель, с другой находится бухта. Во время отлива до острова можно добраться пешком, лишь слегка замочив ноги.

– А как крепость? – спросил сидящий по другую руку Питер.

– Построена на скальном основании. Некоторое время ею владели римляне. Как мне говорили, именно они и заложили первые стены на скалах. Стены местами достигают толщины около двадцати футов. Норманны во времена Вильгельма Завоевателя сделали крепость неприступной и красивой. Даже гордые потомки кельтов это признают.

– Должно быть, она красива, – заметила Элинор, дотрагиваясь до пальцев Уорика, когда оба одновременно взялись за кубок. – Так ведь?

Их взгляды встретились, и он понял, что Элинор спрашивает не о крепости, а о его жене.

– Очень красива, – ответил он.

– И способна удерживать интерес мужчины всю жизнь?

– Да, – серьезно подтвердил Уорик.

Элинор некоторое время вполне беззлобно смотрела на Уорика. На губах ее играла легкая улыбка. В зал вошли музыканты, и началось веселье. Появился шут, и зазвучали раскаты смеха. Питер встал, поднял кубок и произнес здравицу в честь короля Шотландии Давида. Вечер продолжался.

Уорик удалился рано, сказав Таилеру, что будет спать в отведенной ему в замке спальне. Не прошло и тридцати минут, как раздался стук в дверь. Он не усомнился в том, что пришла Элинор.

– Ты здесь один, – сказала она, оглядев комнату.

– Да.

– Думаю, мне нет необходимости быть излишне деликатной, – тихо сказала Элинор. – Ты женатый человек – это устроил король. Я ожидала, что когда-то этот день придет, и все же... Я знала, что для меня это не будет иметь значения. Говорят, адюльтер – грех, но этим грешат столько мужчин, что ад, наверное, ими переполнен. Я не вижу в этом греха. Еще говорят, что Бог дал нам свободу выбора, но, похоже, никто из нас не может выйти замуж за того или жениться на том, кого он хочет...

Уорик подошел к Элинор, легонько обнял ее и погладил по черным волосам. Они были вместе долго, целые годы. Он знал ее так же хорошо, как свои пять пальцев. Она нисколько не изменилась и по-прежнему любила его. Как и он, когда-то ее любил. Он пытался представить, не шевельнется ли в нем желание при виде ее. И, легонько сжимая ей плечи, понял, что хочет видеть рядом с собой Меллиору. Да, он хотел, чтобы Меллиора была с ним.

Уорик не знал, чем объяснить, что его чувства и желания столь быстро и кардинально изменились с тех пор, как судьба свела их вместе. Элинор оставалась все такой же красивой. Просто он совершил удивительную глупость – влюбился в собственную жену. И сейчас, обнимая другую женщину, вдруг осознал, как он любит Меллиору. Его страсть не знала границ. Он готов был умереть за нее. И вовсе не из благородства и других высоких побуждений. Он готов был умереть за нее потому, что она была для него его жизнью. Сколько уже успело отложиться в его сердце... Он никогда не забудет, как она плыла на баркасе своего отца и везла ему клеймор его отца. Он никогда не сможет забыть выражение ее лица, ее глаз, когда она смотрела на него то дерзко-вызывающе, то любовно... ну, может, не совсем любовно, но все-таки...

– Элинор, ты красивая женщина, ты для меня значила так много, несла мне умиротворение и покой много лет... Однако...

Она отстранилась и внимательно посмотрела на него.

– Ты любишь свою жену? – шепотом спросила она.

– Мне очень жаль...

Она улыбнулась.

– Не надо... Какая удивительная ситуация.

– Ты мне дорога, Элинор. Ты это знаешь. Я не хотел причинить тебе боль...

– Я знаю, что ты очень по-доброму относишься ко мне, Уорик. Знаю, что я значила для тебя. И конечно же, мне сейчас очень больно. Потому что я хочу тебя. Хотя мне не хочется быть с мужчиной, который желает другую женщину... И все же...

– Все же?

– Если когда-либо разлюбишь свою жену, прошу тебя, мой славный лэрд, возвращайся ко мне. Я буду здесь.

– В будущем все может измениться.