Смерть в объятиях прибоя

– 

Ну, рассказывай! – он снова попытался щелкнуть её по носу, но она увернулась.

– 

Да что рассказывать? Я все там же и все та же, – ей вдруг захотелось посидеть с Митей где-нибудь в укромном месте, поплакаться ему в жилетку, но это было нельзя. Во-первых, снизу уже кричали и махали им руками вылезшие из воды Ольга и Дина. А во-вторых… что во-вторых, она сформулировать не могла, но это была куда более веская причина. Поэтому она только спросила:

– 

Ты когда приехал?

– 

Да только что, минут десять назад!

– 

Поездом или самолетом?

– 

На машине! Я потом планирую по побережью проехаться, давно в отпуске не был, так что оттянусь по полной программе. Может, вместе? – Он хитро прищурился. – Если хочешь, и девчонок возьмем, чтобы тебе со мной скучно не было.

– 

Митька, когда это мне с тобой скучно было? – фыркнула Женя. – Но я не могу, у меня Сенька один дома остался.

– 

Один? – немедленно среагировал Митя. – А как же любящий отец, почему ребенка одного оставили? Кстати, сколько ему? Четырнадцать? Пятнадцать?

– 

Шестнадцать. Совсем взрослый.

– 

И совсем взрослый парень не проживет один пару недель? Не смеши, он, небось, счастлив без памяти остаться без вашей опеки! А куда, все-таки, ты подевала Шереметева?

– 

Мить, не спрашивай меня про Марка, – попросила она. – По крайней мере, не сейчас. Я потом тебе расскажу.

– 

Это так серьезно? – он заглянул ей в глаза и подтвердил: – Серьезно. Значит, не будем о серьезном. Спускайся вниз и быстро плыви на середину моря, я тебя догоню. Только штаны на плавки сменю!

Она засмеялась и отчего-то сказала:

– 

У тебя, Митька, виски совсем седые.

– 

Да? – Он озабоченно почесал в затылке. – Как бы мне сегодня не помереть от старости.

И тут Женя поднялась на цыпочки и чмокнула Митю в пахнущую бензином колючую щеку. А потом побежала вниз по лестнице. А он стоял и смотрел ей вслед. И думал, что виски у него и вправду – совсем седые. Черт!

ГЛАВА 2

Женя сидела на лежаке, стиснув виски холодными пальцами.

Борис нервно ходил по пирсу, то и дело бросая короткие взгляды в воду.

Они были похожи на супружескую пару, уронившую в воду ценную вещицу и ждущую, когда прибежит мальчишка-ныряльщик и достанет её со дна. Но на самом деле, на дне было то, что им обоим ещё вчера было достаточно безразлично – к Сашке Вершинину в их группе всегда относились с прохладцей. Он был старше их всех лет на семь, успел пройти армию и, говорили, даже успел отсидеть небольшой срок за какое-то мелкое безобразие. Так что особой дружбы между девочками и мальчиками, поступившими в институт сразу после школы, и взрослым парнем с не совсем приличной наколкой на плече, быть не могло. Хотя к третьему-четвертому курсу различия сгладились, и Сашка вполне вписывался в их пеструю компанию, на вечеринках приучился сдерживать язык и не материться через слово, если возникало желание покурить травку – деликатно уходил на кухню и никому не предлагал затянуться косячком. Наркотики в их среде были не в ходу. Почти не были.

Для чего он поступил в архитектурный? Особых способностей за ним не наблюдалось, он и рисовал-то криво-косо, и чертил черт знает как. Только аэрографом орудовал довольно умело. Говорили, что отчим у Сашки – крутая шишка, вот и придал незадачливому пасынку ускорение – получай, дескать, диплом, парень. А иначе пойдешь вкалывать. Ну, Сашка и двинул поближе к богеме – к точным наукам способностей у него не было никаких, писал с потрясающим количеством ошибок. И куда оставалось? В архитекторы.

Женя усмехнулась. В архитекторы… Считанные единицы из их группы после защиты диплома стали работать по специальности. Хотя они с Марком старались. Да и сейчас её работа напрямую связана с дизайном. А вот Марк… Палий и Динка и сейчас вроде бы проектируют. Но они давно перебрались в Москву, а там во все времена строили и строили. А остальные? Большая часть подвизалась в коммерции разной степени тяжести и успешности. Гоблин преподает в их же институте. А Сашка Вершинин? Она не знала. И не говорил вчера никто. Почему? Кажется, все о себе что-нибудь да рассказали, даже скрытная Надежда хвасталась, что занимается моделированием одежды и зарабатывает на хлеб с маслицем. А вот Сашка от расспросов ушел. Может быть потому, что приехал позже всех, во время ужина, когда они уже выпили не по одному бокалу пахнущего солнцем тягучего муската и легкого молодого вина, привезенного Борькой из Крыма?

– 

Почему не купаешься? – раздался сзади приглушенный басок. Женя вздрогнула и оглянулась. Задумавшись, она не заметила, как сзади подошел Вася. Весь кругленький, румяный и улыбчивый Вася в синих трусах и с махровым полотенцем на шее.

– 

А Борька, что – пароход с рассвета ждет?

Вслед за Васей она взглянула на пирс. Борис спиной к ним сидел на кнехте, уперев руки в колени и пялился вдаль. Женя попыталась ответить, но какой-то посторонний комок мешал. Тогда она старательно откашлялась и чужим тусклым голосом сказала:

– 

Вася, Сашка Вершинин утонул. Мы вызвали милицию.

– 

Как то есть утонул? – опешил Вася. – Насмерть?

– 

Насмерть. – Женя вздохнула и движением головы указала: – Он там, в воде, рядом с пирсом.

– 

Ёооо… – протянул Вася и стал необыкновенно серьёзным. Таким серьёзным он на памяти Жени был только раз – на похоронах Кристины. – А почему не вытаскиваете?

– 

Мы? – прикусила губу Женя. – Думаю, что мы просто боимся. А ещё, говорят, что до приезда милиции ничего нельзя трогать.

– 

Да, – Вася поскреб в затылке и уселся рядом с Женей. Бесполезное полотенце соскользнуло с его шеи и упало на гальку. – Знаешь, мне совсем не хочется на него смотреть. Какого черта он полез пьяный купаться?

Женя в ответ только пожала плечами. В глазах вдруг начали копиться слезы, норовя скатиться вниз. И одновременно ей стало стыдно. Стыдно оттого, что эти слезы были не по умершему нелепой смертью Сашке, а по своему несостоявшемуся долгожданному безмятежному отдыху. Неужели она настолько черствая эгоистка?

Она подняла Васино полотенце и вытерла глаза.

По ступеням к ним спускалось несколько человек. Двое в милицейской форме и трое в штатском. Борис вскочил и отчего-то заметался по пирсу, взмахивая руками. Вася, расценив его жесты как призывные, нехотя встал и поплелся к нему. Жене совершенно не хотелось наблюдать, как будут доставать из воды Сашкино тело, побрела к дому. Её никто не остановил.

Завтракали они черт знает как. Кто-то приходил радостный и немедленно сникал, услышав страшную новость, кто-то успел заметить на пирсе людей в форме и влетал в столовую с вопросом «Что там такое на берегу творится, кто скажет?». Ольга втащила за руку бледную Ингу и чуть не силой заставила её съесть тарелку овсянки. Девочка глотала кашу молча, только уголки губ кривились. Митя, не поднимая глаз, ковырял яйцо всмятку и, в конце концов, раздавил его, на тарелку потек ярко-оранжевый желток, и Женя поймала себя на неуместной сейчас мысли, что это красиво – оранжевое на белом.

Сама она есть не могла, но смирно сидела за столом, уложив ладони на колени. Она просто не знала, что делать, идти в свою комнату – не хотелось, разговаривать с кем-то – тоже. В углу, сдвинув стулья, тихо шушукались Алина и Дина. Надежда пила третью чашку кофе, крошила печенье и иногда отпускала ехидные реплики в адрес Никиты, который безмятежно шелестел утренней газетой. У Гоблина нервная система всегда была железной.

Никто из столовой не выходил, все входили и оставались. Ждали. Только Инга, наотрез отказавшаяся от омлета, быстренько исчезла. Пошла читать? Или через занавеску наблюдать, как укладывают на носилки лежащий на берегу тяжелый пластиковый мешок?