Страница 212 из 214
Количество материала и пропорции большого значения не имеют. Краска наносится обычным способом. Краска эта наряду с небольшой стоимостью отличается тем, что она предохраняет деревянные части от гниения, менее горюча, не боится сырости и холодной воды, но горячей водой с мылом может быть смыта.
5. Картофельная малярная краска. Берут 1 кг картофеля и варят его. Когда он сварится, его очищают от кожуры и, пока он еще горяч, заливают его 4 большими кружками воды. После этого надлежит разминать все в кашу и протереть сквозь сито, чтобы не осталось комков, прибавить к полученной каше 11/2 кг мела в порошке, который предварительно разводят в 4 кружках воды. В результате получится около 8 кружек сероватой прочной, хорошо кроющей и очень дешевой краски.
6. Новая малярная краска. Институтом прикладной минералогии и цветной металлургии (Москва) закончена в 1928 г. разработка вопроса о применении хромового минерала «волконсконита» в качестве зеленой малярной краски. В этом минерале содержится красящее вещество, которое отличается исключительной стойкостью к атмосферным влияниям и является хорошим защитным средством от железа. Стоимость одного килограмма новой краски по ориентировочной калькуляции определяют, примерно, в 1 р., тогда как обычная зеленая краска (смесь хромовокислого свинца и берлинской лазури) обходится в 6 р. 50 к. за кг. Волконсконит был впервые найден в Сарапульском округе Уральской области. В настоящее время обнаружено присутствие этого минерала и в других районах Вятской и Пермской областей. В связи с работами Института прикладной минералогии и цветной металлугрии в этой области можно считать разрешенным вопрос об использовании волконсконита в качестве зеленой краски. Фабрика художественных мастерских Вхутеина в Москве под руководством проф. Туркина уже изготовила декоративную масляную краску из волконсконита. Краска эта получила целый ряд благоприятных отзывов от художников-специалистов. Новая краска должна получить широкое распространение в строительном деле.
7. Испытание льняного масла на подмесь канифольного. Смешивают в маленькой бутылочке, при обыкновенной температуре (не ниже 15° Ц), равные объемы испытуемого льняного масла и азотной кислоты (1,4 уд. веса), хорошо взбалтывают смесь около 1/2 минуты и дают устояться. По отделении масла от слоя кислоты замечаются следующие окрашивания.
Чистое льняное масло даст: верхний слой — светло-коричнево-бурого цвета; нижний слой — бесцветный.
Льняное масло с 5 % канифоли даст: верхний слой — светло-коричнево-бурый и нижний слой — соломенно-желтый.
Льняное масло с 12 % канифоли даст: верхний слой — темно-оливковый и нижний слой — темно-соломенно-желтый.
Льняное масло с 50 % канифоли даст: верхний слой — черноватый и нижний слой- светло-оранжевый.
ЮМОР
Телевизор на службе здоровья
До этого случая я полагал, что сумасшедшие бывают двух типов. Опасные — это те, кто сидит в больницах с решетками на окнах, и безопасные — с которыми можно случайно столкнуться на улице и, проходя мимо, покрутить пальцем у виска. Однако теперь я точно знаю, что от встречи с подобными людьми, и даже очень близкой встречи, не застрахован никто.
Я работаю в лаборатории, которая занимается новыми лекарствами. По роду работы приходится иметь дело с людьми самых разных запросов и темпераментов. Робкими и настойчивыми, основательными и торопливыми, гибкими и упрямыми, а иногда и просто с хамами. Однако известно ведь, что в конце концов привыкаешь ко всему — привык в конце концов и я. К каждому свой подход, основательность и доброжелательность — ну, кто знает, тот поймет.
Звонок, с которого все началось, раздался с утра в понедельник — факт сам по себе неприятный. Не люблю я звонков вообще, да еще в понедельник, да еще с утра. Тихий и застенчивый голос попросил к телефону меня, убедился, что это уже я и есть, и, убедившись, понес такую примерно околесицу:
— Я, видите ли, тоже…в некотором роде…разработчик…э-э-э…лекарств. Нам бы с Вами…э-э-э… переговорить… Как коллеге с коллегой, так сказать… хе-хе-хе. Я вот тут… тоже… открыл. Сейчас, правда, работаю в строительно- монтажном управлении… Оно тоже поддерживает… И вообще, всем таким очень и очень интересуется. И финансово — тоже… Сейчас, правда, не может… Многократно, многократно…
Послушав это с несколько минут, я рискнул все же внести ясность и спросил — а собственно, от меня-то что он хочет — этот… разработчик?
— Дак это… встретиться бы. Как коллеге с коллегой. Мирового, мирового значения… э-э-э… открытие!
Заинтригованный таким поворотом дела, когда строительно-монтажное управление поддерживает открытия мирового значения, да еще в фармакологии, я назначил встречу.
"Разработчик" появился минута в минуту. Сначала в дверях кабинета показалась внушительная пачка листов бумаги в вытянутой руке, а следом появился и ее обладатель — невысокий давно не стриженный человечек с красными, видимо, от бессонницы, глазами. В них светились гордость и преданность.
— Вот! — и пачка листов оказалась у меня на столе. Мельком взглянув, я с ужасом обнаружил, что все листы мелко исписаны столбиками цифр и строчками длинных дифференциальных уравнений. Шестой степени. Я, правда, не математик, но мне пришло все же в голову, что это уж как-то. слишком. Однако, взяв себя в руки, я сказал ему вежливо — слушаю, мол, Вас.
Открытие, которое "коллега" излагал мне с полчаса, сводилось к следующему. Если взять телевизор, а перед ним поставить бронированную плиту сантиметровой толщины (именно бронированную и именно сантиметровой), то в момент включения, а особенно выключения телевизора за плитой образуется совершено особое излучение. Никто пока не знает ни о его существовании, ни о природе, ни о свойствах. Но он, разработчик, открыл эти свойства, правда, пока что два, но на этом останавливаться не собирается. Во-первых, под воздействием этого излучения многократно усиливается действие лекарств. Он сам, разработчик, когда простудился и заболел, поставил за плиту флакон с нафтизином, включил-выключил телевизор, и нафтизин, обыкновенный нафтизин, приобрел невиданные и нехарактерные для него свойства. А именно — вылечил его от простуды не за три дня, как обычно, а всего за два. Мои робкие доводы, что нафтизином не лечатся от простуды, и что, наверное, он на этот раз просто простудился не так сильно, как обычно — это все меркло перед величием открытия.
— А во-вторых, — все более распаляясь, продолжал разработчик лекарств, — нет, Вы не поверите! Во-вторых, под воздействием этого чудо-излучения в обычной воде происходит самозарождение вирусных частиц!
— Ну, тут уж позвольте Вам не поверить, — борясь с желанием дать разработчику пинка, сказал я. — Это-то с чего Вы взяли?!
— Но это же очевидно! — пораженный моим невежеством, вскричал он. — Это же все здесь описано!
"Здесь", очевидно, означало, что все эти исписанные уравнениями листы на моем столе и описывают как раз процесс самозарождения.
— А от меня-то что Вы хотите? — спросил я наконец.
— Подтвердить… вот это все… э-э-э… экспериментально.
С каждым словом коллеги моя решимость спорить угасала. Я чувствовал себя выжатым и обессиленным. Примерно то же, наверное, испытывал в свое время Галилей, доказывая церкви очевидные вещи. Коллега же, наоборот, выглядел все бодрее и вдохновеннее.
В отличие от Галилея, я нашел наконец в себе силы сказать свое слово. Сославшись на недостаток времени, средств, да и вообще, всего, проявив чудеса тактичности, я выпроводил его из кабинета и посидел еще немного, успокаиваясь. Поймал себя на мысли, что жаль, что нет при мне сейчас телевизора, бронированной плиты и флакона валерьянки. Выпил бы весь.