Страница 19 из 214
К вопросу о пользе спорта — сдержанно заметила бы, наверное, С.
Сотрудница Л.С. запечатлелась в общественном сознании или, если угодно, — в нашем коллективном разуме — следующей историей. Которая произошла хоть и не в ВЭИ, но рассказана она была уже здесь и уже сотрудником. Итак, до ВЭИ оная Л.С. работала в НИИ «Дельфин». Высокое, сплошь стеклянное, здание. Лето, окна открыты, сотрудники иногда подкармливают птичек. Среди птичек народ примечает одного голубя, отличающегося окраской или каким-то там хохолком. Ну, клюет и клюет. Потом, через какое-то время, скажем, через месяц, исчезает. А нашего, с хохолком, не видели? Нет, не видели. Жалко. Ну, значит, улетел… Еще через какое-то время начальство собирает личный состав в актовом зале, выступает начальник отдела режима и долго что-то трендит про происки мировой буржуазии и бдительность. Народ — кто спит, кто травит анекдоты. Потом начальник начинает что-то плести на тему современной техники, которая создала такие маленькие магнитофоны и даже камеры (народ просыпается), что они могут быть встроены в птицу. Народ окостеневает. Гробовая тишина, пауза. Начальник кончает фразу… «но в этой ничего не было».
Однажды я зашел в нашу медсанчасть, МСЧ-52, увидел издалека ряд портретов на стене, и про третий слева уверенно пришла мысль — это псих. Подошел ближе: Ганнушкин.
Запах дурдома, растворенный в воздухе — вот что такое наша фирма. Люди, целыми днями пьющие чай и обсуждающие цены, стоящие в очередях в буфеты и столовые, готовые за пол-литра отдать ВСЕ, добывающие и распределяющие заказы и книги, устраивающие «выездную торговлю» и греющие на этом ручки, ножки и все остальное… А если и работающие — то делающие то, что никому не нужно, и знающие это. 100 % ритуального поведения. Ну, точно — психушка. Или — как у нас говорят — «вэевая атмосфера»; самые вежливые говорили — «вэивский академизм». Самое странное, что несмотря на это, мы все же что-то делали и полезное. Полная аналогия Победившей Страны Советов. Полная аналогия жизни.
Кстати, о медсанчасти. Однажды сотрудник Л.А. получил у одного и того же врача две справки в течение трех минут — одну, что ему по состоянию здоровья показан отдых в санатории на южном берегу Крыма и вторую — что он допущен к восхождениям какой-то там категории трудности. Врач даже глазом не моргнула.
Выше упоминалась сорокопятка — из нее при мне не стреляли. Зато стреляли вот из чего… Некий сотрудник ВЭИ потребовал — народная память не упомнила что именно — но забаррикадировался у себя в комнате и сообщил, что будет обороняться. Вызвали пожарников. Сотрудник налил в пульверизатор бензин, нацепил пульверизатор на пылесос, врубил пылесос и поднес, естественно, зажигалку. Огнедышащий дракон в натуре. Не сразу потрясенные пожарники сообразили отключить электропитание в корпусе. В итоге его, конечно, скрутили и увезли на лечение.
Как сказал Лис в «Маленьком принце» Сент-Экзюпери, «нет в жизни совершенства». Я думаю, что Сэй-Сенагон с этим бы согласилась.
Мелочи типа изготовления «серебряной воды», изучения книг по хиромантии и графологии и т. д. я опускаю. Этим занимались все. А вот наше высокое начальство занялось иглоукалыванием. Для этого сотрудники подвергали вольфрамовую проволоку диаметром 0,13 мм длительному отжигу в вакууме. Вы спросите — зачем отжиг? Этого не знаю ни я, ни Сэй-Сенагон. Совершенно точно, я спрашивал.
А вот история мрачная. Жил да был у нас несостоявшийся Остап Бендер, мелкий жулик и прохиндей Т. Что он делал на работе, сказать трудно. Но зато охотно ездил в совхозы и на базы. Там он, впрочем, тоже себя работой не изнурял; но, как и в городе, так и на селе, был любим лучшей половиной человечества и недостатка в выпивке и закуске не испытывал. Кроме ВЭИ он «работал» еще на хлебозаводе напротив, посему — регулярно приносил свежий хлеб, а по заказам — торты, ром и дрожжи. А еще он был обильный матерщинник.
Как-то раз я зашел в комнату, где он бывал, и увидел его, стоящего с потусторонним видом. Увидев меня, он открыл рот и — как хочется теперь сказать — замогильным голосом произнес:
Над кладбищем ветер свищет,
На кладбище кто-то дрищет.
Я в ужасе попятился, просочился через дверь и пошел вон. А через два дня на доске объявлений увидел его фото в черной рамке и приличествующие слова.
В этом месте гармонично будет выглядеть следующая история. Однажды я застал сотрудниц нашей библиотеки в обеспокоенном виде. По-видимому, этажом или двумя ниже кто-то спалил трансформатор (ситуация для ВЭИ обыденная) и по вентиляции тянуло паленым трансформатором. Запах специфический (аллюзия не на сыр, а на Райкина), для меня вполне привычный — но не для сотрудников библиотеки. «Мы обошли весь фонд, — сказали они мне, — вроде нигде не горит». С чувством, что говорю какую-то глупость (хотя сам еще не понимаю, какую), я произнес: «А в пожарную охрану вы не звонили?» (в ВЭИ, естественно, своя пожарная служба). «Звонили», — потупив глаза, ответили они (длинная пауза)… «Ну и что?» — спросил я. «Они ответили, что денег нет, и всех пожарников уволили».
Что бы на это сказала Сэй-Сенагон? Я не сказал ничего.
Странности поведения, которые мы диагностируем как ненормальность… что это такое? Возможно, что скоро мы — а вернее наши сослуживцы — это узнают, поглядев на нас повнимательнее. Говорят, что в некоторых корпусах ВЭИ повышенное содержание ртути и это, де, влияет… Такое влияние должно накапливаться с увеличением стажа и, следовательно, возраста. Гипотеза эта похожа на правду. Ибо известно, что один начальник в 40…50-е годы, когда велись работы с ртутными приборами, делая монтажницам замечание — что-то у вас стол ртутью забрызган — направлял быстренько пламя горелки на грязное место… Безалаберность наша не знает предела. Я знаю группу, которая въехала в зартученное помещение, не проведя — хотя я их к этому призывал — демеркуризацию. На мои вопли о том, что в кабельных каналах в полу у них полно ртути, А.К. спокойно ответил мне, что уже присыпали песком. Нельзя сказать, что в жизни так не бывает, но это один из немногих случаев, когда мне не хватило русского языка — со всеми его расширениями — для объяснения…
Сотрудник А.К. однажды показывал некому командировочному высоковольтный генератор, стоящий на столе, небольшой такой генератор, надо полагать на несколько десятков, не более сотни киловольт. А.К. показывал оное устройство, плавно помавая карандашом. А у карандаша, как известно, есть грифель. Компрене ву? Грифель, как известно, проводник. Ну и его укусило. То есть разряд в грифель и в руку.
Жертв было немного — один прибор, который А.К. разбил затылком, отлетев от стола и угодивши именно затылком именно в этот прибор. На стенде, который стоял метрах в двух от стола. Затылок не пострадал.
Так вот, уж не знаю, ртуть это или просто «дух дурдома», но в ВЭИ всегда были крайне интересные деды. Так, например, один как-то похвастался, что может выпить за раз и без закуски стакан чистого спирта. Для деревни это далеко не рекорд, но для города — приличный результат. «Только, — предупредил он, — после этого я отключаюсь, вы, ребята, с моим телом, пожалуйста, гуманно…» В обеденный перерыв ему принесли, и он принял. И правда — лег и заснул. Его отнесли в кладовку. В конце дня, однако, разбудить не удалось. Оставили 1/2 стакана чистого, заперли и отбыли. Утром открыли — весел, оживлен и общителен. Сообщил: ночью проснулся, абсолютная темень, по запаху нашел, принял и лег дальше.
Я думаю, что такие люди слишком хороши, чтобы делать из них гвозди. В жизни бывают вещи, требующие более высокой прочности — например, построение коммунизма или работа в ВЭИ.
Одну из технологических операций мы делали в ИГИ — Институте горючих ископаемых, на мощной установке, высота два с половиной метра, метр в диаметре, печь — полторы тыщи градусов, непрерывный процесс — 100 часов, то есть четверо суток, с нагревом и остыванием — неделя. В основном в печи их детали, ну и немного наших. Круглосуточное дежурство, а у них не хватало персонала, стало быть, мы дежурили тоже. Бартер натурой. Дежурить полагалось по двое. Спали теоретически по очереди. Практически как-то раз я просыпаюсь от нехорошего звука, иду в соседнее помещение, где стояла печь и — ни. себе! Из верхней части печи бьет белая струя дециметр в диаметре в начале, под потолком, через всю комнату, в конце расширяется до метра. Я очень быстро возвращаюсь в ту комнату, где спали, с намерением разбудить напарника — он из местного персонала, он знает, как выключать установку. И быстро устанавливаю, что «местный персонал» пьян настолько, что не посыпается. Даже от моих призывов. Возвращаюсь, смотрю на струю, с ревом бьющую поперек помещения и медленно прихожу к выводу, что до ближайшего телефона — двести метров, автомат на другой стороне Ленинского проспекта. Тут меня второй (и пока последний) раз в жизни посещает интересное чувство — мне не страшно, мне не хочется бежать, мне хочется «не быть здесь». Понимаю, что это надо переждать, стою и жду. Секунд через пять-семь чувство проходит. Иду к щиту управления, соображаю, где регулятор, снимаю накал и отключаю печь. Ложусь спать.