Страница 15 из 214
… был ли он знаком тебе, Сэй-Сенагон? Высоко подняв голову с ввалившимися от старости щеками, ты шагнула в вечность — в то, что люди, живущие мгновение лишь по ее часам, имеют смелость называть так…
А пока мы молоды, ты блистаешь при дворе знанием китайских поэтов, я же иду вдоль фасада и вижу следующее. Мужик лежит на мостовой вдоль края тротуара, а более чем дородная дама в грязном белом халате лупит его по морде тапочком. Второй тапочек надет на ее ногу. Другая нога, естественно, боса. Сальвадор Дали от зависти съел бы свои усы. Мы как-то успокоили даму, остановили экзекуцию и попросили даму ввести нас в курс дела. Отдышавшись и излив на нас первый слой возмущения поведением гражданина, дама поведала нам, что она мирно торговала пирожками (они упоминаются в этих воспоминаниях еще где-то), а гражданин, которому не хватало на выпивку, подкрался к ней сзади и запустил руку (С. прикрывается веером…) в мисочку с мелочью. Дама заметила поползновение, кинулась на вора, вор побежал, дама догнала его, повалила оземь, то есть на асфальт и приступила к педагогическому действу. Тактично обратив внимание дамы на тот факт, что пирожки и деньги оставлены без присмотра и это подвергает неоправданно суровому испытанию общественную нравственность, мы продолжили прерванное патрулирование.
Вторая история, связанная с дамами, кратка и загадочна. Патрулируя зал ожидания оного вокзала, мы обнаружили голую (судя по обводам корпуса) даму, которая мирно спала, лежа на четырех сидениях и укрывшись тонкой шелковой… наверное занавеской. Со свойственной научным сотрудникам сдержанностью — ведь мы ежедневно имели дело с загадками природы — мы проследовали дальше. Поскольку нарушения общественного порядка не было…
А вот случай с нарушением. Во время патрулирования мы обнаружили начало драки у касс, выявили гражданина, который пытался взять билет без очереди, вызывая соответствующую реакцию окружающих (уж не знаю, поверите ли вы, но в очереди за билетами на вокзале можно было простоять и полдня, и день, и уйти без… многие москвичи, впрочем, брали в трансагентствах — там обычно были меньше очереди — или заказывали по телефону). И повели мы гражданина в отделение, дабы пресечь разгорающийся мордобой и заодно предоставить сержанту возможность для объяснения правил поведения на вокзале. А гражданин был грузином. Ничего не имею против, но в результате мы увидели потрясающую сцену. Когда мы ввели мэна в отделение, то узрели на полу, аккурат вдоль прохода, пьяного, доставленного, видимо, предыдущей группой — наши сослуживцы еще переводили дух. Увидев этого ранее доставленного пьяного, наш доставленец замер, сделал стойку, простер вперед руку, наставил палец на лежащего (который, как мы узрели, тоже был грузином), глаза нашего доставленника округлились, взор запылал, и он звенящим голосом провозгласил «ТЫ НЕ ГРУЗИН! ТЫ — СВИНЬЯИ» После чего поступил к сержанту для заслушивания лекции о понятии «очередь» и порядке приобретения билетов.
Однажды в нашей библиотеке решили сэкономить немного денег на подписке. И на очередной год выписали Реферативный журнал (РЖ ВИНИТИ) без указателей. Сэкономили 10 % стоимости, а пользу от издания уменьшили в 10 раз. Вот так в жизни и бывает. Почти каждый день…
Но однажды сотрудник Л.А. узнал об этой жизни что-то такое, что очередной раз поколебало его представление о разумном и добром. В соседней лаборатории у него было несколько друзей, и там же работала К. Н. - разумная и приятная женщина… Влетев в дверь, Л.А. обратился к К.Н. с фразой: «Кира Петровна, у этой выгребной ямы, кажется, нету дна!» Его друзья много лет напоминали ему эту фразу, когда он удивлялся очередной советской глупости или мерзости.
Часть III
Перестройка, потрошеный голубь, как стрелять из пылесоса
Спустя много лет случилась Перестройка, открылись границы, кончилась ВЭИвская часть моей жизни, рассыпались сотрудничества и некоторые дружбы, а сотрудница К.Н. со своим мужем, физиком, уехала в Германию. Как-то я шел по Гоголевскому бульвару и увидел издалека К.Н… наверное, мне не надо объяснять вам, почему я дернулся к ней — то ли хотел что-то рассказать, то ли что-то спросить… то ли просто побыть рядом. Она приветливо махнула мне рукой… то есть сделала мне ручкой… я остановился… вежливо и радостно улыбнулся ей и… пошел дальше. О, великое искусство культурного человека! — так поставить барьер, чтобы даже восторженный идиот понял — надо просто радостно улыбнуться и пойти дальше.
Мне кажется, что между нами… между тобой, С., и мной — не такой высокий барьер. Прости мне эту наглость, если сможешь…
Когда началась Перестройка и на какое-то время возникла иллюзия, что генералы больше не будут кормить бездельников, А.Е. начал метаться и искать, на чем бы заработать. Известны четыре его попытки, вполне репрезентативные для ситуации вообще. Первая: делать нагреватели для уличных киосков. Вторая: купить большую партию маленьких кусочков мыла и продавать ее меньшими партиями за большие деньги гостиницам. Но мытье — не то, чем занимаются люди во времена футуршока. Это же не кошки, в конце концов…
Третья: покупать вне Москвы оптом электрочайники и продавать их в Москве розничным торговцам. Все было бы неплохо, но каждый третий чайник у покупателя сгорал. Когда количество мест, куда надо поехать и заменить, стало таким, что весь рабочий день уходил на эту деятельность… ну, все ясно. А как же
Ростест, сертификаты и прочая дребедень? — спросите вы. Ну, как бы вам объяснить попонятнее… купить-то уже тогда можно было все — это было первое завоевание Перестройки. Разумеется, и все сертификаты. Но стоило это дорого, а ксерокс был. Компрене ву? Компрене, компрене… Только на том месте, где документы накладываются один на другой, образуется ступенька, а на ксерокопии — линия. Так что ее — «штрихом» и еще раз в ксерокс. Но сертификатом чай не вскипятишь, а чайники тоже этого не делали.
Четвертая попытка: ввоз с Украины (просто там были связи — еще по тем временам, когда мы работали) машины дешевого вина с последующей дистрибуцией. Ну и опять «любовная лодка разбилась о быт». Взятки на таможне оказались такими, что люди рыдали, слушая рассказ А.Е., приведшего машину в Москву. Рыдали от смеха, но А.Е. от этого легче не было. Когда деньги кончились — на самом деле кончились — А.Е. предложил таможенникам снять ящик вина с машины. Таможенники посмотрели на А.Е. странными взглядами, брезгливо поморщились и изрекли — «Мы ЭТО не пьем…» С. бы по этому поводу, наверное, заметила бы, что зарабатывать деньги — даже с помощью жульничества — намного труднее, чем проводить линию партии, преграждая жиденятам доступ к образованию. Ниже мы об этом расскажем.
Но тем временем все вошло в свои берега, истерика кончилась, выяснилось, что несколько оскудевших государственных денег хватает на прокорм тех 10 % сотрудников, которые ничего не умели или ничего не хотели и поэтому остались, нашлись и какие-то способы зарабатывать на стороне… все хорошо. Между прочим — в начале нового тысячелетия А.Е. по прежнему ошивался в вузе, где когда-то боролся за расовую чистоту советского студенчества. Как же, наверное, ему горько ходить теперь по этим коридорам, в которых он вершил судьбы. Но деньги на поступлении в вуз сегодня можно заработать очень хорошие. Надеюсь, что это его хоть отчасти утешит — сказала бы Сэй-Сенагон — в конце концов, наш император, когда у него «не стоит», утешается танцами придворных танцовщиц.
Жизнь начальников тяжела, и вовсе не только из-за пьянства. Например, мой начальник Л. Л. не пил. Но когда мы однажды приехали в колхоз, а он в этот выезд был командиром отряда, он оказался перед сложной задачей. Одна наша сотрудница, И.М., попросила его назначить ее на кухню. Группа была небольшая, человек 15, и дама с частичной помощью еще одного человека справилась бы, и в поле ездить не надо. Зато вставать рано… Одним словом, занятие на любителя, но она попросилась. А мой начальник слышал, что в общепите нельзя работать лицам, больным некоторыми болезнями. И он подошел ко мне за советом — не знаю ли я, здорова ли она, и если не знаю, то, как выяснить, нет ли у нее одной из соответствующих болезней. Я был страшно смущен сутью вопроса и напуган глупостью вопрошавшего и пролепетал что-то вроде того, что мне об этом ничего не известно.