Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 176

Пальчинский говорил, что «теперь, когда советский режим явным образом обратился от разрушения к восстановлению, на каждого интеллигентного русского человека ложатся необходимость и долг служить своей стране, с какой бы ненавистью или презрением он ни относился к этому режиму насилия» [17]. Исполненный стремления содействовать развитию в СССР горного дела, Пальчинский даже сочинял стихи соответствующего содержания, которые читал на праздничных собраниях профессиональных инженеров. Я приведу здесь отрывок одного стихотворения, которое он произнес на банкете для инженеров, состоявшемся в Горном институте в 1925 году:

С верой в силу науки мы бодро

Совершаем свой жизненный путь,

И потомкам, надеемся твердо,

Нас придется добром вспомянуть

Труд вложивших свой в Горное Дело.

То, что на сердце долго кипело,

Что томило нас, так волновало,

                            заставляло все силы напречь,

Пусть здесь выльется искренно в речь,

Что одобрим мы звоном бокала.

Пусть растет наше Горное Дело.





Процветает пусть наш Институт.

Крепнет наше слиянье и труд,

Труд разумный, могучий, умелый,

Процветанье пью Горного Дела [18].

КОНФЛИКТЫ С КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИЕЙ

Когда дело касалось промышленного планирования и укрепления могущества России, Пальчинский стремился к сотрудничеству с советской властью и коммунистической партией, но он решительно сопротивлялся захвату партией ключевых позиций в любой организации, членом которой состоял. Он проводил резкое разграничение между интересами России как страны, которые горячо поддерживал, и интересами коммунистической партии, вызывавшими у него протест. Когда в декабре 1924 года Всероссийская ассоциация инженеров, членом правления которой он состоял, была вынуждена подчиниться партийному контролю — в частности, приняв новый список сговорчивых кандидатов на руководящие посты, Пальчинский вышел из ее состава [19]. Позже его спросили, не хочет ли он вновь вступить в ряды ассоциации, на что Пальчинский ответил: «К сожалению, о моем возвращении в ВАИ не может быть и речи., пока ВАИ не почувствует себя снова свободной инженерной организацией и не освободится от навязанных ей руководителей, заставивших эту организацию потерять свое общественное лицо» [20].

Убежденный в том, что партийцам свойственно стремление взять в свои руки руководство любой организацией, которая открывает для них двери, Пальчинский старался не допустить их в Институт изучения поверхности и недр. Когда в 1921 году выдающийся геолог и инженер-нефтяник И.М. Губкин, входивший в состав Института, заявил, что, возможно, вступит в партию, Пальчинский написал ему, что этот шаг «будет не в интересах Института» [21]. Губкин, старый друг Пальчинского, решительно ответил, что если он надумает вступить в партию, то сделает это открыто и с полной ответственностью. В то же самое время он вышел из состава Института, так что стремление Пальчинского уберечь Институт от партийного влияния осуществилось. Вскоре после этого Губкин в самом деле вступил в коммунистическую партию и принял активное участие в создании системы партийного контроля в ряде других учреждении, в том числе в Академии наук, где стал одним из первых избранных в ее члены коммунистов [22].

Прямота Пальчинского часто причиняла ему неприятности. В начале двадцатых годов он был назначен постоянным членом Госплана и регулярно участвовал в его заседаниях. Однако к февралю 1924 года частые замечания Пальчинского в адрес политики партии возбудили недовольство председателя Госплана Г.М. Кржижановского. Прослышав о раздражении Кржижановского, Пальчинский написал ему письмо, в котором объявил о своем отказе от членства в Госплане [23]. Кржижановский был, безусловно, рад тому, что этот колкий человек оказался за порогом его официозного учреждения, но в то же время отдал должное способностям Пальчинского, обратившись к нему с настоятельной просьбой продолжить сотрудничество с Госпланом в качестве консультанта, на что Пальчинский дал свое согласие.

В 1926 году Пальчинский проделал маршрут длиною в 12 тысяч километров по среднеазиатской части СССР, путешествуя в течение 65 дней на поезде, пароходе, верхом на лошади и пешком. Он получил от советского правительства задание оценить нефте- и газопромышленный потенциал региона. Пальчинский проявил такую же склонность к критике советской промышленной практики, какую он некогда проявлял в отношении промышленной практики при царском режиме. В частности, он выступил с суровым осуждением того, что было названо им «фонтанной психологией» администраторов нефтяной промышленности, предпочитавших бурить скважины, которые создавали большой внешний эффект и зачаровывали высшее московское начальство, однако игнорировавших большие запасы угля и газа, которые часто оказывались более дешевыми источниками энергии [24]. Пальчинский остался скептиком в отношении команд из центра, игнорирующих местные условия, — каким он был еще до революции, критикуя царское правительство за импорт из Западной Европы камня для фундаментов и набережных, который мог бы быть добыт поблизости от мест их сооружения [25]. Остался он верен и защите рабочих от администраторов. В 1927 году он писал, что в советской нефтяной промышленности «слишком много административных правил и слишком мало правил безопасности» [26]. По его мнению, администраторы нефтеочистительных заводов слишком много говорили о предотвращении воровства и хулиганства и слишком мало — о защите рабочих от пожаров и взрывов. Воровство и хулиганство, указывал он, являются нарушениями, которые относятся к сфере уголовного права. Специфическая же обязанность тех, кто управляет заводами и руководит строительными работами, состоит в охране жизней рабочих [27]. Пальчинский был независимым и даже упрямым человеком, неизменно отказываясь давать свое заключение по любому вопросу до тех пор, пока ему не удавалось скрупулезно собрать все относящиеся к делу данные. В 1928 году, после начала первого пятилетнего плана, в котором делался упор на ускоренный рост эффективности производства, Пальчинский получил от ВСНХ задание дать рекомендации по размещению новых угольных шахт в Челябинской области [28]. Он приступил к заданию со своей обычной доскональностью, запросив обширные данные об угольных отложениях, транспортных сетях и плотности населения. В апреле его попросили ускорить работу, чтобы не выйти за рамки строгого графика, установленного вышестоящим начальством. Пальчинский хладнокровно отвечал, что еще не получил всего массива запрошенных им данных, а некоторые из них совершенно необходимы для проведения анализа, и поэтому он не в состоянии ускорить выполнение проекта [29]. Его единственной уступкой была отсрочка просьбы о выплате ему жалованья.

НЕЗАВИСИМЫЙ ПРОЕКТИРОВЩИК СОВЕТСКОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ

В 1920-х годах Пальчинский разрабатывал свою собственную программу индустриализации Советского Союза. Он расширил созданный им в 1916 году Институт изучения поверхности и недр, содействовал развитию институтского журнала, собрал вокруг себя группу разделявших его взгляды инженеров. Вдобавок к этому, из-под его пера струился устойчивый поток передовиц и статей, призывавших к плановому развитию советской промышленности на прочной основе не имеющих залежей полезных ископаемых на территории страны [30]. В феврале 1922 года он основал в Москве Клуб горных деятелей — добровольную организацию, которая должна была проводить независимую экспертизу горнопромышленных проектов и издавать периодические сводки. Стремясь держаться в курсе иностранной литературы в своей области, он читал и составлял обзоры трудов, выходивших на английском, французском, немецком и итальянском языках [31]. Вместе с тем, в своей собственной работе Пальчинский не ограничивался простым копированием идей иностранных авторов, но развивал представления, крепко привязанные к условиям России. Он подчеркивал, что революция преодолела многие из тех препятствии к индустриализации, с которыми прежде сталкивались инженеры. По его мнению, новый советский режим предоставил такие возможности для промышленного планирования, о которых инженеры в царское время не могли' и мечтать, он действительно считал, что советские инженеры, свободные от хозяев-капиталистов, могут стать более авторитетной силой для своего народа, чем это возможно для инженеров где бы то ни было еще. Он надеялся, что советским инженерам удастся занять позиции, которые при капитализме принадлежали финансистам и предпринимателям [32].